Пуговицы - Ида Мартин
– Надя мертва, – прохрипела я, едва сдерживаясь, чтобы не закашлять, – в полиции это подтвердили.
– Не может быть! – воскликнул Липа. – Я ее видел собственными глазами. На светофоре возле «Фикс прайса». Это ужасное, обожженное лицо…
– Нет, – сказала я уверенно, – Надя мертва.
– Ладно. – Липа пожал плечами, – так всем проще. Но кто же тогда ее убил?
– Получается, что Светка. Та женщина, с которой Надя подралась. Тамара Андреевна договорилась с ней встретиться и ждала, но не дождалась. Теперь понятно почему. Надя кинула Светку на деньги, и та хотела их вернуть. Так все и произошло. С учетом того, в каком состоянии в тот вечер была Надя и что она собиралась сделать, это неудивительно.
– Но как же? – Лиза недоуменно похлопала глазами. – Сеня ведь сам видел, что это Надя победила Светку.
– А как Надя растяжку забрала из контейнера? Как вернулась в палисадник он видел?
– Нет, – признался Липа. – Я сразу домой побежал.
– Спасибо! – Я посмотрела на Липатова. – Ты мне очень помог. Я теперь хотя бы поняла, что там случилось. А как Светке удалось расправиться с Надей, уже совершенно неважно. Главное, что никто из наших тут ни при чем.
Пришла мама, она ездила к нотариусу. Поздоровалась с ребятами, после чего принюхалась и скривилась.
– Чем это у вас тут воняет?
Мы тоже принюхались, но ничего не почувствовали. Лиза с Липой пожали плечами, но мама уже увидела у них в руках пакетик с картошкой и, брезгливо передернувшись, исчезла на кухне.
– Мы пойдем, – сказала Лиза, – поправляйся. И включи телефон. Меня твой Томаш достал.
– А чего он?
– Про тебя спрашивает, говорит, твоя мама ни его, ни Бэзила не пускает.
– Нет настроения общаться.
– Это я понимаю, – на прощание Лиза ободряюще потрясла мою руку, – когда мне было плохо, я тоже никого не хотела видеть. Потом пройдет.
Трудно сказать, почему сцена в туалете, которую закатила Надя, на меня так подействовала. Вероятно, копившееся долгие годы чувство вины перед мамой требовало выхода, и подсознание просто воспользовалось образом Нади, пытаясь предостеречь меня от саморазрушения.
Когда все успокоилось и я поняла, что предавать меня никто не собирался и к случившемуся с Надей по большому счету близкие не имели отношения, все мои подозрения и страхи стали выглядеть параноидально и глупо. Неудивительно, что другим я казалась зацикленной и одержимой. Объективно говоря, я действительно была не в себе.
Однако то, что мы с Сеней и Лизой так спокойно обсудили страшную Липину историю, обнадеживало. Я уже могла говорить и думать об этом без лишних эмоций и домыслов. Конечно, у меня оставалось еще много вопросов, особенно о том, что касалось моего принудительного заключения в «Пуговицах», но мама клялась, что ничего об этом не знала. Когда она приехала и не обнаружила меня дома, отправилась в школу, а там Ольга Олеговна посоветовала ей позвонить директрисе. Тамара Андреевна рассказала, что у меня была затянувшаяся депрессия, навязчивые состояния и апатия, из-за которых Кощею пришлось отправить меня на пару недель в пансионат.
Мама решила меня не «травмировать», ничего не рассказывать про Кощея и оставила в «Пуговицах», где в общей сложности я провела почти неделю. А когда Тамаре Андреевне позвонили и сообщили, что я сбежала и состояние у меня очень «нестабильное», она моментально поставила на уши всех, включая моего отца, который в тот момент находился в Казахстане и должен был подыграть мне так, чтобы не спугнуть. Все считали, что я собираюсь покончить с собой.
Близняшки зачем-то рассказали, будто я неоднократно грозилась это сделать, поэтому Тамара Андреевна выдала Славе и Филу с Бэзилом четкие инструкции, что сообщать мне о Кощее ни в коем случае нельзя, так же как и раскрывать приезд матери. От них требовалось лишь найти меня, успокоить и, если понадобится медицинское вмешательство, уговорить вернуться в «Пуговицы». Джену и ее помощника тоже вызвала директриса. Даже из Минска ей удавалось неплохо руководить.
Томаш пришел в тот же вечер, после ухода Лизы и Липы. Я включила телефон и позвала его. Обида за то, что он не нашел для моего освобождения деньги и вообще ничего не сделал, все еще сидела во мне, но уже не так болезненно и остро. Я скучала по нему. Мне не хватало его взглядов, рук, успокаивающей ровности и уверенности. Кроме того, я до сих пор не знала, куда он пропал после нашей ссоры, что было в Дашиной переписке с Надей и что это вообще за переписка, раз Надя, как выяснилось, если и могла писать, то только с того света.
Мама приняла Славу с бόльшим радушием, нежели Сеню и Лизу, что неудивительно, ведь Слава был из тех, кто производит на родителей исключительно хорошее впечатление. Сначала он сел на табуретку у стены, где до этого сидела Лиза, однако, как только мама вышла, тут же перебрался ко мне на диван и потянулся, чтобы поцеловать, но я отодвинулась.
– Ты обижаешься? – удивился он.
– Я болею и могу быть заразной.
– Понятно! – Он взял мою руку и поцеловал ее. – Я соскучился.
В его темном серьезном взгляде читалась искренность. Мне нужно было что-то ответить, но я вдруг вспомнила, как они с Лехой валялись под елкой, и невольно расхохоталась.
– Ты чего? – удивился он.
– Елку вспомнила.
– Да, – он улыбнулся, – задала ты всем жару.
– А нечего было меня ловить.
– И где ты только этого гопника откопала?
– Леха не гопник.
– А кто же?
– Да так. – Я улыбнулась. Воспоминания о Лехе заметно скрашивали весь произошедший со мной дурдом. – Нарисованный парень из другого мира.
– И кто он тебе? – Томаш нахмурился.
– Ты ревнуешь?
– Да.
– Слав, давай начистоту! – Я забрала у него руку. – Это ведь из-за тебя меня туда упекли?
– В «Пуговицы»? – зачем-то уточнил он. – Не совсем. До тех пор пока та девушка-близняшка не пришла ко мне, я не догадывался, что ты там. Клянусь! Да, я знал, что твой дед отправил тебя куда-то, но понятия не имел куда. Он не хотел говорить. Боялся, что я разболтаю кому-нибудь.
– Кому ты мог разболтать?
– Ну, понимаешь, получилось так, что после того нашего с тобой разговора я взял у Даши телефон и почитал ту переписку, о которой ты рассказывала. Ее переписку с якобы Надей. И это действительно был Надин номер, и писала она такие вещи, от которых у меня волосы дыбом встали. Как будто это и правда она. Упоминала какие-то старые истории, моменты, нашу маму, деда, «Пуговицы». Спрашивала про тебя и про нас. Я испугался – за Дашу и за тебя тоже. Надя была ненормальной и могла задумать что угодно, в том числе и