Дмитрий Щеглов - Рояль в кустах
– Платить будешь лично мне, пятьдесят процентов с ежедневной выручки за помощь.
– Я согласен! – ухмыльнулся Аркадий.
– Вот и ладно, а то я думал тебя уговаривать придется, – бандит вытащил из кармана кожаной куртки только что начинавшей входить в моду огромный кулак со свинцовым кастетом, – А ты шустрый!
Аркадий за словом в карман не полез:
– Каким мама родила. Пятьдесят, так пятьдесят! Чего мелочиться! Я не жадный! Считай, договорились! По рукам!
Бандит заглотнул крючок и сдуру пожал руку Аркадию. Чуть подальше, метрах в десяти, как атлант в древнем Риме подпирала стену моральная поддержка рэкетира – два таких же мощных в плечах, внимательно наблюдающих за развитием действа молчаливых головореза. Они, видимо, посчитали, что первый лоб успешно завершил операцию и уже готовы были презрительно отвернуть в сторону бесцеремонные взгляды, когда Аркадий, как медноголового сазана подсек их лопухнувшегося самоуверенного приятеля.
– А раз договорились, постой тут, пока я за товаром сгоняю!..Да, сгони печаль с кустистых бровей, – наставлял он бандита. Отойдя, подальше Аркадий повысил голос: – Главное – улыбайся, рот растяни до ушей! Иностранцы любят, когда рожа лоснится, как после стопки блинов. – И, только оказавшись на приличном расстоянии, крикнул на всю улицу:
– Чао, бамбино, до вечера!..Доверяю!.. Я к пятидесяти процентам добавлю еще десять от себя. Торгуй!.. Не обижу!.. Мои ишаки всегда сытые!..
– Чего? – взревел разъяренный бандит. До него, медленно, но дошло, что над ним просто издеваются. Аркадий его передразнил:
– Чаво? Чаво? Вечером приду, отдашь пятую часть. Торгуй пока!
Два дня назад на всякий пожарный случай он доглядел в ближайшей в подворотне безопасные пути отхода. Арка, ведущая в глубину старого дворика, наглухо закрывалась железными воротами. Заржавленные петли и металлический засов Аркадий заранее смазал машинным маслом. Теперь, чтобы ни случилось, у него за спиной был надежный тыл и несколько минут в запасе, чтобы раствориться в толпе на параллельной улице.
Те десять процентов, которые добавил Аркадий, молодцам с волчьими загривками показались недостаточными, потому что они припустились за ним, сшибая прохожих. Он еле успел прикрыть ворота и задвинуть засов.
Оскорбленные бандиты вымещали свой гнев на ни в чем не повинном железе, проверяя крепость ворот и заодно прочность ботинок. Их, только-только нашедших такую доходную нишу и потеснивших конкурентов, прилюдно, на миру, на глазах лохов-продавцов, расположившихся с матрешками за соседними столиками, уели. Глядишь, завтра и остальные платить откажутся. А Аркадий громогласно подзуживал их с другой стороны железных влорот:
– Чоловик! Ты че товар бросил…. Иди работай, я ж тебе тридцать сребренников добавил.
С ответной стороны закрытых на засов ворот вспоминали всю ближнюю и дальнюю родню Аркадия до седьмого колена и грозились:.
– Ну, гад ползучий,… попадешься ты нам в руки!
– Клянусь, сукой буду,…достану из-под земли тебя!
Отойдя на несколько метров, Аркадий завел еще пуще клявшегося почем зря бандита:
– Верю твоему твердому слову! Ты – мужчина, значит, слово сдержишь! Обязательно букой будешь.
Бандиты видели, как Аркадий собственным ключом открыл боковую дверь в доме напротив и исчез за нею. Когда, наконец, ворота поддались, ловить уже было некого, Аркадия и след простыл. Бандиты естественно вернулись бы назад, достаточно на публику подопечную поработали, крутость показали и хватит. Что сделаешь, в любой работе издержки бывают.
Но в это время, как в кино, когда они вынырнули из под арки рядом с ними упало на землю ведро с краской. Его совершенно случайно уронили с крыши жековские работники. Никакой договоренности у них с Аркадием не было, да и быть не могло. Когда ведро приземлилось рядом с тремя разъяренными орлами, оно взорвалось содержимым. Голова, наблюдавшая сверху за полетом ведра, моментально скрылась. Что осталось думать злополучным рэкетирам? Конечно, только одно, что и это тоже заранее заготовленный ход сбежавшего торговца старыми кальсонами. Вытащенный из ворот металлический засов был использован тремя бугаями, как мощный таран. Они со всей силы нанесли удар по хлипкой двери, за которой исчез Аркадий. В то время еще Москва только одевалась в железо и броню, и ударом ноги можно было попасть в каждую вторую квартиру и офис. Там, куда влетели разъяренные бандиты, впервые в Москве был открыт женский солярий. Первым, появившийся неизвестно откуда Аркадий погасил недоуменные взгляды, представившись дежурным электриком. Кем представлялись бандиты, об этом история умалчивает, но визг стоял оглушительный.
