Алексей Комов - После третьего звонка…
– Задержание, – проворчал Литвин. – Вдруг не придет, кого тогда задерживать будем?
– Придет, – с уверенным спокойствием ответил Астахов. – Ты на публику посмотри! Ходячая выставка драгметаллов и редких камней. Наглядная демонстрация возросшего уровня жизни… Придет. Он давно не «работал», а деньги, наверное, уже нужны. И потом, мне всю ночь снились суслики.
– При чем тут суслики?
– А это – к удаче. Пособия по черной магии читать надо, просвещаться. У меня, между прочим, «сонник» – настольная книга!
– Слушай, шутки твои, знаешь…
– Знаю, знаю. Лучше на меня позлись, чем попусту дергаться. Может, пойдем покурим?
– Не могу я… Обкурился, – признался Георгий. – Не знаю, как в антракте дымить буду. От одного вица сигарет воротит.
– Нервы… – пожал плечами Астахов. – Не волнуйся ты так, все будет нормально. Вот увидишь. В перерыве, как миленький высветится.
– Твоими бы устами…
– Ладно, ладно… Пошли в зал. Хватит выхаживать.
Весь первый акт Литвин сидел как на иголках, всматриваясь в темноту зала, пытаясь даже заглянуть на последние ряды. Дважды его вежливо попросили не вертеться. Астахов, сидевший рядом, ехидно хмыкнул.
Наконец, в зале зажгли свет. Литвин вскочил и заспешил к выходу. Владимиру пришлось даже слегка придерживать его.
В фойе они сразу увидели Шуру Бойцова. Толпа обтекала его как утес. На вопросительный взгляд Астахова он утвердительно кивнул. Значит, театр и подходы к нему надежно блокированы.
– Вот, а ты беспокоился, – повеселел Владимир. – Ладно, пошли на улицу. Только, прощу тебя, не суетись. Спугнешь, попробуй потом найди его…
Литвин, почти не слушая, кивнул, и они вышли на улицу.
Сигарета тянулась плохо, табак казался совершенно безвкусным. А покурить вышли многие. Вечер достаточно теплый, дождя нет. Кто из этих людей «он»? И здесь ли?
Может, этот, в синем костюме? Или тот, похожий на шкипера, с трубкой, вон, как по сторонам поглядывает. Хотя нет, это он на проходящих девушек смотрит. А может, кто-то из той компании, где полный престарелый весельчак рассказывает театральные байки?
Первый звонок. Многие бросают сигареты, спешат к дверям. Остается человек десять – не больше.
Второй звонок. Весельчак вместе с компанией идет внутрь. Спрятав в карман трубку, уходит «шкипер».
Значит, в синем? Да, стоит спокойно, словно и не надо торопиться на второй акт.
Из дверей выглянула маленькая пухленькая женщина.
– Ва-а-адик! – пропела она капризно. – Уже начинается. Я волнуюсь.
Вадик, тяжело вздохнув, глубоко затянулся.
– Ну, Ва-а-адик!
Сигарета летит мимо урны, и Вадик зашагал к своей заботливой подруге.
На ступенях только двое – Литвин и Астахов. Все? Опять пустые хлопоты?
Мягко притормозив, у входа остановились темные «Жигули». В них сидят двое, молодой парень в фирменных очках с дымчатыми стеклами и светловолосая девушка.
Хлопнула дверь подъезда. Литвин внутренне собрался и, стараясь не показывать напряжения, как бы между прочим, посмотрел на вышедшего. Вся игра была ни к чему, вышел Щура Бойцов, невозмутимо спокойный, как всегда. Он взглянул на машину и, не торопясь, подошел к Астахову с Литвиным.
– Пока все нормально, – доложил он. Литвина это сообщение совсем не обрадовало.
Третий звонок. Да, теперь все. Ждать глупо.
Дверь машины открылась и девушка вышла наружу. Какая девушка?.. Это же парень с длинными, до плеч, волосами. Не оглядываясь по сторонам, он двинулся к подъезду.
Снова хлопнула дверь. Из театра вышел человек. Тот самый престарелый весельчак. Забыл чего? Да, внимательно смотрит вниз, словно ищет что-то, одновременно бьет себя по карманам, вот достает плата: и вытирает лоб. И в тот же момент к нему подходит длинноволосый.
– Нет, нет, спасибо, не надо, – отвечает весельчак на тихую фразу юноши и пожимает ему руку. Странно пожимает – пальцы чуть согнуты, словно там какой-то предмет. Парень резко поворачивает назад. Хлопает дверца, и машина сразу трогается.
– Пошли… – резко бросил Астахов.
Бойцов задержался. Развернувшись спиной ко входу, он достал портативную рацию.
– Всем постам! Внимание! Темные «Жигули», номерной знак…
… К дверям они подошли почти одновременно.
– Пожалуйста, – Астахов галантно пропустил весельчака вперед. В фойе Литвин взял незнакомца под руку. Волнение прошло.
– Торопитесь? – негромко спросил он.
