Ольга Лаврова - Третейский судья
Он собирается домой, а по дороге прихватит Томина у аптеки. Тот уперся было: не знаю я там аптеки.
- Знаешь, - говорит Знаменский. - Вспомни вора по кличке Барабашка. А в аптеке работала его любовница... Ну, врубился? Буду через двадцать минут.
Томина он обнаруживает у книжного лотка. Тот с кислым видом перебирает книги. Ассортимент его не радует.
- Знаешь, - говорит он, - не понимаю, что почем, что дешево, что дорого. Приходится рубли переводить в доллары, доллары во франки... и такая ерунда получается...
Живет Пал Палыч в одном из так называемых сталинских домов. Квартиру получали еще его родители.
На кухне он, засучив рукава, организует скорую нехитрую стряпню. Томин по упрощенному варианту накрывает тут же стол.
- До чего приятно посидеть на кухне, - приговаривает он. - Без малейших церемоний.
Знаменский достает початую бутылку.
Томин открывает дверцы кухонного шкафа.
- Берем стопки или стаканы?
- Мать считает полезной дозу пятьдесят граммов.
- Ага, помню.
Маргарита Николаевна принадлежит к числу тех врачей, которые считают ежедневную стопочку водки лекарством от постоянного стресса. Даже может рассказать про опыт с крысами. Одной группе смоделировали благополучные условия жизни как бы в сельской местности. Вторую поместили в ситуацию, где присутствовали городские шумы, был загазованный воздух и разные неприятности: пол дрожал, свет мигал, пугающие фигуры приближались к клетке. Обоим группам поставили для питья по две миски - с водой и водкой. "Сельские" крысы пили только воду. "Городские" же регулярно употребляли водочку, по чуть-чуть. А крысы - животные с чрезвычайно развитым инстинктом самосохранения.
- Пятьдесят граммов пусть крысы пьют, - говорит Томин. - Мы позволим себе по шестьдесят пять, - он ставит на стол рюмки нужного калибра.
Друзья усаживаются за ужин, чокаются без тостов: "Будь здоров - будь здоров".
Разговор крутится вокруг тех же тем:
- Я немножко поставил Интерпол на уши, и мы имеем кучку сведений о господине Янове, - докладывает Томин. - Обитает в городе Вене в собственном доме. Дом многоквартирный, он в моде у богатых выходцев из России. И одно время среди жильцов был - кто? Мокрый, Паша! Оценил?
- Да, они должны быть знакомы.
- Почти наверняка знакомы! Хозяин - квартирант. Я думаю, господин Янов прибыл к Ландышеву по просьбе Мокрого. Дай еще сардельку и шестьдесят пять.
- И что они все в Вену тянутся? В оперетку ходят? - спрашивает Пал Палыч, добавляя в тарелки "быструю" вермишель.
- У Австрии с Россией нет соглашения о выдаче преступников.
- Вон что. А зачем он официально-то приехал?
- Как представитель трех микробиологических фирм. Готовит контракт с нашим институтом и японцами.
Друзьям долго предстоит приближаться к "загадке Янова", и на каждом шажке Знаменского будет посещать сомнение, что заезжий австрияк встраивается в цепочку Мокрый - Ландышев - Нуриев.
- Кто он вообще, этот Янов, Саша?
- По происхождению москвич. Как только разрешили совместные предприятия, создал его с австрийским партнером. Стал совладельцем и директором российского отделения... Я без подробностей, а то долго. Сделку они провели всего одну: хорошенькую сумму перекинули с российского счета на австрийский, якобы для покупки чего-то там... Чай стоит?
- Стоит.
- Отлично. Значит, переправил он в Австрию деньги и следом сам рванул туда же. Лет десять назад. И там провернул обратную комбинацию. Совместное предприятие закрылось, сделка не состоялась. Янову были возвращены денежки уже на его личный счет в Вене.
- Как говорится, простенько, но со вкусом, - хмыкает Пал Палыч. - И дальше?
- Доходные дома, отель на курорте. И спокойный, респектабельный бизнес. Но раз он контактер Мокрого, то нужно его прокачивать изо всех сил.
- К чаю есть сахар, печенье и мармелад.
- Пир горой.
- Мои новости тоже о Янове, - сообщает Пал Палыч. - Компьютеры говорят, не было такого человека в России. Проверили год и место рождения, бывшую прописку - всё вымышленное. Неизвестно, откуда он материализовался в Вене.
То есть поддельные документы, прошлое, которое надо отсечь, скорее всего, криминальное. В Вену прибыл господин Янов из России. А под какой фамилией он жил в России? Чем занимался? С кем был связан? Пока одни вопросы.
