Сергей Алексеев - Удар Молнии
Так оно и случилось.
И заканчивался сон всегда одинаково: Диктатор протягивал ему руку по-птичьи трехпалую, изуродованную взрывом, а Глеб не принимал ее и говорил, что это рука не его, чужая, и принадлежит российскому президенту.
Путь до российской границы занял семь дней, так что сон о Диктаторе измучил больше, чем дорога. Можно было сходу перескочить через милицейские заслоны, охраняющие границу, и если даже засекут, то уже на своей территории, однако из-за солдатиков пришлось тормознуться еще на один день, до ночи: от обозленных, быстро впадающих в ярость ментов не так-то просто отбрехаться, потянут в комендатуру. На российской территории в приграничных районах уже вовсю действовали чеченские террористы, устраивая взрывы на вокзалах, в автобусах и прочих многолюдных местах.
И тут наконец Глеб впервые остался с Грязевым один на один сразу на несколько часов: "вольные стрелки" тем временем изучали границу, подыскивая безопасные проходы. Сели напротив друг друга и замолчали. Когда Головеров пришел на встречу в убежище снайпера, поговорили всего минут двадцать, и больше о том, где сейчас "Молния", что с мужиками, кто пострадал в Чечне и как, а потом заторопились в дорогу, начали заново прорабатывать маршрут - в общем, было не до откровений. Неожиданное появление в Чечне инструктора из центра "Шамиль" помогло Глебу прервать это долгое прощание с Натальей. Он воспрял, обрадовался, да не надолго...
Теперь вот сидели, и, оказывается, не о чем говорить, когда возвращаешься с войны не с победой, а с позором и поражением. И душу изливать не было никакой охоты.
- Ты возьми этого пацана к себе пока, - вспомнил Глеб о "ковбое". - А я своего возьму.
- Ладно, - обронил Грязев. - Куда же его деть? И снова надолго замолчали. Потом Саня снял ботинки, размотал изжеванные дорогой, пропитанные сукровицей бинты. Глеб увидел ноги, спросил:
- Что это у тебя?
- На углях учился плясать, - неохотно отозвался тот. - В Болгарии. Слышал, у них такой ритуал есть?
- Слышал... И научился?
- Научился.
- И целых два года учился?
- Да не только... Еще сам учил. Готовил спецназ в Сербии, потом в Болгарии. Все заводят спецназы, мода пошла.
- Это точно.
- А воюют пацаны.
- Как всегда...
За целый день это лишь и сказали. Когда ликвидировали "Молнию" в девяносто третьем и безработные бойцы ее собирались на Головеровской квартире, говор и шум стоял до потолка, так что участковый прибегал. Какие планы строили, какие надежды были! А ведь тоже вроде бы потерпели поражение и ситуация была еще плачевнее.
Правда, тогда распаляли себя водкой, тут же и выпить нечего...
Границу решили перескочить в половине третьего ночи, за полчаса до смены патруля, когда зевота уже закладывает уши и от сонливости песок в глазах. Было время прикорнуть, выставив часового, и Глеб, чтобы избегнуть еще одной беседы с Диктатором, вызвался подежурить. Едва мужики засопели, как "ковбой" тихонько приподнялся, огляделся - Головеров сидел под тополем, - и принялся распихивать магазины по карманам жилета, проверять оружие и одежду. Потом крадучись приподнялся, отполз в сторону и припустился бегом - назад, в Чечню.
Глеб появился у него на пути, встал, сунув руки в карманы.
- И куда же ты навострился, парень? Оказалось, он прихватил еще и "винторез" Анатолия Ивановича.
- Нельзя мне сейчас в Россию, - со стариковской безысходностью проговорил он. - За отца еще не отомстил, кровники остались... Да и вообще...
Головеров отобрал у "ковбоя" оружие, дал по затылку, толкнул в середину между спящими мужиками. Он как заведенный снова отполз, вскочил и понесся скачками прежним путем, без оружия. Глеб догнал еще раз, почти волоком притащил назад. Парень крепился несколько минут, вздрагивая узкой спиной, и все-таки началась истерика. Он катался по земле, царапал ее пальцами, срывая ногти, буравил лицом и выстанывал одну и ту же фразу:
- Суки, падлы, рабы, предатели... Глеб молча облил его водой, посадил, дал попить. Мужики проснулись и сидели теперь безмолвно, с настороженными лицами, как возле покойного. "Ковбой" вроде бы успокоился, однако через некоторое время уже трезвым, но усталым голосом сказал:
- Рабы и предатели. Кругом рабы и предатели. Сука, все равно уйду.
Глеб связал его бинтом, разорвав последний медицинский пакет, затянул рот и поднял всех на ноги: надо было немедленно уходить, и так нашумели, а возле границы по ночам бродили духи - то ли охрана, то ли просто жулье...
