Василий Носенков - Следов не осталось
- Крепка, сволочь... - говорил Робинзон, глотая большими дозами самогон.
- Потому из чистого сахара, - хвасталась Агриппина Тарасовна.
- Да?
- Ага. И лучше и дешевле. Из килограмма песку литр получается.
- Коммерция, ничего но скажешь. Капитал можно нажить...
Взгляд Раисы остановился на узорчатом одеяле. Она поднялась из-за стола. Пошатываясь, направилась к никелированной кровати. Не говоря ни слова и не стесняясь присутствия Робинзона, стала раздеваться. Агриппина Тарасовна поспешно постелила постель и благоразумно удалилась по своим делам. Сразу же Раиса почувствовала рядом с собой жаркое тело Робинзона.
Она потянулась к нему руками, крепко обвила шею.
...Проснулся Робинзон только после обеда. Долго но мог понять, где он находится. Низкий, выбеленный:, известью потолок походил на барачный. Но стены били оклеены розовыми обоями. В углу на полочке блестел позолотой скорбный лик божьей матери. Рядом на подушке спала Раиса. Лицо ее стало нежно-розовым, губы полуоткрыты в довольной улыбке. За топкой перегородкой кто-то разгогаринал. Робинзон насторожился.
- ..не инженер он. Моряк. Служил во флоте.
По голосу Робинзон узнал Агриппину Тарасовну и вспомнил, где находится.
- Староват для моряка. Со службы помоложе возвращаются, - возражал другой, тоже женский, голос.
- Милая, так он же офицер, понимаешь? А офицеры, они всегда дольше рядовых служат. Представительный такой мужчина, культурный, - продолжала хозяйка.
"Неспроста все это", - забеспокоился Робинзон. И как бы подтверждая его подозрения, другой женский голос согласился:
- Да, да. Такие люди всегда культурные. Ну, я пошла. До свидания, соседка.
И тут Робинзон пожалел, что смазал петли дверей в сенях. Тихо приподнявшись на локте, он выглянул в окно. Двор пересекала женщина помоложе хозяйки, в мужском пиджаке и резиновых сапогах. Открывая ветхую калитку, она подозрительно обернулась.
Этот визит обеспокоил Робинзона.
- Кто это у вас был? - спросил он у Агриппины Тарасовны, прикидываясь только что проснувшимся.
- Соседка заходила. Гречневой крупы в долг просила, а у меня у самой греча кончилась, - пояснила хозяйка.
- А с кем она живет, соседка? - не унимался Робинзон.
- Муж у нее сторожит магазин да двое внуков. Дочка с зятем на целину подались, партийные...
Всплыл в памяти старик с ружьем. "Как же так? Сторожит магазин, а крупой не запасся. Что-то тут не того". Робинзон сладко потянулся, откинул одеяло и босиком прыгнул на пол. Подозрительность не давала ему покоя. Ехал отдыхать, а приходится нервничать.
К вечеру он увидел недалеко от дома сторожа. О чемто разговаривая с человеком в сером плаще, сторож, как показалось Робинзону, дважды ткнул палкой в сторону дома Агриппины Тарасовны. Это укрепило его подозрения о ненадежности убежища.
Пересортировав с Раисой вещи, он сложил их в чемоданы, и в сумерках они направились к станции с твердым намерением поспеть на поезд, идущий из Ленинграда.
7
Добрых полчаса метался Бадраков по длинным коридорам Дома культуры, тая надежду, что разыщет беглянку в этих, как теперь ему казалось, неприветливых стенах. Но - увы! Все его старания были напрасны.
Сагидуллина исчезла. Он уже ругал себя за то, что не бросился сразу к трамвайной остановке. А вдруг она не успела уехать. Но момент был упущен...
Бадраков вторично зашел к администратору и принялся расспрашивать о художественном руководителе кружка пения.
- Талантливый парень, ничего не скажешь, - с готовностью ответил администратор. - Это вам по его предшественник Саша Дынкин, который только и знал, что занимать в долг деньги. Мне десятку должен и по сей день не отдает.
- А он, Дынкин этот, в каких отношениях с Сагидуллиной был? - спросил Бадраков. Он чувствовал, что многое не успел учесть.
- Видел я их несколько раз на улице. Вроде бы любезпичали, но конкретно об их отношениях боюсь говорить. Дело такое, сами знаете, - пожал плечами смущенный администратор.
Бадраков узнал адрес Дынкипа и вышел. Как же теперь докладывать начальству? Маренгоф, безусловно, сидит у себя и кабинете и ждет, когда приведут задержанную. Да и не одип сидит, следователя домой не отпускает.
Сначала Петр Кириллович хотел поехать в отдел и лично доложить о случившемся. Выйдя из Дома культуры, он направился на остановку трамвая. По дорого увидел будку телефона-автомата.
