Виктор Меньшов - Чикагские гангстеры могут отдыхать
И тут я пересек большой зал и направился прямиком к Нине, полный решимости покончить с моими мучениями — здесь и сейчас.
Нина, заметив мой отважный рейд, с интересом и любопытством наблюдала за моим приближением, слегка наклонив голову и улыбаясь уголками губ не то поощрительно, не то насмешливо.
Впрочем, мне было все равно. Я подошел к ней, резко остановился, откашлялся и собрался уже все выложить, как вдруг взгляд мой упал на витрину, перед которой она стояла. Меня захлестнула волна удушливого стыда. На витрине красовались в великом множестве женские ажурные трусики. Более удачного места для изложения своих подозрений я просто не мог выбрать!
Нина насмешливо смотрела на меня, выжидая. Я же совершенно потерял дар речи. А когда собрался с силами, взгляд мой упал на зеркало, большое, наклоненное к покупателям, отражавшее зал, и прилавок с дорогим нижним бельем, и красавицу Нину возле этого прилавка, вопросительно разглядывающую стоящего напротив не очень, вернее, очень не молодого человека, грузноватого, изрядно поседевшего, не слишком модно одетого, мешковатого, совсем с ней не гармонирующего. Короче, человек этот смотрелся здесь совершенно нелепым и абсолютно инородным телом. И человеком этим был, как вы догадались, ваш покорный слуга.
Я вздохнул, опечаленный увиденным в зеркале, опустил глаза и открыл рот, чтобы произнести хоть что-то в свое оправдание… Но тут показалась из-за занавески продавщица, я поднял на неё взгляд и понял, что здесь не место для таких разговоров. Я хотел попросить Нину уделить мне пару минут на улице, но эта бестия продавщица обратилась ко мне с вопросом, притом эдак ехидненько:
— Простите, уважаемый, я могу вам чем-нибудь помочь?
С тяжелым чувством я разглядел насмешку в её больших зеленых глазах. Насмешку превосходства. А этого я ни от кого не терплю.
— Да, милая! — рявкнул я, шевеля пальцами над витриной с бюстгальтерами и какими-то хитроумными поясами для тучных дам. Покажите-ка мне, если вы так любезны, как это все расстегивается!
И прежде чем она обрела дар речи, пока соображала, ответить ей подобающим образом самой или вызвать охрану, я успел отойти до середины зала и оттуда услышал мягкий голос Нины. Она утешала продавщицу:
— Не обращайте внимания, дорогая. Вы же видите, человек явно не в себе…
Лицо мое, наверное, совсем обуглилось, так оно горело. А сам я гордо шел к выходу с поднятой головой, зато, едва выйдя из поля зрения продавцов и покупателей, припустил к своей машине чуть не бегом. Плюхнувшись на сиденье, я открыл окно и врубил скорость. Ветерок остужал ожоги на моем лице. Но что могло остудить обожженную душу?
Я проехал кругов шесть вокруг магазина и, силком заставив себя вернуться на место, стал меланхолично высматривать Нину. Машина её стояла на платной автостоянке. Я рисковал быть оштрафованным, но въехать туда означало засветиться. Нет уж! Сегодня я достаточно высвечивался перед Ниной.
Ждал я долго, всматриваясь до рези в глазах. Я не очень удобно для наблюдения припарковался и собрался уже плюнуть на запретные знаки и передвинуться, как вдруг в окошко мне постучали. Стук был осторожный и вежливый, но тем не менее настойчивый.
Я повернулся, ожидая увидеть постового, но ничего подобного! В стекло стучали ноготками ухоженных пальчиков, причем стучали все более нетерпеливо и настойчиво.
Во рту у меня мгновенно пересохло, а сердце полетело прямо в пол, я даже готов был поклясться, что услышал, как что-то шлепнулось на резиновый коврик под моими ногами. Я потянулся открыть дверцу, но вместо неё открыл окно. К нему наклонилась Нина.
Ее красивое лицо стало сердитым, о чем говорили две маленькие вертикальные складочки между бровями.
— Может, соизволите выйти из машины, когда с вами разговаривает дама? — довольно резко спросила она.
Я торопливо дернул ручку и толкнул дверь… Слишком торопливо… Я в ужасе зажмурился и перестал дышать.
Когда я заставил себя через некоторое время все-таки открыть глаза, Нина уже выбралась из лужи, куда я опрокинул её резким ударом двери. Она с недоумением и яростью разглядывала свое шикарное красное платье, постепенно принимая его цвет. Колготки на одном колене поехали, один каблук элегантной туфельки качался, как зуб у меня во рту, и вся она оказалась в грязных потеках и брызгах.
Она осматривала потери, молча открывая и закрывая рот, а я, точно так же беззвучно изображая крайнюю степень потрясения, разглядывал нанесенный мною ущерб.
