Александр Трапезников - Аккорды кукол
4
Директор школы по заведенной привычке поднимался очень рано - в пятом часу утра. А ложился в двенадцать. Четырех часов для сна ему вполне хватало, к тому же он любил иногда по-стариковски подремать днем в своем кресле, когда знал, что в кабинет, кроме секретарши, никто не заглянет. А та проработала с ним почти тридцать лет и умела охранять директорский покой. Но этот ранний гость, позвонивший в дверь, побил все рекорды. Директор торопливо встал, набросив на плечи старенький халат. Подойдя к двери, посмотрел в "глазок".
- Заходи, - отпирая, сказал он.
Вид у Геры Диналова был не ахти: на лбу и щеке царапины с запекшейся кровью, рукав куртки порван, брюки заляпаны грязью. Но темные глаза блестели весело, хотя и смотрели с вызовом.
- Мне бы умыться, - сказал мальчик, проходя мимо него в квартиру. Здравия желаю, Филипп Матвеич. Разбудил?
- Ничего. Гость от Бога.
- Я от другого товарища.
Гера хорошо ориентировался в квартире директора, поскольку не раз бывал тут. Бросив на пол куртку, он сразу пошел в ванную, открыл кран. Директор тем временем достал из аптечки йод, вату, пластырь. Подождал, пока мальчик умоется, обработал порезы, оставленные осколками стекла.
- Ну, рассказывай, - произнес Филипп Матвеевич, покончив с этим.
- А чего говорить? Свалился в канализационный люк. Крышку, гады, забыли закрыть.
- Не ври. Небось подрался с кем-нибудь?
- Точно. Подрался. Еле утек. Приютите на день?
- А школа? Так и не пойдешь ни сегодня, ни завтра? Смотри, отчислим. Я больше не смогу за тебя заступаться. Куда ты тогда денешься? Ведь загремишь по полной программе, так и знай.
- Не загремлю. Пойду я в школу, только не сейчас. Куда с такой рожей? - Гера взглянул в зеркало на свое лицо, заклеенное кусочками пластыря, усмехнулся. - Шрамы украшают мужчин, не правда ли?
- Ты ещё ребенок. А без знаний так и останешься им до конца жизни. А мог бы со временем поступить в институт. Голова у тебя светлая, - директор тяжело вздохнул. Эти беседы он вел с Герой не в первый раз, да все без толку. - Снова из дома ушел?
- Ага. Повздорили с отчимом. Морковку не поделили.
- Ладно. Разговаривать с тобой бесполезно. Ты, часом, не железный?
Директор тронул его за плечо, начал ощупывать руку. Гера дернулся в сторону. Он не любил, когда к нему прикасались взрослые. Ничего хорошего не жди. А у Филиппа Матвеевича взгляд стал какой-то туманный, словно покрылся слюдой. Что у него на уме - поди разберись.
- Не бойся, - сказал директор. - Меня ты можешь не опасаться, я тебе вреда не причиню.
- Угу, - согласился Гера, отойдя на всякий случай к окну.
Директор неловко потоптался на месте, подошел к старым ходикам, завел их. Вздохнул.
- Странный ты мальчик, - сказал он. - Будем завтракать или спать ляжешь?
- Я бы лучше почитал чего-нибудь. Дайте какую-нибудь книжку. С картинками.
Директор открыл шкаф, вытащил с полки объемистый том.
- Сервантес, "Дон-Кихот". Подойдет?
- А интересно?
- Спрашиваешь! А пока снимай брюки. И рубашку.
- Зачем?
- Надо все это барахло замочить и постирать.
- Нет, нет. Я сам. Потом. Я новые куплю.
- У тебя что же, есть деньги?
- Немного. - Гера решительно взял книгу и уселся в кресло-качалку. Вы не обращайте на меня внимания.
- Да, все-таки ты странный мальчик, - вынес свой вердикт Филипп Матвеевич, прежде чем уйти на кухню. - Еда в холодильнике, захочешь есть сам найдешь.
Когда он снова вернулся в комнату, Гера уже спал, свернувшись калачиком в кресле-качалке. Сервантес валялся на полу, раскрытый на литографии Рыцаря Печального Образа. Директор поднял свою любимую книгу, положил её на стол. Затем принес плед и укрыл им мальчика. Некоторое время он молча стоял над ним, всматриваясь в его лицо. Во сне Гера шевелил губами, словно пытался что-то сказать, но не мог выговорить. "Он красив, подумал Филипп Матвеевич. - И это станет его бедой на всю жизнь. Лучше бы он был уродом". Коснувшись пальцами его лба, директор почувствовал холод. Мальчик что-то пробормотал, какое-то слово, не то "люблю", не то "убью"... Директор резко повернулся и вышел из комнаты.
5
За столом во время завтрака царило неловкое молчание: и отец, и дочь старались не смотреть друг на друга. Карина же, наоборот, буквально жгла их обоих взглядом. Она впервые чувствовала себя какой-то лишней, словно, выполнив наконец свою главную роль, осталась не у дел. И теперь она не знала, что предпринять дальше. Владислав, допив чай, засобирался на работу.
- Позвони Клеточкину, - сказал он, будто угадав её мысли. - Если что-то стоящее - не отказывайся. Приду вовремя.
- Я так и собиралась сделать, - ответила Карина, подставив для поцелуя щеку.
Поглядев на дочь и слабо улыбнувшись, Владислав вышел из квартиры. Карина стала убирать со стола посуду.
