Зов пустоты - Максим Шаттам
Людивину слишком занесло, воображение захлестнуло ее. Она не могла отрицать, что последствия минувших недель навсегда останутся с ней. Флешбэки на прогулках, внезапная паника в толпе, безумные, тревожные идеи – все это будет преследовать ее до конца жизни, не даст покоя на улицах, на вокзалах, в магазинах, даже в минуты отдыха, в парке или на пляже… Она вспомнила слова Марка и с горечью осознала, что он, возможно, был прав, когда сказал, что психология современного человека – это психология жертвы войны.
Мы мыслим так, словно живем в условиях долгой осады, которая перемежается с молниеносными атаками, а наши войска постоянно ведут бои.
Этой стране, этой исторической эпохе нужно что-то объединяющее. Стойкий символ.
Площадь Республики.
74
На площади бурлил людской поток. Море людей с белой, коричневой, черной, желтой кожей разных оттенков. Волны мужчин, женщин, детей. Гордые надписи на транспарантах, призывы к миру, силе, единству, любви. Со всех сторон к центру изливалась солидарность, словно единый народ восхвалял Республику.
Кто-то пел, кто-то скандировал, кто-то смеялся, кто-то утирал слезы.
Эта толпа была не сборищем незнакомцев, нет, – это было единое существо, возникшее прямо здесь, в порыве единения, голем из плоти и надежды, слепленный, чтобы одолеть ужас, который хотела посеять горстка террористов. Это существо двигалось, крича о своем воодушевлении, о решимости. Теперь оно сплавляло воедино тысячи частиц, призванных стать оболочкой, оберегающей его на пути.
В гуще толпы стоял человек, спрятав руки в карманы пальто. Надер Ансур, беженец из Иордании, во Франции уже три года. Прямой, несколько ошеломленный, он едва ли не гордился тем, что пришел сюда в этой доброжелательной толпе. Сейчас он почти почувствовал, что стал французом.
Его прошлое не было ни примечательным, ни постыдным. Путь человека с палестинскими корнями, который вырос в иорданской семье. Тяжелая политическая обстановка вынудила его бежать, хотя он и так уже пережил множество трагедий, отсидел в тюрьме, потерял родителей, братьев, сестер. Он оказался во Франции, один, в грязном приюте для бездомных на Порт-де-Клиши. Общежития для беженцев были переполнены. Надер не обладал редкой или важной профессией, не имел склонности к какому-нибудь искусству, он просто выживал, и это было главным. Довольствовался малым и, обладая активным, волевым характером, неофициально устроился мойщиком посуды на кухне ресторана в Леваллуа-Перре. Надер был молчуном, но умел слушать и всего за год выучил французский. Затем совершенствовал язык, расширял словарный запас, читая бесплатные газеты, которые раздавали у входа в метро. Вскоре он накопил достаточно денег и вместе с группой ливийцев и эритрейцев поселился в квартире в Клиши. Он был рад уехать из приюта: ни вид на кольцевую, ни запахи и звуки, ни другие приютские обитатели его не слишком прельщали.
Надера часто предавали в жизни – и родные, и женщины, и государственная система. Он никому не доверял, не любил откровенничать, не ценил жизнь в коммуне. Квартиру в Клиши он быстро сменил на другой клоповник, откуда спустя полгода бежал в Женвилье, где ему наконец удалось снять собственное жилье – плохонькую старую студию, которая, однако, полностью отвечала его невысоким запросам. Студию сдавал сварливый старик, без обязательств по ремонту и за наличную оплату раз в четыре месяца. Это вполне устраивало Надера, ведь у него не было ни средств, ни надежды получить что-то более пристойное на законных основаниях. Чем дальше он уезжал от Парижа, от городского смога, тем сильнее ощущал себя самостоятельным, тем выше – так ему казалось – взбирался по социальной лестнице. Он прикрепил к двери туалета старую карту Франции и обвел Бретань, не без доли иронии говоря себе, что однажды доберется туда и поселится у моря, вдали от Парижа, как и подобает знатному господину, каким он к тому времени станет.
Надер ни с кем не общался, менял рестораны в поисках работы мойщиком и мог позволить себе лишь два удовольствия: как только выпадала свободная минута, он кормил голубей в парке у дома, а по пятницам старался не пропускать молитву в мечети.
Тем субботним днем его охватил всенародный энтузиазм, и скорее из любопытства, чем из патриотизма, он отправился на марш свободы.
Мимо него по огромной площади Республики, казавшейся крошечной в человеческом море, прошла группа молодых людей, дующих в трубы. Они подхватили его под руки, стали кричать, что все они – единое целое. Надер расплылся в удивленной улыбке.
Почти робко он пробирался через толпу, чтобы никого не задеть: он был лишь неприметным беженцем. Сколько здесь собралось народу? Двадцать тысяч? Сорок? Со всех сторон подходили все новые и новые участники. Это впечатляло.
Надер отыскал место у скамейки, на которой уже сидели, и принялся разглядывать голубей, примостившихся на фасаде.
Затем перевел взгляд на людей. Вот семьи, которые учат детей французским ценностям. Подростки машут картонными плакатами, изгоняя ненависть. Парочка целуется так, словно они одни в целом мире. Отец с маленькой дочкой на плечах. Двое полицейских неподалеку. Трое парней открыто флиртуют с двумя девчонками гораздо младше их. Профсоюзные активисты в кепках с одинаковыми логотипами и в самодельных футболках с лозунгом «Нет терроризму!». Предприимчивый продавец воды в бутылках, который наверняка потратил целую вечность на проверку товара: меры безопасности на марше были очень строгими. Одинокий мужчина с печальным видом бормочет что-то себе под нос так усердно, что на лбу у него выступил пот.
Надер стоял рядом с ним. Мужчина скорее походил на «простого коренного француза», как порой выражались по телевизору, но говорил по-арабски: Надер сразу узнал родной язык.
Он читал молитву.
Присмотревшись, Надер понял, что его лихорадит, он весь дрожит. Он говорил все быстрее. Что-то с ним явно было не так.
Надер заметил у него в руках мобильный телефон.
Мужчина собирался нажать кнопку вызова. Он закрыл глаза, призвал Аллаха, Его славу и положился на Его милость.
Надер кинулся на него. Мужчина не заметил этого вовремя и повалился на землю под его тяжестью. Они покатились по мостовой, телефон выпал из рук. Мужчина попытался спихнуть Надера, ударил его локтем в бровь, но Надер, не дрогнув, держал его крепко. Мужчина, обливаясь потом, бесился
