Брат мой Каин - Перри Энн
– Если бы это было так. – Эти слова адвокат произнес совершенно искренне. – Но по факту гибели Кейлеба будет проводиться официальное дознание. Нам необходимо выяснить, что заставило его столь неожиданно совершить этот жестокий и бессмысленный поступок.
– Так ли это необходимо? – Лицо хозяйки дома оставалось спокойным – она уже явно успела решить все для себя самой. – Какое значение это имеет теперь, мистер Гуд? Кейлеб, похоже, никогда не жил спокойной жизнью. Неужели его нельзя просто похоронить и оставить в покое, где бы ни находилась сейчас его душа? А заодно и нас самих тоже больше не тревожить? С тех пор как мой муж взял братьев к себе в дом, они не приносили ему ничего, кроме горя.
– И даже Энгус? – удивился Эбенезер.
– Нет. Сказав так, я поступила несправедливо. Энгус доставлял ему огромную радость. Он олицетворял все то, о чем муж только мог мечтать.
– Но?.. – мягко и вместе с тем настойчиво спросил Гуд.
– Так было на самом деле!
– Судя по вашему голосу, вас преследует какое-то сомнение, вы в чем-то не совсем уверены, – продолжал стоять на своем адвокат. – Что вас беспокоит? Скажите, леди Рэйвенсбрук, по какой причине Кейлеб столь нестерпимо возненавидел Энгуса? Ведь раньше они были очень дружны. Что заставило их стать столь ярыми врагами?
– Я не знаю!
– Но, возможно, догадываетесь? Вы наверняка задумывались над этим, размышляли… Хотя бы из-за того, что вашему мужу приходилось страдать по этой причине.
– Конечно, я думала об этом. Я провела много часов без сна, стараясь найти способ заставить их помириться. Я долго ломала голову и часто спрашивала мужа, пока не убедилась в том, что ему известно немногим больше, чем мне, и что даже разговор об этом вызывает у него боль. Они с Энгусом не чувствовали…
– Не чувствовали чего?
Леди Рэйвенсбрук говорила с большой неохотой. Собеседнику приходилось буквально вытягивать из нее слова, и он прекрасно это понимал.
– Они не чувствовали себя непринужденно, оставаясь вместе, – объяснила Энид, – словно рядом постоянно находилась тень Кейлеба, словно их разделяло какое-то темное пространство, рана, о которой оба они не могли навсегда забыть.
– Но вам нравился Энгус?
– Да. Да, я любила его. – Теперь тень с лица женщины исчезла, и она явно заговорила от чистого сердца. – Он был поразительно добр. Такой человек вызывает восхищение во всех отношениях. И он в то же время оставался настолько скромным, что никогда не выставлял себя напоказ и не казался напыщенным. Да, я очень любила Энгуса. Я не припоминаю, чтобы он когда-нибудь выходил из себя или проявлял жестокость. – Лицо Энид сделалось неподдельно грустным, однако сейчас она просто горевала о понесенной утрате, не испытывая при этом сомнений и не страдая от недомолвок.
Собственная настойчивость вызывала у Гуда отвращение, но в то же время его разум захватило какое-то ноющее нетерпение, напоминающее зубную боль, тупую и непрекращающуюся, но иногда становящуюся столь острой, что от нее перехватывает дыхание.
– Не припоминаете? – переспросил он с некоторым удивлением.
– Нет, – ответила леди Рэйвенсбрук таким тоном, словно собственные чувства оказались для нее полной неожиданностью. – Такого никогда не случалось. Я абсолютно не удивляюсь тому, что муж так его любил. Энгус обладал всеми качествами, которые мой супруг мог только пожелать увидеть у родного сына, если бы он у него был.
– Он, должно быть, ненавидел Кейлеба за то, что тот убил Энгуса, – тихо проговорил Эбенезер. – Его вполне могли бы понять, если бы он никогда не простил ему этого проявления вероломства, особенно с учетом того, что Энгус по-прежнему сохранял верность брату.
Энид отвернулась, и голос ее зазвучал еще тише:
– Да. Я не вправе его упрекать. И все же он, похоже, не испытывал к нему такого гнева, как я. Он как будто…
Адвокат замер в ожидании, подавшись вперед. Воцарившаяся в комнате тишина, казалось, колола ему уши.
