Искатель, 1996 №6 - Виктор Алексеевич Пронин
— И что же следует?
— Если вам удастся найти оставшееся тело, то появляется надежда установить родственность руки и других частей. Не только по анализам, которые не всегда убедительны и достоверны, а и по осколкам. Дело в том, что этот человек попал в действие разрыва снаряда или гранаты, которые разлетаются чрезвычайно маленькими осколками. И в его теле наверняка остались такие осколки. И еще… Между большим и указательным пальцами просматриваются очертания небольшого якорька… Вполне возможно, хозяин этой руки имея отношение к флоту.
— Так, — опять крякнул Пафнутьев.
— Уважаемый Павел Николаевич, у меня к вам просьба, если позволите…
— Конечно! — воскликнул Пафнутьев. — Я буду рад выполнить любую вашу просьбу!
— Когда что-либо выясните о судьбе этого человека, о его личности… Не сочтите за труд, сообщите мне хотя бы по телефону… Если, разумеется, это вас не слишком затруднит, — глаза эксперта за толстыми очками колыхнулись и замерли, уставившись на Пафнутьева.
— Договорились. Я сделаю это обязательно. Сразу, как только что-нибудь станет известно.
— Благодарю вас. Искренне вас благодарю.
— Тогда я напоследок тоже задам один вопрос. — Пафнутьев помолчал. — Пальцы руки были свернуты в кукиш… Что бы это могло означать?
— Сие есть тайна великая и непознаваемая, — скорбно произнес эксперт и после этих его слов Пафнутьев заторопился уходить. — Буду ждать вашего звонка.
— И вы его дождетесь! — заверил Пафнутьев, уже сбегая но ступенькам крыльца.
— Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными.
— Полностью с вами согласен!
Перепрыгнув через лужу, Пафнутьев тут же попал еще в одну, но это его даже не огорчило. Сведения, которые он получил, показались ему обнадеживающими. Что-то впереди забрезжило, появился какой-то просвет, пока еще сумрачный и непонятный, но он уже был. Пафнутьев и самому себе не смог бы объяснить, откуда у него появилась уверенность в успехе. Может быть, странная просьба эксперта так повлияла на него, может быть, тот неожиданный порыв, когда, казалось бы, омертвевший среди бесконечного потока вскрытых, развороченных трупов человек вдруг встал при упоминании о прошедшей войне.
Может быть, может быть…
Вернувшись в прокуратуру, Пафнутьев молча и тяжело прошествовал по коридору в свой кабинет и плотно закрыл за собой дверь. И все сотрудники поняли — к начальнику следственного управления сейчас заходить не надо. По-разному может закончиться такой визит, но вряд ли итог будет хорошим, желанным.
Бросив куртку на диван, запустив вслед за ней кепку, Пафнутьев прошел к столу и основательно уселся, нависнув над полированной поверхностью. Но раздумья его оказались куда короче, чем он сам предполагал. Уже через десять минут Пафнутьев поднял трубку и несколькими звонками включил в работу все службы, которые только мог, — Шаланду, налоговое управление, Андрея, Худолея, двух оперативников. Задание всем было дано одно — выяснить все, что касается фирмы «Фокус».
И каждый раз, с кем бы ни говорил, Пафнутьев повторял с небольшими отклонениями одни и те же слова:
— Все! Ты понимаешь? Абсолютно все. Слухи, сплетни, домыслы, факты, имена, даты, жены и любовницы, дети и родители, города и веси! Номера и марки машин, телефоны, факсы, пейджеры-шмейджеры! Кредиторы и должники! Банковские счета! Куда кто ездил, когда и сколько отсутствовал! Повторяю — все!
Положив разогревшуюся трубку, Пафнутьев некоторое время сидел молча, прикидывая — всех ли задействовал, не упустил ли кого. И вспомнил-таки еще одного человека, его он не мог не вспомнить. И тут же набрал еще один номер телефона.
— Пафнутьев беспокоит!
— Это прекрасно! — ответил знакомый голос. — Всегда рад слышать тебя, Паша, всегда рад видеть! Более того, готов наполнить твою рюмку! И чует мое сердце — очень скоро, может быть, даже сегодня мне представится такая возможность. А, Паша?
— Представится, — добродушно проворчал Пафнутьев. — Все те? бе представится.
— Сегодня?! — захлебнулся от счастья Халандовский.
— Только сегодня!
— Паша… С этой вот самой секунды жизнь моя обрела смысл. Кончилось прозябание, кончилось существование, мыканье и смыканье! Я снова почувствовал себя нужным человечеству! Я снова молод и влюблен!
— Как, опять?
— Паша… Не обижай меня в эти святые минуты! Я ни в кого не влюблен, никто не потревожил покой моего сердца, я о другом… Общее состояние моего организма — влюбленное! И я, кажется, ко многому готов.
— Вот это уже хорошо, вот это уже по делу! — подхватил Пафнутьев, поймав Халандовского на первых же неосторожных словах. — Именно это от тебя и потребуется.
— Паша, мне страшно… Это не очень круто?
— Для тебя? Аркаша, для тебя есть что-либо слишком крутое?
— Есть, но когда я с тобой, Паша…
— Мы вместе, Аркаша! Мы опять вместе!
— И что… Опять разворачиваем знамена? — спросил Халандовский, и в голосе его прозвучала тревога.
— Да! — закричал Пафнутьев в трубку. — Разворачивай знамена, Аркаша! И не только!
— А еще что?
— И шашки вон!
— Паша, — осторожно проговорил Халандовский. — А не хочешь мне сказать, о чем мы с тобой будем говорить при нашей дружеской встрече?
— О жизни, Аркаша. О чем же еще?
— Я жду тебя, Паша. Приходи.
— Буду, — сказал Пафнутьев и положил трубку.
Недолгий разговор с Халандовским придал сил Пафнутьеву, ушла угнетенность, подавленность, он распрямился за столом, в окно посмотрел ясно и твердо, ощутив готовность действовать. Неопределенность, разорванность всего, что он знал о Чувьюрове, о событиях, связанных с ним, уже не давили его. Казалось бы, он не узнал ничего нового, но Пафнутьев явственно почувствовал идущую откуда-то изнутри теплую волну уверенности. Скоро должны пойти первые телефонные звонки, и с каждым звонком он будет узнавать о «Фокусе» все больше и больше.
Но первым оказался не звонок, первым пришел Худолей.
Осторожно приоткрыв дверь, он просунул в щель свою тощую, измятую жизнью и пороками мордочку и в скорбном молчании смотрел на Пафнутьева до тех пор, пока тот не поднял голову и не увидел его.
— Входи! — сказал Пафнутьев.
Худолей приблизился к столу, оставляя на полу за собой редкие капли влаги — с мокрых еще снимков падала вода.
— Извини, Паша, я тут нагадил у тебя, — извиняюще пробормотал эксперт. — Я больше не буду.
— Что там у тебя?
— Снимки, Паша… Очень хорошие получились снимки… Вообще-то в приличных конторах за такую срочную и качественную работу платят премиальные…
— И что?
— Я не намекаю, я понимаю, где работаю. Надеяться здесь на что-то не приходится…
— Почему же? Надейся!
— Я действительно могу надеяться? — в глазах Худолея сверкнула робкая искорка зарождающейся жизни.
— Можешь.
— Тосподи! — Худолей подкатил глаза к потолку. — Как хорошо жить на свете, когда тебя окружают добрые, нравственные, отзывчивые люди, всегда готовые прийти на помощь в трудную минуту, когда тебе тошно, свет не мил,
