Безумие толпы - Луиза Пенни
– Собирать вещи?
Она улыбнулась ему:
– Ни в коем случае. Это твоя работа. Никто не сделает это лучше тебя. Пожалуйста, присядь.
– Вы уверены? – спросил Арман. – Жан-Поль знает об этом, правда?
– Да.
В добрых глазах Робержа была пустота.
– Вы сказали, что письмо пришло на следующий день после смерти Пола Робинсона? – уточнил Бовуар.
– Да. Вместе с присланной книгой. Я поняла, о чем оно, с первых слов. Совершенно ясно, что это предсмертная записка: он признается, что убил Марию и не может с этим жить. И объясняет: когда это случилось, он решил покончить с собой, но не сразу, а дождавшись, пока Эбигейл не станет самостоятельной и не покинет дом. Он отправил ее ко мне в Оксфорд и попросил, чтобы я приглядывала за ней.
– Что вы и сделали, – сказал Арман, – чем заслужили его вечную благодарность.
– Oui, – тихо произнесла она. – Мы с Жан-Полем сняли коттедж близ Лоуэр-Слотер. Эбби приезжала к нам каждую неделю и оставалась до воскресного обеда. Часто она привозила с собой подругу. Эбби была яркая, счастливая девушка. Честолюбивая, но ведь большинство молодых людей ее уровня честолюбивы. А потом случилось это… – Она посмотрела на письмо.
– И что вы сделали, когда прочли его? – спросил Арман.
– Позвонила ему. Думала, может быть… Но уже было поздно. Ответила соседка и сообщила, что Пола больше нет. Это выглядело как инсульт или инфаркт, но я-то, конечно, знала правду.
– И ничего никому не сказали.
– Не сказала. А почему я должна была что-то кому-то объяснять? Если бы Пол хотел, чтобы люди знали причину его смерти, он бы оставил записку. Но ведь не оставил же.
– Он послал вам письмо. Почему?
– Я сама искала ответ на этот вопрос. Единственное, что мне приходило в голову: он чувствовал потребность признаться в содеянном. Рассказать тому, кто любит его и сможет понять, что случилось.
– Но… – Арман подался к ней, – он также пишет в конце, что вы должны дать прочесть это письмо Эбигейл.
– Да.
– Почему? Почему он хотел, чтобы его дочь знала, что он сделал с ее сестрой? Конечно, с некоторой натяжкой можно допустить, что он хотел сообщить об этом вам, но не второй своей дочери.
Его глаза умоляли ее объяснить это ему.
Колетт едва заметно улыбнулась, скорее даже ухмыльнулась.
– Вы не знали Пола. – Она посмотрела на мужа, который вытаскивал салфетки из коробки «Клиникс» и методично выкладывал их на стол. – Он был ученым. Дотошным в своих исследованиях, в своих записках, в своих делах. Всегда аккуратным и честным. Он был предан истине. Я думаю, он хотел, чтобы кто-то знал о том, что произошло.
– Кто-то – да, – сказал Арман. – Но Эбигейл?
– Она сделана из того же теста. Посмотрите, с какой настойчивостью она добивается, чтобы ее исследование, каким бы сомнительным оно ни было, получило распространение официально. Возможно, Пол решил, что у нее есть подобные подозрения, и хотел положить конец ее сомнениям, чтобы эти мысли не мучили Эбигейл всю оставшуюся жизнь.
Арман откинулся на спинку стула и задумался. Это было совсем не то, что он хотел услышать. Отяготить, нагрузить своего ребенка таким откровением? Есть вещи, о которых лучше умалчивать.
Но, с другой стороны, Колетт была права. Он не знал Пола Робинсона. Он давно уже понял, что было бы ошибкой предполагать, будто другие будут вести себя, чувствовать, думать, принимать такие же решения, как и он.
– И как вы поступили? – спросил Бовуар.
– Что значит «как»?
– Вы сказали Эбигейл об этом письме?
– Она сделала больше, – произнес Жан-Поль Роберж твердым голосом, глядя на полицейских ясными глазами. – Она показала ей это письмо. Она была очень расстроена.
– Еще бы Эбигейл не расстроилась, – заметил Бовуар.
– Не Эбигейл. Другая.
* * *
– Bonjour, – поздоровалась Изабель. – Можно поговорить с вами?
Она нашла Эбигейл в библиотеке, где, кроме профессора, никого не было.
– Не знала, что копы спрашивают разрешения, – сказала Эбигейл, закрыв свой ноутбук.
– Моя мама учила меня быть вежливой. А старший инспектор вручил мне пистолет на тот случай, если вежливость не поможет.
Эбигейл улыбнулась. Она выглядела изнуренной. Усталой.
Лакост заняла кресло напротив Робинсон, и теперь женщины сидели по разные стороны от камина. Изабель посмотрела на штабелек дров – отсюда два дня назад Винсент Жильбер унес орудие убийства.
– Вы прячетесь?
– Если да, то для этого выбрано не самое удачное место. Вы же меня нашли.
– Я думаю, прячетесь вы не от меня.
Эбигейл тяжело вздохнула:
– Мне нужно было выйти из номера, но я не хотела его видеть. Я не доверяю себе.
– Вы думаете, что могли бы закончить то, ради чего приехали сюда?
Эбигейл снова улыбнулась и отрицательно покачала головой:
– Я приехала сюда, чтобы унизить его. Напугать. Ранить его эго, но не навредить ему физически. Чтобы он провел остаток жизни в муках. Как моя мать.
– Вы добились этого. Так чего же вы опасаетесь? Что еще вы можете сделать?
– Уничтожить его. Мы все знаем, что он убил Дебби, решив, что это я. Гамаш и этот второй ваш коп практически так и сказали мне в ночь смерти Дебби. Ее убили по ошибке. Но я не смирилась с этим. – Она потерла лоб с такой силой, что на коже осталось красное пятно. – Неужели реакция всегда запаздывает?
– Зачастую. – Изабель подалась вперед. – Вы можете рассказать о дне смерти вашей сестры?
– Простите, о чем вы спросили?
– Вспомните, что происходило в тот день, когда умерла Мария?
Пока Лакост задавала вопрос, звякнул ее телефон: пришло послание от Бовуара с фотографией письма. Она решила прочесть его позднее.
– Зачем вам это знать? – вздохнула Эбигейл. – Это было так давно…
– Пожалуйста, расскажите мне.
Еще один вздох. Не раздражения, а усталости.
– Это случилось в пятницу. Папа только-только вернулся с конференции…
– Он был один?
– На конференции он был с Колетт, но она не прилетела с ним в Нанаймо. – Эбигейл помолчала. – Я порой задумывалась, а не было ли у нее с отцом… Но нет, вряд ли. А потом Марии не стало, и они с тех пор почти не виделись.
– Гм… – хмыкнула Лакост, быстро соображая. – И где вы были, когда умерла ваша сестра?
Если Эбигейл и услышала слабую нотку подозрения в вопросе Изабель, то никак этого не показала.
– Вообще, мы с Дебби присматривали за Марией. Но в тот день решили покататься на велосипедах…
– И оставили Марию одну?
– Она спала. Мы хотели съездить в магазин, ведь я знала, что папа вот-вот придет. Но Дебби заявила, что ей пора домой, поэтому я поехала в магазин одна. Когда