Нигде дважды Аркадий старался не светиться. Урок полученный в начале зарождения капитализма в стране подсказал ему, что долговременному бизнесу требуется серьезная защита. А в начале перестройки крышевали в основном бандиты. Публика еще та, нецивилизованная, любила выказывать настроение. Так что лучше с ней не связываться, а чтобы не попадать в поле ее зрения, надо было уметь наносить точечные удары. Поэтому Аркадий исповедовал принцип: сорвал куш и свалил на сторону.
Нюх у него был собачий на чужие крупные аферы. Хотя, если честно сознаться, никакого нюха не было, он просто целенаправленно искал, где можно поживиться. Так шакал крутится около льва, глядишь, и ему что-нибудь перепадет. Два удачных дела было у него, на которых он смог наварить приличные деньги. Он сыграл на поле соперника в игру, предложенную учредителями финансовых пирамид. В этой афере еженедельно удваивались денежные ставки. Аркадий знал, что масса денег, как пылесосом откачиваемая у населения, когда-нибудь да закончится. И ставки в геометрической прогрессии не могли расти до бесконечности. Обвал рынка дутых акций, несмотря на тотальную телевизионную рекламу, должен был когда-нибудь случиться. Главное здесь, сгруппироваться и вовремя спрыгнуть с поезда несущегося в финансовую пропасть.
Он с удовольствием посмотрел на показавшиеся вдали горы. Чувство меры должно быть во всем, а его он выработал в себе. Часто потом Аркашка ездил смотреть на толпы людей, стоящих под окнами лопнувших акционерных кампаний. Чего они ждали? Халявы? Дождались.
Сам он, рано спрыгнул с фирменного поезда «Финансовая пирамида», ведомого авантюристами-мошенниками через всю страну. Поезд тянулся еще три месяца, в него грузили и грузили деньги мешками и тюками доверчивые граждане и часто отдавали даже последние похоронные. Хотя нет, похоронные, уже успел отобрать Гайдар. Этот артист с ловкостью фокусника пообещал всем рынок и изобилие товаров. Товаров стало меньше, но изобилие на прилавках появилось. Фокус удался.
На всех как всегда не хватило, не хватило и на большинство. На Мерседесах стали разъезжать единицы. Один процент населения страны банкует, еще процентов десять, средний класс, прикормлены этим одним процентом, имеют подержанную импортную тачку, раз в году позволяют себе съездить в Анталию или на Кипр, и счастливы в собственном холуйстве. Остальные восемьдесят девять процентов унижены нищетой, страхом безработицы, отсутствием жизненных перспектив и потихоньку деградируют. «Процентом больше, процентом меньше, какая разница, – подумал Аркадий, – лишь самому не попасть в этот процент.» Он гордо поднял голову и посмотрел на голубое небо. Вдалеке одиноко парил орел, а на земле ехал он – Аркан.
Сравнение с этой гордой птицей возвысило его в собственных глазах. Он сам сделал себя, его место в том, в первом проценте. Аркадий подумал, что с финансовой точки зрения он обеспечен до конца жизни. Чего ему не хватает, так это общественного статуса. К своим сорока годам Аркадий начал понимать, что одних денег мало, они дают чувство уверенности, но не более того. Те двадцать миллионов долларов, что у него лежали в загашнике счастливым его не сделали. Он усмехнулся. Ничего, в Германии он начнет новую жизнь. Однако старые картины не отпускали его.
Ведя автомобиль по скоростной трассе, Аркадий предавался таким далеким и одновременно близким воспоминаниям. С Арбата он перешел на ту страну, в которой сейчас находился.
Германия – ухоженное государство. В ней и решил присмотреть себе место и перебраться на постоянное местожительство Аркадий. Ни одна другая страна, в которой он до этого был, не казалась ему достойной его внимания. Он слишком себя ценил, чтобы поселиться в той же Италии – мафиозной и шумливой, Англии – чопорной и туманной, Испании – невыносимо гордой и одновременно не очень богатой.
Надо добавить, что Аркадий к своим сорока годам, не только успел нажить достаточный капитал, но одновременно в погоне за ним ухитрился не растерять былой мужской привлекательности и жизнелюбия. Обычно, одно бывает несовместимо с другим. Запах прибыли у дельца перебивает остальные запахи и рождает единственное чувство – зоологическую алчность. Как гончая взявшая след, он– делец, не отвлекаясь ни на что другое идет за этим запахом до конца жизни. Аркадий, во время этой нескончаемой погони за жизненным успехом, оцениваемым звоном монет в кармане, умел остановиться и оглядеться. Иногда он даже смотрел на себя со стороны. Психиатры в этом случае говорят – раздвоение личности. Такое якобы бывает во время клинической смерти. Душа покидает бренное тело и смотрит на себя откуда-то со стороны, чаще всего с потолка.
