Александра Кравченко - Дарю вечную молодость / Ее последняя роль/
Леонид давно уже не работал в государственных структурах, а организовал частное агентство «Стан». Под вывеской охранных и юридических услуг «становцы» занимались сыскной деятельностью, выполняя заказы граждан, желающих конфиденциального и эффективного расследования своих дел. Благодаря богатому опыту и многочисленным связям, приобретенным как на юридическом, так и на спортивном поприще, Леонид сумел поставить деятельность своей фирмы на прочную основу. И, хотя специфика его работы не предполагала ни гласности, ни широкой популярности, он вскоре стал очень известен и востребован в самых разных кругах. Своих государственных коллег Становой часто превосходил и результативностью работы и уровнем доходов, но он умел быть благодарным, а потому они не имели к нему претензий.
А в личной жизни Леонид по-прежнему не был так удачлив, как в работе. Года через полтора после развода он встретил красивую и весьма образованную деловую девушку, из бывших секретарш, выбившихся в менеджеры. На второй же день знакомства она стала его любовницей, и с ней он почувствовал себя снова молодым и полным сил. Для начала любовники решили пожить гражданским браком, чтобы лучше друг друга узнать. С этой женой Леониду было гораздо интересней, чем с первой, хотя и тревожней. Правда, она совершенно не умела готовить и вести дом. Но Леонид решил, что это в наше время не существенно, можно нанять домработницу. Хуже было другое: он стал замечать странные и плохо объяснимые отлучки своей гражданской супруги. Не поверив очередной ее отговорке, он однажды, применив свой опыт сыскаря, проследил за ней и обнаружил, что она посещает некий закрытый клуб, в котором странным образом совместились стриптиз-бар, массажный кабинет и дом свиданий. Застав свою супругу «под кайфом» и в объятиях молодого партнера, Леонид, естественно, не испытал удовлетворения. Разразился скандал; красавица кричала, что Леонид — закомплексованный старикан с предрассудками, не уважающий ее право на личную свободу, на сексуальную реализацию и так далее. В результате она получила несколько оплеух, а Леонид первый раз в жизни узнал, что такое спазмы сосудов. К счастью, его здоровье, смолоду закаленное спортом, после этого не ухудшилось, но тревожный сигнал он все же получил.
Больше Леонид не предпринимал попыток устроить семейную жизнь, предпочитая ни к чему не обязывающие легкие связи. Он с головой погрузился в любимую работу, которая одна только вносила в его жизнь и смысл, и азарт, и интерес.
Просьба друга юности, да еще такого, как Виктор Голенищев — это было для Леонида святое. Он бы согласился, даже имея тысячу срочных и важных дел. Поговорив с Виктором, Леонид тут же сел в свой припаркованный неподалеку «опель-кадет» и поехал в офис, на ходу названивая помощнику и поручая ему взять билет на московский поезд, но при этом всем говорить, что шеф едет по делам в Киев. Догадавшись из разговора с Виктором, что поручение будет конфиденциальное и, наверное, деликатное, Леонид решил устроить так, чтобы о его встрече с Голенищевым никто не узнал.
Вечером друзья юности еще раз созвонились и условились о месте встречи. Вот уж поистине, это место изменить было нельзя! Старая подмосковная дача, принадлежавшая когда-то дедушке Виктора по материнской линии, с середины 60-х стала использоваться Виктором как укромная и совершенно автономная «хаза», где он мог без помех «отрываться» в своей богемно-спортивной компании. Климентий Голенищев после смерти тестя и тещи хотел дачу продать, но Виктор, который формально был наследником деда и бабки, этого сделать не позволил и навсегда закрепил за собой участок земли, который был его тайным и надежным убежищем. Сюда не допускался никто посторонний. Лишь самых близких друзей, да и то нечасто, Виктор мог привезти на эту, как он говорил, «заимку». Из трех его жен только Марина знала о существовании маленькой дачи.
Именно здесь Виктор с Леонидом и встретились на другой день после звонка из Москвы в Днепропетровск. Никто из домашних, никто из деловых партнеров не знал о поездке Виктора на дачу. Он выехал очень рано на неприметном «Жигуленке», который и служил ему для подобных тайных вылазок, когда очень нужно было уединение. Леонид же прямо с вокзала взял такси, но доехал не до самой дачи, встав на повороте к дачному поселку.
Друзья не виделись несколько лет и невольно отметили следы старения в лице друг друга. Оба высокие, стройные, плечистые, они сохранили спортивную осанку, но морщины, седина, а у Виктора — уже и намечавшиеся залысины — выдавали полувековой возраст.
Леонид, в котором его работа давно развила наблюдательность, сходу заметил, что Виктор волнуется. Все у Голенищева валилось из рук. Не растапливался камин, проливалась вода из чайника, падали скамейки.