У господина Янова, то есть Коваля, в Москве много дел. То он сидит за компьютером, готовя документы для контрактов, то, устав от цифр, отправляется бродить или едет на очередное совещание с будущими компаньонами - обычно в зале Транспортбанка, то просматривает вороха российской прессы - сумбурной, скандальной, лихорадочной.
Случилось, попал к воротам пеньковой фабрики, где некогда они с Хомутовой устроили лабораторию по производству наркоты. Мать честная, что творится! Мощные вентиляторы со всех сторон гудят, вонища прет специфическая, которую ни с чем не спутаешь, и охрана выставлена - настороженная, с автоматами: понятное дело, не веревки охраняют. При нем, Ковале, была лаборатория, теперь - целый комбинат. Интересно, кто же это сюда пришел с деньгами? По проторенной дорожке? Кому и в каких сферах он платит, чтобы не трогали?
И не позавидовал Коваль. Наверное, за протекшие годы что-то в душе сдвинулось. Противно ему стало возле веревочной фабрики, пожалуй, даже... за державу обидно. Странное ощущение...
Однажды около полудня, он привык в это время пить чай, ему звонит Авдеев. "Какой Авдеев?.. Ах, да, транспортная фирма. Нет-нет, я помню, - уверяет Коваль, - но я не вполне готов. Давайте в ближайшее время, на днях".
По правде говоря, подзабыл он о просьбе друга-банкира. Несколько неловко.
В результате звонит телефон у Ландышева.
- Слушаю, - говорит тот и кривится. - Добрый день, господин Янов, рад вас слышать... Но я ведь послал вам документы... Ах, не все? Я проверю. Всего доброго.
Он бросает трубку и раздраженно рыскает по кабинету. Янову нужны конфиденциальные приложения к договору.
- Козел третейский! Навязался на мою голову!
И дальше непечатно. Но словесная разрядка не помогает, и он кричит в переговорник секретарше:
- Катьку ко мне!
Катерина, сопровождаемая сочувственным взглядом Риммы Анатольевны, идет на зов.
Следует разнос:
- Я тебя послал к этому козлу, чтоб он о лишнем перестал думать! А что я имею? Где результат?
- Я стараюсь, - ощетинивается Катерина.
- Больше старайся! Чаще старайся!
Она мигом решает извлечь выгоду из его нервов:
- Давайте отгулы!
- За это дело отгулы? - озадачен Ландышев. - Ну и ну... Ладно, будут тебе отгулы. Только уж нажми, нажми. Чтоб ему вредные мысли отшибло. Или ты ему не понравилась?
Он обнимает девушку, та вывертывается.
- Ты где гонору набралась? Я тебя, можно сказать, с обочины подобрал! Приехала из своей занюханной провинции, ты бы тут по рукам пошла... А я в свою фирму взял!
"Ты меня подобрал! - внутренне кипит Катерина. - Да ты от меня тащился целых полгода! А в фирме твоей я, может, лучше всех работаю!.."
Римма Анатольевна все поглядывает в сторону кабинета Ландышева. Увидя расстроенную Катерину, срывается вслед и настигает ее в дамской уборной.
- Катюша, он тебя обидел?! Хам проклятый!
В Катерине еще много детского, ей хочется, чтобы пожалели. Да и Римма Анатольевна ей симпатична. Потому девушка хлюпает носом. Но обида недолгая, она начинает прихорашиваться.
- А что-то у тебя глаза светятся? Загуляла?
- Не, влюбилась.
Римма Анатольевна искренне обрадована:
- В кого?
- Такой человек особенный! Такой сильный!
- Да кто такой?
Катерина уже открыла рот рассказать и про Янова, и про то, что у нее теперь будут отгулы, чтобы с ним часто-часто встречаться, но спохватывается.
- Секрет! - и выскакивает вон.
На смену ей появляется в этом тихом месте секретарша Ландышева.
- Риммочка, - просит она, - выручи, порежь сегодняшние бумажки.
Та, для вида вздохнув, соглашается. Они идут в "предбанник" секретарши перед кабинетом Ландышева. Секретарша хватает сумочку и убегает. Римма Анатольевна включает уничтожатель бумаг, бегло просматривает документы, некоторые откладывает к себе в сумку про запас: она предвидит день, когда ее снова спросят о финансовых делах в страховой компании, и не хочет приходить к этому дню с пустыми руками.
Московские пригороды были некогда живописны, и в тех редких местах, где их не поглотили новостройки, продолжают радовать глаз.
Такси везет Коваля по кое-как заасфальтированному узкому шоссе, обсаженному с обеих сторон высоченными деревьями, в которых едва можно узнать полвека нестриженные липы. Это бывшая подъездная аллея, впереди угадывается бывшее поместье.
Машина тормозит у территории, огороженной высоким забором. Коваль вылезает из машины, забрав полиэтиленовую сумку с коробками и фруктами.
На воротах вывеска: "Психоневрологический интернат".
