Страсть на грани - Людмила Мартова
— Твой Игорь — просто больной, — авторитетно заявил Олег, уже двумя руками залезая к ней под кофточку. — Он тебя бил?
— Один раз ударил. После этого я и сказала ему, что развожусь. В тот раз я изменила своему правилу не тревожить бабулю. Убежала к ней в слезах, и она мне сказала, что больше я к нему не вернусь, потому что уважающая себя женщина не может жить со скотом. Уважать я себя к тому моменту уже не уважала, но так боялась Игоря, что действительно решила уйти. Получилось почти через год. И этот год я предпочитаю не вспоминать.
— И не надо. — Голос Олега был нарочито бодр, и Лера видела, что он упорно пытается овладеть собой, то ли из-за ее рассказа, то ли от нереализованного желания срочно лечь с ней в постель. — Ты мне лучше расскажи, откуда в твоем хозяйстве такие красивые морские раковины?
Раковин было десять. Большие, глянцевые, хранящие шум и аромат моря, они отличались изумительной красотой. В своей прошлой, полной горестей жизни Лера любила слушать их успокаивающий голос, нашептывающий, что все обязательно будет хорошо. В последнее время такое утешение ей не требовалось, и она даже как-то подзабыла про раковины.
— Это мне дед дарил, — с готовностью начала рассказывать Лера. — Он очень любил море, каждый год ездил в санаторий, когда с бабулей, когда один. И привозил мне в подарок раковину. То есть дарил не каждый год, конечно. Но частенько.
То есть первую раковину он маме отдал, когда я родилась. Вон ту, розовую. Я ее больше всех люблю. Потом вторую принес, когда мне месяц исполнился. Третью на год подарил.
— Странный подарок для новорожденного ребенка. И для годовалого тоже.
— Ну, я ж тебе говорила, дед очень любил раковины. Он говорил, что в них заключена вся мировая гармония. Но это когда я уже постарше была. А та вот раковина мне на два года подарена, та — на три, вот эта — на пять. — Лера по одной брала тяжелые перламутровые завитки и протягивала Олегу.
— А где на четырехлетие раковина?
— А не было. Только на пять. И следующая — на восемь. Вот эта, видишь, самая большая и тяжелая. Он ее из Крыма привез.
— А потом? — Олег неожиданно для себя заинтересовался морскими подарками. Было в них что-то тревожно-необычное.
— Вот эту он мне на тринадцатилетие преподнес, а вот эта, — голос Леры чуть дрогнул, — эта была последняя, которую он мне подарил. На двадцать один год. И вскоре после этого умер.
— А самую последнюю ты сама покупала? — Олег показал на стоящую с краю совершенную раковину, переливающуюся всеми цветами радуги.
— Нет, эту мне бабуля подарила. В этом году. Сказала, что дед ей наказал, если его не станет, вручить мне в тридцать четыре года.
— Странная закономерность, — нахмурившись, заметил Олег.
— Почему? — удивилась Лера.
— В детстве он тебе их дарил почти каждый год. Потом начались перерывы. После его смерти этот перерыв вообще составил тринадцать лет. — Олег замолчал, словно осененный какой-то мыслью.
— Ты чего? — встревожилась Лера.
— Да так, — он махнул рукой, — мелькнуло что-то в голове и ушло. Не важно. Странно, что Степка с Антошкой при всей их непоседливости эти раковины не разбили.
— Ну что ты, им с детства было запрещено их трогать, — сказала Лера. — Это же память о дедушке. Они его уже не застали, только из моих рассказов знают, какой он был замечательный. А раковины эти мы с ними изучали. В энциклопедии читали, какая откуда. Мальчишкам интересно было, они ж такие любопытные. Слушай, а что они так тихо сидят? — вдруг всполошилась она. — Уже полчаса из соседней комнаты ни звука.
Решительно распахнув дверь, она выскочила в другую комнату, вслед за ней выглянул и Олег. Степка с Антоном сидели на диване голова к голове и что-то с увлечением рассматривали. Подойдя поближе, Лера не поверила собственным глазам. Ее сыновья держали в руках по павлиньему перу.
* * *
Дорога блестела на солнце, будто смазанная маслом. Машины, плывущие впереди, казались маленькими утлыми лодочками, ныряющими на спусках и подъемах, словно на волнах.
По обе стороны в небо уходили мачты сосен. Сосны так и назывались — корабельные. И Лера любила представлять, как раньше их спиливали и отвозили на верфи Санкт-Петербурга или Архангельска, чтобы оснастить корабли, отправляющиеся в дальние трудные странствия.
Сама она о странствиях только мечтала. Истово и со вкусом. На путешествия у нее не было ни денег, ни времени. Поэтому и поездку к маме — подумаешь, всего-то семьдесят километров! — она всегда воспринимала как пусть и маленькое, но приключение.
Настроение у нее было отличное. В последнее время жизнь то и дело преподносила ей сюрпризы. Неприятные не имели последствий, а приятные грели душу.
К примеру, вчера Золотов вымыл все окна. Ей даже просить не пришлось. После разговора с Игорем продолжать уборку она не смогла. Пришлось делать все первого мая. Она только заикнулась о том, что надо бы пропылесосить квартиру, пока она разбирается со стеклами, как он заявил, что пылесосить будет Степка, пыль везде протрет Антошка, а окна он вымоет сам.
— Не хватало тебе еще с девятого этажа выпасть! — категорически заявил муж. — У тебя зачем мужики в доме? Неужто чтобы ты сама с уборкой корячилась?
— Не знаю, — честно ответила Лера. — Мужики в доме у меня практически не переводились, но трудового ража по поводу уборки я за ними что-то не припоминаю.
— Стыдно, значит, должно быть мужикам, — резюмировал Олег, бросив строгий взгляд на ее приунывших сыновей. Глядя на их кислые мордочки, такие родные и любимые, Лера так и прыснула со смеху.
В общем, в восемь рук с весенней генеральной уборкой они справились в два счета. Или в один присест. Щурились от солнца блестящие окна, пуская солнечные зайчики, благоухал свежестью чистый тюль, скрипел начищенный до блеска ламинат, улыбалась Лера, сосредоточенно сопели мальчишки, что-то напевал под нос Олег.
— Ну вот, а ты боялась, — резюмировал он, когда через четыре часа отмытую до блеска квартиру стало просто не узнать. — Сейчас за продуктами на завтра — и в кино.
— А обедать? — Лера стояла перед открытым холодильником, с сомнением заглядывая внутрь. Кроме замаринованного кролика там ничего не было.
— Кролика готовим на ужин. А обедать будем в кафе в торговом центре. Надо же отметить День весны и труда, тем более что мы все действительно потрудились.
— Ура-а-а! — Степка и Антошка с гиканьем побежали
