Андрей Константинов - Дело об императорском пингвине
Первым молчания не вынес Казбек:?
— Ты кто?
— Я уже сказал тебе, Казбек — я терапевт. Правда, я не могу облегчить твоих телесных страданий, но душевные, пожалуй. Скажи, тебя когда-нибудь мучили угрызения совести?
— Ты кто? — опять повторил он. — Что тебе нужно?
— Хорошо, не будем говорить о душе, перейдем к более земным вещам. Ты спрашиваешь, что мне нужно? Мне нужно получить обратно свое имущество. А именно — содержимое коричневой кожаной барсетки, которую вы с Гочей позавчера увели из белой «Нивы» на Загородном.
— Какой такой барсетки, уважаемый? Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Казбек явно пытался включить дурака.
— Послушай, не-уважаемый. Я допускаю, что у тебя был сегодня не самый лучший день — тебя много били по голове, и, возможно, поэтому ты стал хуже соображать. Я бы мог, конечно, попробовать вправить тебе мозги, но немного опасаюсь за твое здоровье. Честно говоря, мне не хочется, чтобы ты тут двинул кони (по крайней мере, в моем присутствии). Так что давай проведем небольшой, как говорят менты, следственный эксперимент. Это городской телефон? Отлично. — Я подошел к аппарату и набрал номер операторской службы «Экскома».
— Добрый день, барышня. Будьте любезны — сообщение для абонента 1322… Да… А текст такой: «Казбек, сука ты эдакая, верни меня хозяину». И подпись: пейджик. Что?… Почему нельзя?… Странно, а какое можно?… Ну хорошо, а вот, например, сволочь — можно?… Ну что ж, пусть тогда будет сволочь, хотя это немного искажает смысл… Все, спасибо, барышня.
Примерно через полминуты в одной из стоявших в углу сумок раздалась знакомое классическое попискивание. То ли Моцарт, то ли Бетховен — признаться, я не очень хорошо в этом разбираюсь. Казбек встрепенулся и сделал было попытку подняться, но я тут же пресек ее путем несильного удара ногой.
— Лежите, больной, доктор запретил вам вставать с постели, — я самостоятельно порылся в пакете и выудил оттуда казенный инвентарь. Тот самый, из-за которого меня так бесцеремонно лишили законных премиальных.
— Казбек, смотри-ка, тут тебе сообщение пришло. Сам прочитаешь? Не хочешь? Ну тогда давай я. Вот слушай: «Казбек, сволоч ты эдакая, верни меня хозяину. Пейджик». Странно, а разве в слове «сволочь» мягкий знак в конце не ставится? Ну да ладно. Я думаю, что придется уважить пейджика. Ну не хочет он у тебя оставаться. Видать, совсем хреново ему в твоем обществе, а, Казбек?
Сын гор злобно вращал глазами и что-то прошипел на своем тарабарском наречии. Знакомых слов я различил только два: «сука» и «би-и-лять», и, хотя эти его оскорбления меня нисколько не волновали, я залепил-таки ему небольшую затрещину, дабы он не отвлекался от основной цели нашего мероприятия. Казбек лязгнул зубами и заткнулся.
— Ты же понимаешь, не-уважаемый, что отыскать остальное свое имущество я мог бы здесь и сам. Но поскольку по натуре я страшно брезглив, перспектива ковыряния в твоих шмотках меня не прельщает. Еще какую-нибудь заразу подхвачу. Так что давай-ка, что там у нас по списку?
Записная книжка, сто баксов.
— Какие сто баксов, слушай, — встрепенулся Казбек. — Там один только двадцатка был…
— Странно. Я точно помню, что там был именно стольник. Ты что-то путаешь, не-уважаемый. Короче, где? Ну? Не заставляй меня в очередной раз заниматься рукоприкладством.
— В верхнем ящике, там… Ключ в куртке… Би-и-илять, — и Казбек снова завел свою шарманку.
Открыв верхний ящик буфета, я обнаружил там целый ворох весьма полезных вещей, начиная с золотых украшений и кончая денежными знаками неизвестных мне государств. Там же я отыскал и свою записную книжку. Хотел было действительно забрать сотню долларов, однако прикинул, что в данном случае невольно становлюсь как бы соучастником кражи и с некоторым сожалением ограничился лишь своей двадцаткой.
— Вот видишь, любую проблему можно решить вполне цивилизованным путем. Кстати, я все хотел спросить — а кто ж это тебя так отмудохал? А, Казбек? Не ту машину вскрыли, что ли? На крутых нарвались?
— Какое твое дело, а? — Но потом все же ответил: Зугдидские наехали.
— А, это те самые, которые через "д", а не через "т"? И чего им было от тебя нужно? Кровная месть? Ты соблазнил и бросил гордую селянку, оказавшуюся сестрой злобного джигита?
