Ступа с навигатором - Дарья Донцова
Илья протянул Дегтяреву футляр. Я мысленно зааплодировала психиатру. Впервые слышу про связь безумия с зубными суставами, но Дашенька не Гиппократ. А Войлоковский так ловко построил беседу, что толстяку невозможно отказаться пройти тест. Если Александр Михайлович не согласится, он распишется в безумии, которое к нему подкрадывается на мягких лапах!
Полковник взял круглый предмет.
– А-а-а, – закричала Нина, – лови ее.
Мы с Мариной вскочили, бросились на кухню, в ту же секунду оттуда выбежала собака Мафи, она несла что-то в зубах. За паглем [1] рысила собакопони Афина, бодро бежал мопс Хуч, за ним неслась пуделиха Черри. Последняя уж не молода, и мы начали думать, что она глухая. Но потом выяснилось: если прошептать на кухне: «Кто хочет сыр?», то потерявшая слух пуделиха первой предстанет перед человеком. Замыкал группу бегунов кот Фолодя.
– Что случилось? – спросила я у Нины, которая стояла у столика с большим ножом в руке.
– Сперла, – ответил вместо нее ворон Гектор.
– Мафи! – возмутилась Нина. – Стала разделывать ананас, отвернулась на секунду, а собака…
– Сперла, – повторил Гектор, – лови ее!
– Поздно, – ответила Нина, – что к Мафуне в пасть попало, то пропало.
– Один из моих аспирантов занимается психологией собак, – сообщил Илья, – могу попросить его поработать с вашей дворняжкой.
– Поскольку все живы, а ананас не отравлен, давайте вернемся в столовую и продолжим нашу увлекательную беседу, – предложил Маневин.
– Поддерживаю и одобряю, – захихикал Никита.
Мы переместились в комнату, сели за стол, Илья посмотрел на Дегтярева…
Глаза психиатра стали круглыми.
– ….! – произнес Никита.
Я повернула голову, глянула на Александра Михайловича…
Имея филологическое образование и диплом преподавателя французского языка, Дашенька знает нецензурные выражения не только на русском, французском, но и немецком жаргоне. Дойч я тоже выучила в вузе. Надо отметить, что европейские ругательства скучные, неинтересные. А вот наш русский мат звучит как песня, словосочетаний в нем масса. Правда, я никогда не использую нецензурную лексику, но и не делаю замечания тем, кто ее употребляет. Но сейчас из моего рта едва не выпала интересная вербальная конструкция, Дашенька с трудом успела удержать ее на кончике языка. А вы бы как поступили, узрев то, что увидела я?
Глава десятая
Александр Михайлович по-прежнему восседал в центре стола. Выглядел полковник обычно, но в его облике имелась одна небольшая деталь, узрев которую госпожа Васильева с трудом сохранила душевное равновесие и припомнила особые выражансы.
Дегтярев сидел с открытым ртом. Что тут удивительного? Да ничего, кабы не одна деталька!
На короткое время наступила тишина, первой ожила Марина, она бросилась к мужу:
– Ты засунул в себя целиком яблоко?
Полковник кивнул.
Я стряхнула оцепенение.
– Как тебе это удалось?
Александр Михайлович пожал плечами.
– Ой, он же не может говорить! – осенило Никиту. – Дайте бумагу и ручку.
Нина в одно мгновение принесла необходимое. Полковник схватил стило и быстро начал писать.
«Рот не захлопывается».
– Конечно, там фрукт, – объяснил Феликс.
«Выньте яблоко!»
– Можешь его выплюнуть? – осведомилась я.
«Гениальный вопрос. Почему сижу с разинутой пастью?»
– Потому что решил пройти глупый тест, – сообщила я вслух правду.
– Это научная разработка, – обиделся Илья, – ее действие построено на отрицании действия. Ни один нормальный человек не станет запихивать в себя плод размером с кулак! И каждая психически адекватная личность спросит себя: коим образом челюсти связаны с умом? Вот вам и ответ! Тот, у кого мозга нет, начнет выполнять задание. Ваш Дегтярев не может считаться здоровым! И он единственный за пятнадцать лет существования теста сумел запихнуть в себя яблоко целиком. Попытки имелись, но успеха достиг только полковник.
«Выньте его», – немедленно отреагировал толстяк.
– Саша, не нервничай, – начал успокаивать друга Феликс, – сейчас возьму нож, аккуратно отрежу кусок фрукта, и нет проблем.