Со стороны мы, вероятно, походили на двух рыбок в аквариуме. Впрочем, за себя я не ручаюсь. Я с тем же успехом мог напоминать корягу, шевелящую губами.
— Что это значит? — спросила она каким-то свистящим шепотом, указывая себе под ноги.
— Это — лужа… — тоже шепотом ответил я.
— Вы что, издеваетесь?! — она наконец обрела голос.
— Почему? — только и нашел я что сказать ей в ответ.
— Это у вас надо спросить, почему вы издеваетесь надо мной! воскликнула она, чуть не плача.
— Это я над вами издеваюсь? — совершенно искренне удивился я. — Да разве я могу над вами издеваться?!
— А что же я, по-вашему, сама в лужу запрыгнула? — уже по-настоящему, по-детски всхлипнула она.
Я выскочил из машины и принялся как мог успокаивать её, пытаясь помочь, бестолково вертясь вокруг, но вместо этого только смущал её и мешал. Она же, по мере того как осматривала себя, все больше расстраивалась. Притом так искренне и непосредственно, что я и сам готов был расплакаться.
— Ну что мне сделать, чтобы вы не сердились на меня? — воскликнул я. Хотите, сам сяду в лужу?
Я сделал вид, что собираюсь усесться в грязь, держась, однако, за дверцу машины.
Она бросилась меня оттаскивать, но случайно толкнула дверцу, рука моя соскользнула, я инстинктивно ухватился за нее, каблук её многострадальной туфельки окончательно подвернулся и…
Я лежал внизу и не хотел открывать глаза, представляя, что мне предстоит услышать. Но вместо брани у меня над ухом раздался смех. Я осторожно открыл глаза и увидел прямо перед собой её смеющееся лицо.
Тут, непонятно почему, слезы навернулись мне на глаза. А она забормотала:
— Да что ж так расстраиваться, глупый вы, глупый, ну все нормально, подумаешь. Это же нечаянно. Вот чудак какой!
Ну и видок у нас был со стороны, могу себе представить. По крайней мере, когда мы поднялись наконец на ноги, то смогли убедиться, что зевак собралось вокруг видимо-невидимо.
— Ну что, никогда не видели, как кино снимают? Вон же скрытая камера! — прикрикнул я на зевак и махнул неопределенно рукой. Они, потеряв к нам сразу интерес, стали вертеть головами в поисках скрытой камеры.
— Ну, а теперь-то вы мне поведаете, кто вы и зачем за мной слежку устроили? — спросила Нина просто и задиристо.
— Ну, не совсем слежку… — начал я издалека.
— Впрочем, давайте поедем ко мне на работу, приведем себя в порядок, там и поговорим спокойно, — сказала она, оглядев наши заляпанные одежды. А то здесь мы многовато внимания привлекаем своим экзотическим видом. Принимаете приглашение?
Она так смотрела на меня, что я принял бы любое её приглашение. Поехали мы на моем «жигуленке», а её машину оставили на платной стоянке, где ей ничего не грозило. Она сказала, что кого-нибудь пришлет за ней из офиса.
Когда мы приехали, вокруг нас поднялся девичий переполох. Все хором щебетали, осыпая советами и сочувствиями. Меня Нина поручила привести в порядок" девочкам", а сама пошла наверх. Девочки взялись за выполнение распоряжения начальства даже слишком усердно и охотно. Меня поволокли прямиком в душ, пытаясь на ходу раздеть. Я отбивался как мог. Но сил у меня почти не оставалось, сами понимаете.
Короче, в душ меня запихнули почти без ничего. Только воду включить осталось. Девочки любезно поинтересовались, не потереть ли мне спинку или ещё чего, но я запер дверь.
Я стоял под иголочками душа и никак не мог поверить, что это действительно происходит именно со мной. Думал ли я, что окажусь в офисе Нины и что она совсем не такая, какой казалась со стороны, а добрая, искренняя… Думал ли я, что буду с ней так запросто разговаривать! Я даже разглядел веснушки на её небольшом прямом носике. А какие у неё удивительные, живые глаза…
В это время в двери настойчиво постучали, и захлебывающиеся смехом девичьи голоса спросили, не нужно ли меня вылавливать, спасая из вод мыльных.
Я проворчал, что и сам выберусь. Выключил воду и полез за полотенцем. Полотенце я нашел, но во что одеться — увы!
В дверь опять застучали, и невинный голосок, задыхающийся от сдавленного смеха, осведомился:
— Может, возьмете одежду?
Голос вовсю старался звучать беспристрастно, но это ему плохо удавалось.
— Хватит вам хихикать! — постарался я их урезонить. Но вызвал этим только новые волны смеха.
