Карма красотки - Марина Серова
— В смысле? — осторожно спросила я, ибо уже знала, что ответы Вероники не надо воспринимать буквально.
— От того места, где мы встретились, пойдем пешком.
— А-а… К чему такие сложности? К тому же мне надо где-то припарковаться. Не буду же я это делать посреди проспекта.
— Где-нибудь… там… припаркуешься. Пожалуйста. — В ее голосе явственно послышались слезливые нотки. И я попросту побоялась, что она сейчас закатит истерику. Вот только этого мне не хватало!
— Хорошо… — обреченно произнесла я, уже ничему не удивляясь. Надеюсь, Бог воздаст мне за сегодняшнее терпение!
…Свернув с проспекта и поколесив немного около сквера, я нашла место для парковки. Недалеко шумел тот самый проспект Строителей, где мы утром таким неожиданным образом познакомились с Вероникой. Как выяснилось, эта бедолага слонялась там не от нечего делать. У нее, оказывается, было запланировано свидание с памятными местами. Попросту говоря — с ее же слов, — ей хотелось пройтись по этому скверу, где она часто гуляла с родителями маленькой. Этот порыв возник у нее внезапно, поэтому она, не раздумывая о последствиях, резко свернула на проезжую часть, чтобы сразу оказаться на тротуаре по ту сторону проспекта. А затем преодолеть небольшую преграду в виде невысокого металлического ограждения и оказаться в сквере. Но именно в этот момент на той стороне тротуара совершала свою утреннюю пробежку Татьяна Иванова. То есть я!
Если честно, меня уже начинало тошнить от всех этих дурацких перемещений. И я осуществляла свою надзирательскую миссию из последних сил. К тому же мне безумно хотелось выпить чашечку кофе. Поэтому и не стоит говорить, что «памятные места» я рассматривала невнимательно и без всякого интереса, мечтая о том, как мы с Вероникой наконец расстанемся. Но мне показалось, что в девушке произошли какие-то перемены и она сделалась более адекватной, что ли. Взгляд ее стал более осмысленным, и свои неожиданные перлы она перестала выдавать.
И благодаря ее проблескам осознанности мы наконец добрались до ее квартиры. Стандартная двушка с большой лоджией на четвертом этаже обычной панельной девятиэтажки. Сама квартирка ничем особым не выделялась — ни ремонтом, ни мебелью. Я молча и терпеливо стояла в прихожей и ждала, когда Вероника соберет необходимые ей вещи. Но надо отдать ей должное, долго она не возилась. Уже минут через десять она появилась в прихожей с небольшой мешковатой сумочкой в руках, похожей на котомку.
— Документы взяла? — уточнила я.
— Да, — внятно ответила она и похлопала рукой по сумке.
Я настолько была эмоционально выжата, что не было никакого желания спрашивать у нее паспорт, чтобы заглянуть в него. Для чего? Чтобы узнать ее фамилию и убедиться, что ее действительно зовут Вероника? Опять же — зачем? Нужна ли мне эта информация? Однозначно — нет!
Мы покинули квартиру и вернулись в мой «Ситроен», припаркованный около подъезда. Я глянула на часы — без пятнадцати пять. Ну что ж, пора отправляться на вокзал. Остался последний рывок — посадить Веронику в «Ласточку» и — bye-bye, baby!
Вообще, она заметно притихла, и это не могло не радовать. Ибо разговаривать и спрашивать о чем-либо эту странную девицу мне уже не хотелось. Весь мой запал уже давно улетучился, и все мысли были только об одном — как мы с Ленкой-француженкой сидим в кафе на набережной и попиваем просекко. Я ей рассказываю про мой сегодняшний необычный день, а она иронично посмеивается надо мной…
Когда мы ехали, я услышала какое-то жужжание, похожее на виброзвонок. Вопросительно глянула на Веронику:
— Кажется, это твой телефон. Не хочешь ответить?
— Нет, — ответила она, даже не шелохнувшись.
— Почему? Вдруг это твоя подруга? Или… кто-то еще, кому ты в данный момент понадобилась.
— В данный момент это уже не важно, — был мне ответ.
Я лишь хмыкнула в ответ и больше ничего не сказала.
Также я отметила, что Вероника выглядела теперь похуже, чем утром, — лицо ее посерело и подурнело, на губах появился какой-то неприятный синюшный оттенок. Девушка казалась совсем нездоровой. На мой вопрос о ее самочувствии она ответила обтекаемо, но от помощи отказалась. Зато на вокзале она не отказалась от стакана черного чая и даже съела половину шаурмы. После чего стала выглядеть намного свежее — на щеках появился румянец, а губы порозовели. Возможно, до этого она попросту поймала состояние гипогликемии и ей попросту надо было банально поесть.
Ох ты боже мой, ну где же эта «Ласточка», думала я про себя, постоянно посматривая на время.
И вот это время наступило! Я не поленилась и проводила Веронику прямо до вагона. Перед посадкой, повинуясь какому-то внутреннему импульсу или даже привычке, я вручила ей свою визитную карточку. Целая стопка визиток лежала в отдельном отсеке моей сумочки, которую я по привычке прихватила с собой, выходя из машины.
— Если тебе вдруг понадобится помощь, — предупредила я, — то в любое время можешь обращаться ко мне.
Вероника лишь скользнула взглядом по прямоугольнику бумаги, на котором было отпечатано: «Иванова Татьяна Александровна. Частный детектив», и спрятала карточку в задний карман джинсов.
«Хоть бы спасибо сказала», — с легкой досадой подумала я про себя.
Я еще терпеливо постояла несколько минут на перроне, дожидаясь, когда «Ласточка» тронется с места. И только после этого с чувством выполненного долга, с чистой совестью и большим облегчением покинула территорию железнодорожного вокзала.
* * *
Этим же вечером, как и планировала, я встретилась со своей подругой Ленкой, которую в нашем узком кругу называли просто Ленкой-француженкой, ибо та трудилась учителем в одной из наших школ, преподавая нерадивым ученикам французский язык. Мы уютно расположились в одном добротном кафе на набережной с видом на Волгу. Начало сентября выдалось теплым, поэтому мы позволили себе разместиться на открытой веранде, накинув на плечи легкие пледы, так как в вечернее время ветерок от реки был довольно прохладный. Мы не спеша попивали просекко, заедая его ассорти из сыров, обильно разложенных на нашей «сырной тарелке».
— С чего это тебя потянуло на благотворительность? — изумленно вопрошала подруга, явно не вдохновленная моим рассказом.
При этом вопрос был задан довольно снисходительным тоном, и это мне не понравилось.
— Лен, вот скажи, ты педагог по образованию, окончила филфак иностранных языков, а слова употребляешь весьма приблизительно, — заметила я слегка раздраженно. — О какой благотворительности может идти речь, когда я даже не дала бедной девчонке денег? Здесь можно говорить скорее о милосердии, и то с большой натяжкой.
— Ну хорошо, — не смутившись, произнесла Ленка. — С чего тогда тебя потянуло на милосердие, если тебе так больше нравится? Хотя как филолог я
