Амалия и Белое видение (с иллюстрациями) - Чэнь Мастер
– Еще бы ему таким не быть, если он как раз из Кембриджа!
И тут я взглянула на лицо Элистера и увидела на нем то самое выражение, с которым он попытался накануне взять в руку палочки для еды.
– Дорогой Элистер, вы, значит, не закончили Кембридж? Вы – незамысловатый и неграмотный служащий полиции с тамильским акцентом и дипломом… каким?
– Калькуттский университет, – сказал он, в очередной раз становясь очень скромным. – Я не только закончил его – я преподаю там… преподавал. И когда это делал, то видел каждую неделю Рабиндраната Тагора. Кто-то говорит, что величайший из индийцев – это Ганди, но мне кажется, что все же Тагор. Не говоря о том, что не так плохо работать рядом с Нобелевским лауреатом.
– Стоп, не уводите разговор в сторону, – не ослабляла напора я, потому что в голову мне закралась ужасная мысль. – Элистер, скажите мне, а сколько раз вы вообще были в Англии?
– Четыре раза, – меланхолично отозвался он, потом вскинул голову и устремил на меня взгляд смеющихся глаз. И я поняла, что стесняться меня – или кого-то еще – он не будет никогда.
– Из них, видимо, три раза с родителями в детстве… То есть я провела в вашей стране больше времени, чем вы… Ой-ой, что мне делать – я, оказывается, слишком образованная девушка для того, чтобы вы пригласили меня вечером хотя бы на один танец. Или для того, чтобы я могла принять сейчас ваше приглашение на тиффин, он же ланч.
– Только не о еде, дорогая Амалия! – вскинул он руку. – Вы о ней говорите так, что две фразы – и я чувствую, что сейчас кого-то загрызу. Неужели нельзя молча принять мое приглашение, которого я еще не делал, и молча показать мне, куда именно я вас приглашаю? Пусть это будут ваши несравненные китайцы, я согласен, только не надо этих разговоров – давайте просто выйдем на улицу и…
– Да я и не планировала никакого обжорства, мы ведь с вами сидим в моем кабаре, и когда я здесь, то мне иногда приносят скромную, но очень неплохую еду из одного ресторанчика напротив. И поскольку вы хотя и неправильный англичанин, но все же англичанин, мы можем съесть что-то английское или в этом роде. Например, оу шьен.
– Подождите, Амалия, мне кажется, что это какое-то животное, причем я не уверен, что его вообще едят. Это… коза? Или как там она называется по-французски?
– Элистер, – в ужасе приложила я пальцы к вискам, – вы совсем неправильный англичанин. Правильный немедленно сделал бы презрительное выражение лица и сказал бы что-то вроде «ком си, ком са», «эт ву сюр» или «ком ву вуле», с непередаваемым акцентом. Только так можно показать, что вы одновременно и знаете низкое лягушачье наречие, и не испытываете к нему никакого почтения. А вы считаете, что с вашими индийскими языками вы можете ничего подобного из себя не строить!
– Только не говорите, что ваш французский акцент – из Сорбонны, – заметил он, с интересом рассматривая мой птичий профиль.
– Э, – сказала я голосом Элистера, признающегося, что он как раз в полиции и работает. И убито уставилась в свой рабочий стол, заваленный счетами.
– Что-о? Так все-таки Кембридж или Сорбонна? – полицейским голосом осведомился он после паузы.
– Э, – повторила я. – И то, и другое.
– Оу, шьен!
– Ах, вы-таки знаете, что это слово означает на французском… И даже умеете на этом языке ругаться…
– Знаю достаточно, чтобы постепенно вспомнить, что это слово означает скорее собаку, чем козу или кошку. Хорошо, как ругательство оно годится, но надо ли это есть, чем бы оно ни было?
Тут мы сделали небольшую паузу на хихиканье.
– Оу шьен – это на кантонском, а может, на хоккьенском, – призналась наконец я. – Омлет с устрицами. Сначала на донышке вока быстро поджаривается… оу, шьен, нет, вы же сейчас начнете кого-нибудь грызть, а так как здесь кроме меня никого нет… В общем, мы это съедим, с парой дополнительных пустяков, буквально через пять минут.