Собеседница очень медленно обернулась к нему снова.
– Я не знаю, каких слов вы от меня ждете, мистер Гуд… – начала было она.
– Я жду правды, мадам, – прервал ее юрист. – Это единственное, что останется достаточно чистым, что окажется в конце концов превыше любых страданий.
– Мне она неизвестна!
– Он как будто… что? – напомнил женщине Гуд.
– Как будто знал, что это должно однажды случиться. Это стало для него чем-то вроде удара, которого он давно ждал – и который положил конец долгому напряжению, принес ему едва ли не успокоение. Вы не находите мои слова ужасными?
– Нет. Я нахожу их всего лишь печальными, – спокойно ответил Эбенезер. – И если мы останемся до конца честными, с ними мог бы согласиться каждый из нас. Иногда усталость пересиливает все остальные чувства.
Энид улыбнулась, и в глазах у нее впервые за все это время появился блеск.
– Вы очень добры, мистер Гуд, – сказала она. – Наверное, не напрасно вы носите такую фамилию[8].
Адвокат впервые за много лет ощутил, как его лицо заливает краска, почувствовав в то же время какое-то необычное удовольствие и осознав, насколько он одинок.
* * *Оливер Рэтбоун находился в зале суда, когда его члены собрались на новое заседание. Предназначавшиеся для публики места теперь оказались почти пустыми. Газетные заголовки громогласно возвестили о том, что Кейлеб Стоун попытался совершить новое убийство, на этот раз покусившись на жизнь человека, заменившего ему отца и ставшего его благодетелем. Однако высшая справедливость в конце концов восторжествовала – он сам из убийцы превратился жертву. Истории пришел конец.
Поискав взглядом Эбенезера Гуда и убедившись в его отсутствии, судья обернулся к Рэтбоуну, удивленно приподняв брови.
– Ему больше некого защищать, – ответил Оливер, пожав плечами. Он не знал, где находился Гуд, и его отсутствие вызвало у него легкое разочарование, поскольку обвинитель рассчитывал на поддержку адвоката.
– Действительно, – сухо заметил судья. – Ваше объяснение не совсем меня удовлетворяет, но, я полагаю, нам придется им довольствоваться. – Обернувшись к присяжным, он в официальных выражениях сообщил им то, что они уже знали. Кейлеб Стоун мертв, и продолжение суда над ним стало невозможным ввиду того, что он неспособен давать показания или оправдываться. Поэтому у присяжных не будет оснований для вынесения вердикта. Объявив о прекращении разбирательства в связи с невозможностью соблюдения процессуальных норм, судья поблагодарил присяжных и отпустил их.
Вскоре после этого Оливер навестил председателя суда в его кабинете с обшитыми дубовыми панелями стенами, освещенными лучами яркого мартовского солнца, пробивавшимися сквозь стекла высоких окон.
– В чем дело? – спросил судья, не скрывая удивления. – Это дело больше не представляет интереса для вас, Рэтбоун. Что бы мы о нем ни думали, нам больше не удастся преследовать Кейлеба Стоуна. Он нашел прибежище там, откуда нам уже ни за что его не вернуть.
– Я понимаю, ваша честь. – Стоя напротив судейского стола, Оливер сверху вниз смотрел на сидящего в кожаном кресле худощавого человека с глубокими морщинами под глазами. – Я лишь желаю убедиться в том, что избранный им исход был либо несчастным случаем, либо заранее продуманным им самим шагом.
– Я вас не понимаю. – Судья сразу нахмурился. – Рэйвенсбрук утверждает, что это несчастный случай, но даже если это самоубийство, неужели вы в самом деле задались целью найти необходимые тому подтверждения? – Он чуть поджал губы. – Зачем вам это нужно? Вы желаете, чтобы его похоронили в неосвященном месте? Я не подозревал, что вы настолько мстительны. Это не имеет никакого отношения к заботе о вдове или к тому, чтобы она получила возможность впоследствии вновь выйти замуж, если вам так хочется.
– Я не верю, что он покончил с собой, – ответил Рэтбоун.
– Тогда вы думаете, что это было убийство? – Взлохмаченные брови судьи удивленно приподнялись. – Вам что, не говорили, как все случилось? Лорд Рэйвенсбрук вошел в камеру, чтобы увидеться…