Собственно, никакой границы в настоящем ее виде не было, цепь заслонов, секретов да пеший патруль, на дорогах пропускные посты, сложенные из железобетонных блоков. Правда, глубина контролируемой территории была в несколько километров, до казачьих станиц, где местная самооборона выставляла на ночь свои дозоры и посты.
Оружие и боеприпасы распихали в вещмешки, в том числе и разборный "винторез", пошли стаей, "ковбоя" вели, как пленного, под руку. Только Анатолий Иванович двигался в одиночку и чуть в стороне, чтобы, в случае чего, отвлечь на себя внимание. Однако все обошлось, проскочили незамеченными до первой станицы, обогнули ее и остановились у дороги, когда начало светать. Пора было брать такси - пешком по России не набегаешься...
"Ковбоя" освободили от пут, когда Саня Грязев остановил машину потрепанный зеленый "Москвич" с молодым парнем за баранкой, - и стал договариваться о цене. Частник наметанным глазом осмотрел пассажиров, сразу же оценил их криминальный вид, поскольку недельный путь по Чечне отпечатался на одежде и лицах, хотя и старались привести себя в порядок, после чего заломил такую сумму, что и денег-то таких при себе не было. Пришлось отсадить его от баранки на заднее сиденье и припереть плечами: после приступа наглости на него напал приступ страха. Грязев попытался было интеллигентно уверить его, что убивать не будут, машину отдадут и деньги заплатят, только в разумных пределах, потом махнул рукой и стал смотреть в окно: наконец-то попал в Россию!
Частник потел, и запах от него был знакомым: издревле это называли смертным потом. Глеб приспустил стекло, но не избавился от тошнотворной вони и вдруг вспомнил Миротворца, вернее, его замысел встряхнуть нацию от спячки, пропустив ее через жернова позора.
Неужели и в самом деле Россия утратила волю, а народ - национальную честь и мужество, превратившись в терпеливое стадо? Без героев? Без пастыря? Откуда эта звериная психология - урвать сразу много, хоть раз, но нажраться до отвала, а если случайно угодил в лапы более сильному хищнику - умирать от страха?
Нет, точнее, рабская психология, ибо жизнь зверей естественна, и даже твари самые мерзкие, с точки зрения человека, красивы и совершенны.
Действительно, рабы и предатели...
Два года бессмысленной мясорубки, два года над страной воняло смертным потом, но кто-нибудь возмутился, закричал, сжег себя на площади в знак протеста? Кто еще, кроме горстки солдатских матерей, восстал против войны? А в России - десятки партий и целых четыре власти! Кто из них вышел на площадь и стоял намертво, до победы?
Горлопаны горлопанили, обломовы мечтали о светлом будущем...
И все вместе униженно просили дать зарплату и думали, где бы срубить бабки - хоть раз, но много.
Тем временем этот мальчишка дважды ходил штурмовать Гудермес.
И ни разу не стал героем.
Ничто так не увлекало и не захватывало воображение и чувства, как злая, острая мысль. Глеб настолько оторвался от реальности, что не заметил, когда серый невзрачный "жигуленок" с двумя антеннами на крыше обогнал его уже второй раз. Зрительная память отметила это, но сознание оставалось невосприимчивым, словно окружающая жизнь существовала отдельно, на гигантском экране.
- Что-то не нравится мне вон тот "жигуль", - спокойно проговорил Грязев, наклонившись к водительскому сиденью, и этим вытащил Глеба из глубины мрачных размышлений.
Они уже миновали сложный дорожный узел с жестким контролем возле Пятигорска, обогнули стороной Минеральные Воды - владелец машины отлично знал объездные пути и после соответствующей беседы охотно их показывал. Теперь пробирались проселочными и хозяйственными дорогами в сторону Невинномысска, и этот автомобильчик с антеннами и тонированными стеклами насторожил Саню не зря.
- Может, взять хотят? - предположил Глеб.
- Вышли-то чисто, где могли подцепить?
- На границе подшумели. - Головеров посмотрел на "ковбоя" - оба солдатика настороженно прислушивались к диалогу.
- А кого ведут? Сразу всех, или кого-то конкретно?
- Скорее всего, меня.
- Смысл?
- Смысл вечный, как мир, - Глеб оставил руль и потянулся, разминая тело. Сделал дело, пора и в деревянный пиджак.
- Тогда бы из Чечни не выпустили, там удобнее, - предположил Саня. - Концы в воду.
- Там удобнее, да искать не просто.
- Я же нашел тебя.
- То ты!.. А машинка, кстати, не нашей конторы. Похожа на эмвэдешную. РУОП что ли? Или ОМОН?