— Какую сестру? При чем здесь сестра? Я не знаю никакой сестры, — возмутился Казбек. — Денег хотели… шакалы, — он загнул очередное, и надо признать, весьма мелодично звучащее местечковое горское ругательство. — Раньше мы с Гочей работали на вокзале. Потом пришел Самвел с «зугдидскими» и сказал, что теперь это их земля. А где ты найдешь еще такую землю? Столько машин. Люди приезжают, уезжают — туда-сюда.
Все могли работать, всем места хватает. Но Самвел как с цепи сорвался: хочешь работать на его земле — плати половину. Нигде таких расценок нет.
Мы рискуем, он нет, а получать должны поровну. Где справедливость?…
— Ясно, дальше можешь не продолжать, — перебил я его, — насколько я понял, тебе доступно объяснили, что в этом мире справедливости нет. Ладно, вернемся к нашим бананам. Ты еще должен мне фотографии, и после этого мы расстаемся, не имея более взаимных претензий друг к другу… юз В комнате повисла подозрительная тишина. Наконец Казбек собрался и выдохнул:
— Нет фотографий… Мамой клянусь, правда, нету…
***На экране телевизора ловкой обезьяной уворачивался от своих противников неутомимый Джеки Чан. Вот уже второй час мы с Казбеком пытались смотреть единственную в его доме более-менее приличную видеокассету, коротая время в ожидании Гочи.
Черт! А ведь я фактически не сомневался в том, что после встречи с Казбеком ситуация разрешится сама по себе.
Какое там…
После того, как он заявил, что Татьяниных фотографий в квартире нет, я был близок к тому, чтобы убить его.
Похоже, Казбек почувствовал это мое состояние, вследствие чего стал максимально откровенен и рассказал мне все, что знал.
Короче, этот подонок, Гоча, действительно узнал на фотографиях Татьяну Ненашеву (к сожалению, он оказался более башковит, нежели его соплеменник). Порывшись в моей записной книжке, он выудил номер сотового телефона Татьяны — того самого, который она обычно давала лишь самым близким людям. Решив срубить с московской звезды денег, Гоча позвонил, и надо ж так было случиться, что как раз в это время Татьяна находилась в
Питере. В общем, они запросили с нее тысячу баксов и назначили встречу на сегодняшнее утро. Однако накануне вечером, еще до того, как Казбека избили «собратья-зугдидцы», Гоча где-то откопал людей, которые согласились приобрести эти фотки не за одну, а за две тысячи зеленых. После чего он забрал у Казбека фотографии, пообещав вернуться сегодня вечером. Как я понимаю, уже с вырученной от сделки суммой.
Теперь утренняя сцена в Агентстве становилась более-менее понятной: отзваниваться о своем «форс-мажоре» Татьяне эти абреки, естественно, не стали. Она, судя по всему, какое-то время безрезультатно прождала их в заранее оговоренном месте.
Затем втемяшила себе в голову, что ко всей этой истории причастен я.
Пулей примчалась в «Пулю». Ну а дальше… Нет, все-таки шок — это действительно по-нашему.
***В начале десятого в коммунальном коридоре глухо стукнула входная дверь. Сидящий на тахте Казбек заворочался и попытался что-то промычать. К этому времени в целях предосторожности я связал ему руки брючным ремнем и заклеил рот обнаруженным в аптечке перцовым пластырем. Если верить рассказам Лехи, Гоча был более серьезным спарринг-партнером. Поэтому я решил не давать Казбеку шансов на подачу сигналов бедствия, дабы при выяснении отношений с его коллегой можно было в полной мере воспользоваться фактором внезапности.
Гоча вошел в комнату, и первое, что он увидел, был избитый и связанный Казбек, страдальчески вращавший глазами и пытавшийся указать на меня, притаившегося за дверью.
Не знаю, о чем в эту секунду подумал Гоча, но уже в следующую он обернулся в ту сторону, куда ему отчаянно сигнализировал глазами Казбек. Я не стал обмениваться с Гочей приветствиями и от души залепил ему в глаз.
К моему удивлению, после этого удара он как-то умудрился устоять на ногах. Поэтому пришлось довершить дело не совсем корректным ударом в область паха, и взвывший от боли Гоча повалился-таки на пол. Войдя в раж, я еще немного попинал его ногами, а после того, как он временно перестал подавать признаки жизни, присел на корточки рядом с бесчувственным телом и устало закурил. Сердце бешено колотилось, не успевая переребатывать хлынувший через него поток адреналина. Лет десять назад, в те, «лихие», времена, для меня это было бы легкой физкультурной разминкой. Теперь же руки предательски дрожали, а восстановить сбитое дыхание удалось лишь после нескольких глубоких затяжек.
Стареешь, Шах. Ох, стареешь!