Пришлось выбрать меньшее из двух зол. Все-таки сообщать по телефону неприятную историю о бегстве Сагидуллиной было немного легче, чем предстать воочию перед начальником.
Попробуй теперь доказать, что виноват милиционер Сватухин. С тобой и разговаривать не станут. Ты - старший оперуполномоченный, ты - инициатор дела, наконец офицер, поэтому будь любезен ответить за результат операции.
Начальник не стал длинно распространяться по этому поводу, когда Бадраков позвонил ему из автомата и додожил о случившемся. Он ограничился одним-единственньш словом:
- Как?!
Было в нем и разочарование, и недовольство, и упрек.
Бадраков принялся последовательно, припоминая все мельчайшие детали, описывать свои действия в Доме культуры, особенно стараясь заострить внимание Марепгофа на необходимости вернуться на третий этаж.
К тому же Сагидуллину он оставлял в фойе не одну, а с опытным милиционером Сватухиньш.
Однако чем больше Бадраков старался хоть немного смягчить свою вину, тем больше он признавал эту вину.
В конце концов Маренгофу надоело выслушивать оправдания своего подчиненного.
- Хватит! - возмутился он. - Сумел упустить, сумей и найти. Без нее в отдел не возвращайся, тебе здесь нечего делать. А подробности о своем ротозействе расскажешь в другом месте и в другой раз.
В трубке послышались короткие гудки. Петр Кириллович печально вздохнул и молча вышел из будки.
Ход событий вновь направлял Бадракова к тому, с чего он начал. Он пошел в общежитие, - возможно, Сагидуллина попытается взять из комнаты свои вещи или хотя бы плащ. Ведь в такую погоду налегке далеко не уйдешь. Пальто ее осталось в гардеробе Дома культуры, Бадраков изъял его до выяснения обстоятельств по делу.
Снова знакомый двор. Дверь во флигелек оказалась открытой, по комната Сагидуллиной была заперта.
- Не возвращалась? - спросил Бадраков у Гвоздихиной.
- Нет. Когда это было, чтобы она в выходные сидела дома. Завтра явится прямо на работу.
- Должна явиться раньше, - сказал он, делая особое ударение на слово "должна".
- Можете подождать. Я вас не выгоняю. Проходите, чайку попьем. Есть такая пословица: "Вместе тесно, а врозь скучно". Нет ее третий день, я уже и загрустила в одиночестве, - объяснила старуха.
- Самому мне нельзя оставаться. Постарше товарищ придет. Так вы уж, будьте любезны, приютите его до возвращения Раисы Матвеевны. Срочное дело, понимаете?
- Всегда пожалуйста, - не удивилась Гвоздихина, - люди мы простые... Раз надо, значит, надо.
Договорившись с Прасковьей Павловной, Бадраков прошел на вахтерский пост в проходную общежития, набрал номер дежурного по отделу, спросил:
- Где Сватухин?
- Здесь, у меня околачивается. Не знаю, что с пим делать. Белено завтра на гауптвахту отправить.
Хотя Бадракову было не до шуток, он все же улыбнулся.
- Если не думаешь сейчас превращать его в солонину, то, будь добр, пришли в студенческое общежитие.
Я его буду ждать у вахтера.
- Будет сделано.
Вскоре грузная фигура Сватухина появилась у подъезда. Петр Кириллович, наскоро изложив задачу, препроводил его во флигелек.
Теперь путь Бадракова лежал к бывшему художественному руководителю Дома культуры Дынкину, о котором так нелестно отзывался администратор.
Дьшкин изрядно струсил, когда увидел удостоверение сотрудника уголовного розыска.
- Позвольте, - заявил он, возвращая документ Бадракову, - если вы получили на меня заявление, то я всегда к вашим услугам. Пришлите мне повесточку, адрес мой известен, прописка постоянная. А зачем же приходить ко мне домой? Это совершенно напрасно.
Поведение Дынкина полностью подтверждало его характеристику, данную администратором Дома культуры.
Видимо, кредиторы осаждали его не на шутку. Иначе зачем было опасаться заявлений в милицию. Но это еще нс говорило о том, что Дынкин преступник.
- Простите, - отвечал Бадраков, стараясь как можно выразительнее подчеркнуть свое миролюбие, - я пришел к вам за помощью, а не по каким-то заявлениям. Извините, конечно, что нарушил ваш семейный покой, но дело у меня срочное, не терпящее отлагательств.
- Пардон, пардон! Прошу, - засуетился повеселевший хозяин. При этом он широко улыбнулся, обнажая металлические зубы, и гостеприимно указал рукой на обшарпанную дверь комнаты.
Бадраков успел заметить, что, хотя Дынкин был необыкновенно подвижен, ему давно перевалило за тридцать. Невысокого роста, худощавый, с поредевшей вьющийся шевелюрой, он передвигался легко и свободно.