– Какое вам, собственно… – вскинулся толстяк. – Пустите…
– Уголовный розыск. Предъявите, пожалуйста, документы.
Толстяк облегченно вздохнул.
– Фу, напугали… Я-то думал, что уже и в театре начали… – хохотнул он. – Как на Западе… Шутники… Сейчас, минуточку.
Он полез во внутренний карман и вытянул кучу каких-то бумаг.
– Вот!
Бумаги полетели в лицо Литвину. Тот от неожиданности отпрянул назад. Ловко метнувшись под рукой Астахова, толстяк побежал к выходу. Но заметив в дверях мощную фигуру Бойцова, свернул в сторону. Сзади загремели по паркету Астахов и Литвин.
– Что вы, что вы… Здесь же театр! – раскинула руки старушка– билетерша.
Литвин столкнулся с ней. Рассыпались по полу программки.
– Простите, – зло сказал он. – Нам очень надо!
Толстяк скрылся за дверями туалета. Литвин и Астахов кинулись за ним.
Ошарашенная старушка проводила их глазами, не понимая, что случилось с этими мужчинами?
Георгий огляделся. У писсуаров никого не было. Астахов дергал дверцы кабин. Подошел Бойцов. Средняя дверь была закрыта.
– Выходите! – приказал Астахов.
– Кто вы такие? Отстаньте от меня, хулиганы! – глухо донеслось из-за двери.
Астахов усмехнулся.
Он вошел в кабинку справа и, встав на унитаз, заглянул через перегородку. То же самое с левой стороны сделал Литвин.
Толстяк, сжавшись, сидел внизу.
– Ай-яй-яй, – укоризненно сказал Владимир. – Нехорошо!
– Что нехорошо? – толстяк удивленно поднял глаза и настороженно смотрел то на Астахова, то на Литвина.
– Нехорошо разговаривать с людьми через дверь, тем более, сидя вот так…
Толстяк шутку не оценил. Наоборот, глаза его выразили страдание.
– Я не выйду!
– Взломаем дверь, – грозным басом пообещал Шура Бойцов.
– Не усложняйте… – посоветовал Литвин. – А то это будет квалифицировано как попытка скрыться… – и, не удержавшись, весело подмигнул Астахову.
Толстяк опустил голову и задумался.
– Хорошо! – он встал, одернул пиджак, поправил галстук и зачем– то спустил воду. – Только учтите, я буду жаловаться…
16
Девять сорок три…
Опять на пятиминутку не успевает. Литвин выскочил из троллейбуса и побежал к управлению.
Утром, после операции, он проснулся совершенно разбитым. Врач, вызванный на дом, констатировал вегетососудистую дистонию.
За три дня освобождения от работы и два выходных Георгий привык просыпаться не торопясь, по настроению.
Вот сегодня и проспал…
К началу пятиминутки он, разумеется, опоздал безнадежно. Постояв у закрытой двери, решил не ходить совсем. Грех на душу, но уж очень не хочется вот так, сразу после отдыха, снова услышать проповеди «Граммофона».
Решив, что оправдание он найдет потом, Литвин развернулся и направился к себе в комнату. Для очистки совести он решил сразу же засесть за рапорт о проведенной операции.
Георгий исписал целый лист, когда стали подходить ребята. Приятно встретиться с товарищами, особенно в роли победителя. Когда кончились вопросы «как дела» и ответы на них, к столу Литвина подошел Астахов.
– Что творим? – поинтересовался он.
– Посмотри, – предложил Георгий.
Володя сел верхом на стул и взял листок.
– Рапорт написан неверно.
– Ты про что? – удивился Литвин.
– Надо писать на мое имя.
– Как это? – уставился на него Георгий. – А Трубников?
– Пока в отпуске. Со вчерашнего дня. Надеюсь, к нам уже не вернется.
– Вот это да! – изумится Литвин – Чего он вдруг?
– Не вдруг, – усмехнулся Астахов. – Ты что же, думаешь, мы так и позволим за «здорово живешь» съесть своего коллегу? Пришлось мне побеспокоить в госпитале Попова. Он позвонил в политотдел. Мужики там грамотные, разберутся, что почем.
– Таких, как он, вообще, по-моему…
– Ну-ну! Горяч больно. Фантазер… Его тоже не очень укусишь. Как ни кинь, а формально он везде был прав. Другое дело, по существу. Вот он и слинял в отпуск, от греха. А за это время переберется куда-нибудь… Да, а рапорт перепиши. Пока исполнять обязанности зама буду я. И, данной мне властью, объявляю вам, товарищ капитан, замечание за опоздание на пятиминутку! Учтите.
– Есть, так точно, будет сделано! – улыбаясь, выпалил Литвин.
Он еще никогда не был так рад во время получения взысканий.
17
Степан Аркадьевич держался с достоинством. Он не хитрил и ничего не утаивал. Отвечал на вопросы подробно и обстоятельно, порой с легким юмором, как тренер футбольной команды на пресс-конференции после проигранного матча.