- Я тоже пойду, опаздываю, - сказала Галя. Она думала, что именно сейчас мать начнет читать нотации, но та лишь как-то спокойно, даже равнодушно пожала плечами. Ночь вымела из сознания все страхи и волнения. Действительно, пришла пора подумать и о себе, годы уходят, а она не обязана всю жизнь быть привязанной к мужу и дочери.
- Иди, - ответила Карина, не оборачиваясь. И добавила: - Когда вернешься, возможно, меня не будет дома. Ты знаешь, как разогреть обед.
- Конечно, - кивнула Галя, не вникая в слова матери.
Она была поглощена своими мыслями. Утром, встав с кровати и открыв окно, чтобы сделать зарядку при свежем воздухе, Галя увидела перевязанный бечевкой пакет, лежащий на подоконнике. Почему-то она сразу подумала, что это сюрприз от Геры. И некоторое время гадала, каким образом он попал сюда. Потом распутала бечевку и развернула пакет. Она ожидала обнаружить внутри коробку конфет или книгу. Но там лежала видеокассета без названия. Повертев её в руках, Галя включила магнитофон, приглушив звук, чтобы в комнату не вошли родители. О зарядке она забыла, усевшись на краешек стула. Титров не было. Гнусавый голос за кадром произнес: "Учебное пособие для начинающих лесбиянок". Появились две молодые красивые девушки, стали целоваться и попутно раздевать друг друга. Галя давно знала, откуда берутся дети и какие сексуальные извращения существуют, но тут она воочию видела перед собой столь откровенные сцены, что щеки её начали густо краснеть. Минут пять, не отрываясь, она смотрела на экран телевизора, пока не опомнилась, услышав в коридоре голос отца. Поспешно вскочив, она выключила видик, вытащила кассету и, не зная, куда её спрятать, вышвырнула в открытое окно. "Дурак! подумала Галя со злостью. - Зачем он это сделал?" Она стояла, прижав ладони к щекам, и ей хотелось расплакаться.
А Гера, проснувшийся в квартире директора школы, и сам не смог бы ответить на этот вопрос. Наверное, он злился на Галю из-за того, что она так быстро подружилась со Светой. Эти девчонки совсем чокнулись, языком мелют, что помелом. Еще там, в парке, отлучившись за мороженым, он купил в коммерческом киоске эту подпольную кассету. Раз они игнорируют его, пусть смотрят порнуху. Ну их обеих в болото!.. Осмотревшись в пустой квартире, Гера поставил на плиту чайник, а затем выложил из карманов на кухонный стол побрякушки, достал из сумочки доллары. Тщательно и не торопясь пересчитал. Сумма получалась приличная: под двенадцать штук. Да кучка колец и брошей потянула бы на столько же. А главное, они не успели заметить его лицо. Когда он вылетел со второго этажа и упал на мусорную кучу, то сразу дал деру. Несмотря на хромоту, бегал он здорово. Еще погоняться надо, чтобы поймать.
Сладко потянувшись, Гера откинулся на спинку стула и зажмурил глаза. За спиной засвистел чайник, но мальчик не шелохнулся. Теперь надо куда-то спрятать все это барахло. К Мадам идти не хотелось. Нужно оборудовать новый тайник, здесь. Правда, старый пердун, Филипп Матвеевич, может ненароком загнуться, и тогда будет весьма хреново. Придется навещать его почаще. Или вообще пожить некоторое время здесь? Только бы он не приставал со своими разговорами. Нет, старик он неплохой, но кто разберет, чего ему надо. Каждый ищет свою выгоду. Или удовольствие. Или хочет поизмываться. Или просто дурака валяет. Хорошо бы на всякий случай достать пистолет. Настоящий, а не эту пукалку с газом. Стоит поговорить с Коржом или Симой. Тоже, правда, сволочи, как и все вокруг. Ладно, каждый получит то, что заслужил. А придет время, и он уедет отсюда. Навсегда. В горы. В горах жить лучше всего. На самой недоступной вершине. Где нет даже зверей и птиц. Лишь снег, снег и снег. И повсюду - пропасть. А далеко внизу лежат те, кто пытался его достать... Чайник все свистел, но Гера продолжал думать, закрыв глаза.
6
"Меня создал мастер Бергер, из обрусевших немцев, живший на Сухаревке, напротив будки с городовым. Его мастерская находилась тут же, в подвале двухэтажного дома, а в крошечном окне мелькали ноги прохожих. В тот день на город обрушились потоки воды. Казалось, что небо гневается за что-то на людей и землю, но в подвале было тепло и сухо. В печи жарко полыхали поленья, потрескивая вслед за покряхтывающим мастером. Его очки держались на кончике носа, грозя сорваться на дубовый стол. Сухонькие пальцы проворно двигались, успевали всюду. Чудак-человек работал быстро, как заведенный. За свою жизнь он смастерил сотни игрушек: и простых, деревянных; и металлических, со сложным механизмом. Но такой, как я, у него ещё не было. С гордостью сообщу вам: это стало его вершиной, лебединой песней. Он делал меня по наитию, вдохновенно, забывая про сон и еду, гоня прочь близких и не подпуская к себе даже любимую собаку, которая тоскливо выла под дверью. Особенно неприятное впечатление производил этот вой по ночам, когда в подвале плясали тени, а за спиной мастера, казалось, скалятся чьи-то наглые и гнусные рожи.