– Яблоко не разделить на части. Оно пластмассовое, – тихо возразил Илья.
Полковник закивал.
– А-а-а, – протянул Маневин, – это меняет ситуацию.
– Пустяковое дело, – засмеялся Гарик, – берем зажигалку, подогреваем фигню, она расплавляется…
Полковник замотал головой, замахал руками, потом написал заглавными буквами: «НЕТ!!!»
– Не нервничайте, – сладким голосом пропел Розов, – безвыходных ситуаций не бывает. Есть люди, которые не видят выход. Надо чихнуть!
Полковник схватился за ручку.
«Зачем?»
– Если чихать с открытым ртом, то все, что в нем лежит, всегда вываливается, – сообщил Никита, – начинайте!
Полковник поерзал на стуле.
«Не получится».
– Давайте не тормозите, – наседал специалист по финикам.
Теперь на бумаге появилось: «Не могу».
Гарик скривился.
– Марина! Зачем тебе мужик, который даже чихнуть не способен?
– Масло! – закричала Нина. – Пусть Александр Михайлович наберет в рот…
– Не сумеет, – остановил домработницу Илья, – шар плотно сидит. Разве что взять шприц, аккуратно отодвинуть щеку…
Дегтярев вцепился в ручку.
«Нет! Вы мне язык проткнете».
– Саша, иголку не наденем, – объяснил Феликс.
«Нет! Из-за вас лишусь речи».
– Можно использовать клизму, – осенило моего профессора, – у нее кончик мягкий, Нина у нас…
– Есть, есть, есть, – заликовала помощница по хозяйству и умчалась.
– Масло надо брать вазелиновое, – объяснил Илья.
«Нет! Хочу оливковое», – сообщил полковник.
– Оно не такое скользкое, – решил поспорить Войлоковский, – может не сработать.
«Нет! Оливковое! Настоящее! Итальянское! – потребовал Александр Михайлович и прибавил: – В России ни оливки, ни маслины не растут».
В комнату вбежала запыхавшаяся Нина, она держала большой резиновый мешок, от которого тянулся шланг. На его конце имелся пластмассовый наконечник.
– Вот!
– Это что? – захихикал подкидыш.
– Клизма! – сообщила Нина.
«Не хочу такую», – занервничал Дегтярев.
– Кружка Эсмарха великовата, – отметил Илья, – но может подойти. Только масла потребуется много.
– Нет проблем, – кивнула я, – у нас в кладовой есть запас.
«Нет, нет, нет, – написал полковник, – не хочу, чтобы в меня лили что-то с помощью кружки, который пользовался Эсмарх. Никогда. Нет».
– Эсмарх тем, что принесла Нина, пользоваться не мог, – тоном воспитательницы, которая беседует с капризным трехлеткой, произнес Маневин, – Фридрих Эсмарх скончался в тысяча девятьсот восьмом году. И он…
Дегтярев застучал ладонью по столу, потом на бумаге появилось новое «эссе».
«Нет! Нет! Нет! Ни за что не позволю запихивать мне в рот эту штуку. Ей больше ста лет! Выкиньте ее!»
– Она новая, – воскликнула Нина, – недавно из аптеки.
– Саша, послушай, – попытался урезонить друга Феликс, – Эсмарх – врач, который придумал клизму. Сам он ею не пользовался.
«Ага, – нацарапал на листке полковник, – значит, барахло клистир. Нет!»
– Знаю! – обрадовалась я, опрометью бросилась к аптечке, вынула из нее крохотную спринцовку с резиновым носиком и примчалась назад в столовую.
– Вот! Масла понадобится чуть-чуть!
«Оливковое», – на мою радость, написал толстяк.
– Он согласился! – заликовала Нина и притащила бутылку.
«Покажите этикетку», – потребовал Дегтярев.
И через минуту написал: «Ладно. Пусть Марина наберет полную спринцовку».
Супруга выполнила указание, потом аккуратно впрыснула масло в рот супруга и нажала на щеки толстяка. Ноль эффекта.
«Глупость придумали, – рассердился полковник, – меня от масла теперь тошнит».
– Давайте повторим вливание, – сладким голосом пропела я, – откроем новую емкость.
– Зачем? – возразила Марина. – Эта почти полная.
Я ущипнула подругу за бок.
Она тут же изменила позицию.
– Да-да, старое масло не скользкое.
Я схватила супругу толстяка за руку и втащила в кухню.
– Принеси из аптечки вазелиновое. Только так,