— Ну, что с тобой, Витя? — спросил Леонид, усаживаясь рядом с ним за стол. — Рассказывай, что стряслось.
— Обязательно, — через силу улыбнулся Виктор. — Но вначале ты расскажи про свое житье-бытье. Не женился еще в третий раз? Бог ведь троицу любит.
— Да, у тебя как раз третья попытка оказалась удачной. А я пока что не решился. Хватит с меня и первых двух.
— Ну, про первую твою мадам Брошкину я знаю. А что вторая, молоденькая? Чем она не подошла?
— Да разные мы совсем. Ну, не могу принять ее степень сексуальной свободы вне семьи, — невесело усмехнулся Леонид, — Другое поколение. Хотя вот у тебя, например, именно с молодой все сложилось как надо. Видимо, тут дело не в возрасте, а в натуре.
— Ну, ты, в натуре, прям философ, — скаламбурил Виктор.
Они вместе рассмеялись, а потом Голенищев, открывая бутылку коньяка, заявил:
— Перво-наперво выпьем с тобой за встречу. Мне вести тачку подшофе не привыкать, я смолоду натренировался.
— Но теперь тебе надо себя соблюдать, — с улыбкой заметил
Леонид. — Ты же у нас политик. Тут, батенька, не богемно-спортивная вольница.
— Не напоминай, — отмахнулся Виктор. — Популярность — это всегда ограничение свободы. Вот сейчас, чтобы встретиться с тобой, мне пришлось с три короба наврать домашним, отпустить охрану, натянуть кепку и черные очки, сесть в неприметный «Жигуленок»… Хорошо еще, что моего помощника до завтра не будет на месте, а то бы и с ним пришлось объясняться. В общем, не жизнь, а сплошная маскировка.
— Понимаю, Витя, — серьезно сказал Леонид. — Но, раз из нашей встречи ты делаешь такую тайну, — значит, поручение у тебя ко мне очень личное.
— Конечно. — Виктор закурил, потом нервно прошелся по комнате и стал возле окна. Сейчас ему легче было говорить, не глядя в глаза собеседнику. — Мне надо раскопать правду об одном преступлении. Но сам я этого сделать не могу. А поручать расследование официальным лицам не хочу. Это дело такого рода, что, если придать ему огласку, то могут начаться сплетни, всякие измышления вокруг нашей семьи, К тому же, неизвестный мне пока преступник не должен даже догадываться о том, что его ищут, вычисляют. Он ведь в свое время спланировал дело так, что почти никто и не усомнился в самоубийстве Марины. Спорили больше о том, а что же довело ее до такого шага. Приписывали ей творческую несостоятельность, несчастную любовь, тайное пьянство, даже СПИД. Но, знаешь, в глубине души я никогда не верил, что Марина могла покончить с собой. Она не была истеричкой, не страдала депрессиями и нервными припадками. При всей эмоциональности она была человеком с абсолютно нормальной психикой.
— Значит, речь идет о Марине… — прошептал Леонид, не сводя взгляда с прямой, напряженно застывшей спины Виктора, который все еще стоял, отвернувшись к окну.
— Я был уверен интуитивно, про себя, но никому не мог даже высказать свои сомнения. А вчера вдруг получил подтверждение этим смутным догадкам. На встрече с избирателями ко мне пробилась незнакомая женщина, вручила письмо, а сама быстренько скрылась в толпе. Потом, после встречи, я прямо в машине прочитал ее послание… и сразу же позвонил тебе.
— Значит, все дело в письме? — удивился Леонид. — Прости меня, но это несерьезно. Мало ли кто и с какой целью мог тебе подсунуть какие-то измышления! А скорей всего, это просто провокация.
— Возможно… — Голенищев, наконец, повернулся лицом к собеседнику и, медленно подойдя к столу, уселся напротив Леонида, вновь наполнил рюмки коньяком и залпом выпил свою порцию. — Вот ты и разберись, Леня. Все твои расходы будут оплачены. Любое содействие с моей стороны — гарантировано.
— Для тебя это так важно, Витя? — внимательно вглядываясь в лицо друга, спросил Леонид. — Прости, но мне кажется, что все это ты принимаешь слишком близко к сердцу. Ведь даже Евгения Константиновна не усомнилась в самоубийстве дочери. Даже Алеша…
— Евгения тронулась умом, — перебил его Виктор. — Но, уверяю тебя, что будь ее рассудок не поврежден, она бы это дело так не оставила. А что касается Алеши, то у него, как у многих молодых, дурацкое представление о поколении родителей. Ему кажется, что все мы чокнутые, слабые, депрессивные… Но я-то знал Марину хорошо и уверен, что самоубийство — совсем не ее стиль.
