Анастасия Валеева - Паутина
– Что-о? – загремел, сразу как-то прорезавшись, голос Три Семерки.
– Авария на загородной трассе, два трупа, две покареженных машины… Свидетелей нема…
– Фу ты! Слава богу! То есть не слава, конечно… – осекся Руденко. – Я думал, мокруха опять, ты уж осторожней как-то выражайся.
– Куда уж осторожней, Сема! Представь мое состояние…
Рядом два безжизненных тела в крови. Разве я паникую?
– Короче! Говори короче, что ты от меня хочешь?
– Как что? Ну, во-первых, пришли сюда кого-нибудь, кого следует, с этим же разбираться надо!
– Ну да, да, это надо, конечно, – понимая, что сморозил глупость, бубнил в ответ Семен Семеныч.
– Во-вторых… – загадочно протянула гадалка. – В общем, есть еще кое-что, – Яна кашлянула.
Три Семерки выжидающе молчал.
– Я сейчас веду одно дело, – продолжила Милославская, – и именно оно привело меня к месту этой катастрофы.
– Да! Кстати, как ты там оказалась? С тобой все в порядке? – затараторил испуганно Руденко.
– Да, все хорошо, – коротко ответила Яна.
– Ты тоже с кем-то из них ехала? – снова перебил Три.
Семерки.
– Да нет же! Семен Семеныч, уймись! – раздосадованно воскликнула Яна. – Меня видение предупредило, только я опоздала!
– Опять ты со своими видениями, – кисло процедил Руденко.
– Как бы ты к ним не относился, – холодно возразила гадалка, – они всегда говорят правду! Всегда, как и в этот раз, – настойчиво повторила Милославская. – И вообще, хватит демагогию разводить! Разве есть от этого толк? – Яна уже всерьез начинала сердиться.
Три Семерки что-то фыркнул в ответ, а потом недовольно произнес:
– Ну?
– Я сейчас тебе назову номера одного из автомобилей… – Яна выжидающе замолчала, пытаясь предугадать реакцию Руденко.
– Ну?
– И имя-отчество ее ныне покойного хозяина, – продолжила гадалка.
– Почему имя-отчество? – удивился Три Семерки.
– Могу еще и адресок. Остального не имею чести знать. Потом все объясню.
– Адрес не надо. Номеров хватит. Дальше что?
– Просьба – как можно скорей установить, все ли чисто с этой машиной. Все равно милиции придется это делать. Ведь так?
– Так, – уже более дружелюбно, но, очевидно, ничего так и не разобрав, произнес Руденко.
– Начни сейчас, а Сема? Чую я, дело это начинает чем-то жареным попахивать, боюсь, простым разбирательством ГАИ эта авария не ограничится.
– Почему? – заинтересовавшись, спросил Семен Семеныч.
– Человек пропал, – ответила гадалка.
– Теперь ты его нашла? – усмехнулся ее приятель.
– В том-то и дело, что нет, – горячо проговорила Милославская. – В общем, Сема, потом поговорим, давай к делу, а?
– Давай, дафа-у-э, – позевывая и коверкая слова, протянул Три Семерки.
– Какой же он противный иногда! – процедила гадалка, отключив сотовый.
Милославская вдруг поймала себя на мысли о том, что она не заикнулась в разговоре с приятелем о хозяине «Москвича», да и не думала о нем особенно. В чем причина этого, гадалка и сама не могла объяснить. Интуиция, внутренний зов настойчиво звали ее заняться именно «Жигулями». Возможно, такое ощущение в душе Яны создавалось потому, что героями ее детективных расследований редко становились сельские работяги.
Тем не менее гадалка не могла так просто отступиться от проверки «благополучного» покойника. Слишком уж часто выходило, что «черти» обнаруживались именно в тихом омуте. Однако время в период расследования всегда было для Яны особенно драгоценно, и теперь она задумалась, а стоило ли двигаться в этом направлении вперед, рискуя потерять золотые часы напрасно?
Кто и что могло прийти ей на помощь в этой ситуации? Безусловно, карты. В своем выборе Милославская не усомнилась ни на минуту и поспешила достать из сумочки заветную колоду.
Она веером раскинула ее перед собой и на минуту задумалась. Пробежав взглядом по всем картам, гадалка остановила свой выбор на «Да» и «Нет», потом убрала остальное назад в сумку и, присев на корточки поудобнее, положила «Да-Нет» на правое колено и накрыла его похолодевшей от волнения ладонью.
Эта карта, как и все остальные, имела символическое изображение. Посреди кирпичной стены располагались ворота, распахнутые какой-то неведомой силой. Вдаль уходила дорога, которая замыкалась в огромном человеческом зрачке, поглощающем ее в себе.