Я нажала на кнопку электрического звонка, главный бой кабаре мгновенно появился, принял заказ и побежал через улицу, в пятифутовую тень позади белой колоннады. Пять футов – таково обязательное расстояние между стеной и колоннами, держащими на себе второй этаж домов, и эта указанная чуть не самим Фрэнсисом Лайтом, создателем города, дистанция свято соблюдается уже более столетия. В пятифутовой тени скрывается все живое после полудня, и вдобавок от солнца этот проход защищают бамбуковые жалюзи от тротуара до верха, в которых прорезаны вертикальные фигуры в виде человека – только через эти прорези удается шагнуть в прохладную тьму от беспощадных лучей.
– Кембридж и Сорбонна… Вы богатая девушка, Амалия?
– Далеко не так богата, как некто Чеонг, который приехал к нам в Кембридж вместе с личным репетитором и мебелью розового дерева. Мебель и репетитор были еще только у одного студента – но тот хотя бы настоящий принц, имя что-то вроде Хирохито. Нет, серьезно, Элистер – куда же бедной трудолюбивой евразийской девушке без хорошего образования? Как бы я иначе делала самое важное дело в этом кабаре – считала бы его деньги? И поскольку я занимаю тут столь важную должность, то могу себе позволить выкроить для вас с Корки два приглашения. Сюда, конечно, не входят напитки, но согласитесь, что это уже кое-что… Учтите: здесь нет даже такси-девушек, с которыми танцуют за деньги. Респектабельное место для истинного британца. Здесь вы бестрепетно можете пригласить скромную девушку на маленький фокстрот. Вы знаете, о какой девушке я говорю?
А Элистер смотрел на меня чуть сбоку и странно, и – я бы сказала – немного грустно.
– Какой девушке? – повторил он. – А вот это интересный вопрос. Я сейчас как раз задумался обо всей глупости, которая происходит вокруг нашего десанта из Калькутты.
– Этого полицейского чина, если я правильно понимаю, так и не могут найти?
– Не могут… Он один из двух заместителей главы пенангской полиции, между прочим, а его, видите ли, не могут найти… Так вот, кажется, дорогая Амалия, у меня появился хотя бы один ответ на множество вопросов. Эта рекомендация, которую я вам привез – а случайно ли мне ее дали? Ваше удивительное лицо и странная биография, эти блестящие английский и французский, не говоря уже о прочих непроизносимых диалектах… Детальное знание города – и всей Малайи, наверное… Вы просто слишком хороши и умны, чтобы быть тем, за кого себя выдаете. Может быть, здесь разгадка всего, что происходит? Может быть, я на самом деле ехал вовсе не только к… И, может быть, вы тоже сейчас в том же положении – не знаете, куда девался тот, на которого вы работаете на самом деле? Либо же картина еще сложнее…
Что такое? Я слишком умна и хороша, чтобы не быть тайным агентом? Вот это комплимент.
«Он шпион, твой молодой человек», – в очередной раз произнес у меня в ухе низкий голос Магды. Отлично, а вот теперь этот шпион подозревает меня в том же самом. Амалия де Соза как вторая Мата Хари. Шьен, и еще раз шьен! Или – не такой уж шьен, а наоборот, новый и отличный повод повеселиться?
– Так, – сказала я металлическим голосом. – Довольно об этом. Субинспектор Макларен, вы приходите вечером в это кабаре, вместе с Корки или без, и мы танцуем, как обычные люди. Будем надеяться, что далее хотя бы часть недоразумений разрешится.
– Есть, – ответил он с горящими глазами. Это означало, что я угадала его звание. Ну, теперь уже точно бесполезно объяснять ему, что он ошибся насчет меня.
Но вот отгремели последние аккорды, вот ушли с эстрады шанхайские гении во главе с Лимом, в своих насквозь промокших пиджаках, вот под руки повели к выходу англичанина, которого ждали сны об ангелах, обшитых неуязвимой сталью.
Вот Магда с ужасным размазанным гримом вокруг глаз зевнула, как гиена, и тронулась к выходу нетвердой походкой, таща два футляра с саксофонами, а младший бой понесся вызывать для нее рикшу. Откуда-то из темного угла выполз Тони – взблеск очков, бородка – взял у Магды из рук футляры и довольно уверенным шагом повел ее на воздух, к мошкаре, белыми хлопьями мельтешащей в свете огоньков вокруг входа.