Милославская знала, что сосредоточиться в сложившейся ситуации ей будет непросто. Однако карта поспешила удивить ее: Яна практически сразу почувствовала идущее от картона тепло. Наверное, скопившаяся за этот стрессовый промежуток времени энергия искала выход и наконец нашла его: не в горючих слезах и не в криках отчаяния. Сгустком вперилась она сейчас в разум гадалки, еще более увеличивая его необъяснимые способности.
– Да или нет, да или нет, – еле слышно твердила она, спрашивая карту о том, стоит ли ей тратить время на работу вокруг «Москвича».
Гадалка многократно повторяла эту фразу и в один неуловимый момент потеряла грань между реальностью и тем миром, в который она всегда погружалась во время своих сеансов. Яна уже не слышала стрекотанья проснувшихся насекомых, бороздящих траву, шелеста листьев, будоражимых ветром – все это осталось где-то там, за гранью ее сиюминутного состояния.
– Да или нет, да или нет, – кружилось в голове, и вскоре эта фраза стала отдаваться в сознании Милославской одним словом: – Нет, нет, нет, нет.
С этим словом она и очнулась. Открыла глаза и непроизвольно произнесла:
– Нет.
А немного придя в себя, оценила все и еще более взвешенно проговорила:
– Значит, начнем с «Жигулей».
Гадалка сожалела в этот момент, что не могла и о них теперь спросить у карт, ведь ей требовалось время, чтобы восстановить силы. Хотя она не могла не отметить того, что состояние ее было куда лучше, чем обычно после гадания. Обыкновенно она даже подняться могла не сразу. Тем не менее карты всегда диктовали свои законы и никогда не позволяли преступать их – они просто не шли на сотрудничество.
Яна огляделась – положение ее после разговора с приятелем ничуть не улучшилось: она по-прежнему находилась одна посреди дороги, достаточно далеко от города. Пешком, конечно, можно было дойти, но не в ее теперешнем состоянии, да и к чему такие жертвы в начале двадцать первого века.
Вдалеке что-то загудело. Милославская оглянулась: из-за бугра показалась кабина грузовика. Гадалка усилием воли поднялась на ноги и машинально приготовилась голосовать, но тут же опустила руку: в этой ситуации только слепой бы не остановился, да и то бы без проблем проехать не смог – дорога почти полностью оказалась блокированной. Удивительно, что до сей поры, около этой преграды не образовалось скопления машин. Хотя, конечно, время слишком раннее. Даже ночью дорога обычно бывает более оживленной, чем в такую рань.
Яна встряхнула волосами и тяжело вздохнула. Грузовик, подъехав ближе, резко сбавил ход. Потом из его окна показалась высунувшаяся почти наполовину фигура человека, который пытался разглядеть, что случилось на дороге. Когда автомобиль миновал еще около ста метров, Милославская могла разглядеть выражение лица его водителя, который был шокирован увиденным.
В пяти метрах от нагромождения грузовик остановился. Дверца кабины с осторожным скрипом открылась и из нее показался побледневший мужчина, огненная рыжина которого в этом его состоянии стала еще более откровенной. Он спрыгнул со ступеньки на дорогу и, закинув обе руки за голову, присвистнул.
– Что это? – тихо произнес он, глядя на Милославскую.
– То самое, что вы видите, – ответила она, – это не галлюцинация.
Мужчина ничего не ответил и, глянув на один из трупов, сморщился, а потом отвернулся.
– У меня жена сейчас рожает! – с досадой воскликнул он. – До КПП еду, «Скорую» вызвать хотел. Ну и денек! Чертова деревня!
– А что у вас нет телефона? – удивленно спросила гадалка.
– Да нет у нас на Рейнике ни хрена ничего, ни телефона, ни врача. Фельдшер только сидит, которому поросенка резать никто не доверит! Сотовый – один на всю деревню, у Костюненкова. Он не дает. Его тоже понять можно, достали уже. День и ночь стучат. То милицию, то «Скорую», то еще кого-нибудь.
– Не переживайте, – воскликнула Яна, – я знаю, как вам помочь!
Она протянула незнакомцу мобильник, который до того машинально опустила в карман. Мужчина, ничего не говоря, вырвал телефон у Яны из рук и судорожно стал нажимать на его кнопки.
Вызвав помощь, он громко вздохнул и расплылся в улыбке.
– Неужели я отцом стану?! Столько лет ждали!
Яна с грустью подумала о том, что в жизни слишком часто соседствуют горе и счастье, что ничто в ней не вечно и что человек в своей радости бывает глух к чужой беде. Этот безумно счастливый в данный миг человек был нисколько не виноват в своей несвоевременной эйфории.
– Так уж устроен мир, – тихо пробормотала Милославская.
