Морье Дю - Французов ручей
От негодования у нее перехватило дыхание. Боже мой, какой наглец! Похоже, ее ярость забавляла его -- он сидел, откинувшись на стуле, и, покусывая кончик пера, с улыбкой наблюдал за ней.
--Что вы собираетесь со мной делать? -- спросила она.
--Ну вот, наконец-то мы добрались до самого главного, -- произнес он, откладывая перо в сторону. -- Давайте посмотрим, что говорится на сей счет в пиратском своде законов.
Он открыл ящик стола, достал какую-то книгу и начал медленно и торжественно ее перелистывать.
--Так... пленники... поимка... допрос... содержание под стражей... -громко читал он. -- Хм, все это, конечно, очень интересно, но относится, к сожалению, только к пленникам мужского пола. Я как-то совсем упустил из виду, что среди пленников могут попадаться и женщины. Непростительная оплошность!
Ей снова припомнился Годолфин и его предостерегающая фраза: . Несмотря на все свое раздражение, она не удержалась от улыбки.
--Вот так-то лучше, -- прервав ее размышления, произнес француз. -Злость вам не идет. Теперь вы больше похожи на себя.
--Разве вы меня знаете? -- удивилась она.
--Кто же не знает леди Сент-Колам? -- с усмешкой ответил он, покачиваясь на стуле, -- Очаровательную леди Сент-Колам, устраивающую кутежи в лондонских тавернах вместе с приятелями своего мужа? Даже мне известно о ваших похождениях.
Она почувствовала, что заливается краской -- его ирония, его спокойное презрение больно задели ее.
--С кутежами покончено, -- проговорила она.
--Неужели? -- спросил он. -- И на сколько же -- на неделю, на месяц?
--Навсегда, -- ответила она.
Он снова взялся за перо и, тихонько насвистывая, принялся прорисовывать фон.
--Я вам не верю, -- сказал он. -- Через несколько дней Нэврон вам надоест, и вы снова будете с тоской вспоминать звуки и запахи Лондона, а на сегодняшнее свое настроение смотреть как на минутную слабость.
--Нет, -- возразила она.
Он молча продолжал рисовать. Дона с интересом следила за ним. Рисунок получался на редкость удачным, и она на минуту забыла, что перед ней ее похититель, которого ей полагается ненавидеть.
--Я видела эту цаплю, -- сказала она. -- Совсем недавно, по дороге сюда. Она стояла на отмели, у истока ручья.
--Да, -- ответил он, -- она всегда прилетает к ручью во время отлива. Здесь для нее много корма. А гнездится она чуть выше по течению, рядом с Гвиком. Ну, а кого еще вы видели?
--Сорочая, -- ответила она. -- И какую-то другую птицу, кажется кроншнепа.
--Верно, -- подтвердил он, -- они оба здесь водятся. Должно быть, их спугнул стук молотков?
--Да, -- ответила она.
Он продолжал рисовать, тихонько насвистывая, а она смотрела на него и думала о том, как легко и приятно ей сидеть рядом с ним в этой каюте, на этом корабле, слушать журчание воды за кормой, любоваться солнечным светом, льющимся в окна. Все это было похоже на странный, диковинный сон, неожиданно сделавшийся явью, на пьесу, в которой ей доверили играть главную роль. И вот зрители собрались, занавес поднялся, и кто- то тихо шепнул за спиной: .
--По вечерам здесь можно услышать козодоев, -- проговорил он. -- Они гнездятся на холмах в верховьях ручья. Но подобраться к ним довольно сложно: козодои -- пугливые птицы.
--Да, -- проговорила она.
--Я люблю этот ручей, -- сказал он, быстро взглянув на нее и снова опуская глаза на рисунок. -- Это мое убежище. Я приплываю сюда, чтобы отдохнуть. А когда безделье начинает затягивать, бросаю все и снова ухожу в море.
--Чтобы грабить и обирать моих соотечественников? -- спросила она.
--Совершенно верно, чтобы грабить и обирать ваших соотечественников, - подтвердил он. Затем отодвинул законченный рисунок, встал и потянулся.
--Когда-нибудь вас поймают, -- проговорила она.
--Возможно...
Он повернулся к ней спиной и посмотрел в окно.
--Идите сюда, -- позвал он.
Дона поднялась и, подойдя к окну, выглянула из-за его плеча: внизу, у самого борта, качались на волнах полчища чаек, ожидая подачки.
--Они всегда прилетают сюда с побережья, -- сказал он, -- как будто заранее знают о нашем прибытии. Мои матросы любят их кормить. Я и сам частенько кидаю им крошки из этого окна.
Он улыбнулся, разломил кусок хлеба и швырнул его птицам, которые тут же с шумом и криком набросились на добычу.
--Наверное они испытывают к кораблю родственные чувства, -- заметил француз, -- его ведь тоже зовут .
--Ах да, конечно! -- воскликнула Дона. -- La mouette -- чайка, как же я забыла?
И оба, высунувшись из окна, снова стали смотреть на птиц.
.
--Почему вы сделались пиратом? -- спросила она, нарушая молчание.
--А почему вы любите скакать на норовистых лошадях? -- в свою очередь спросил он.
--Из-за риска, из-за скорости, -- ответила она, -- а еще потому, что можно упасть.
--Вот поэтому и я сделался пиратом, -- ответил он.
--Но... -- начала она.
--Да нет здесь никаких , -- прервал он. -- Все очень просто. Гораздо проще, чем вы думаете. Я вовсе не испытываю ненависти к обществу и не собираюсь ни с кем бороться. Пиратство привлекает меня само по себе. И не потому, что я так уж жесток или кровожаден. Мне нравится готовиться к операциям, долго и тщательно обдумывать каждую деталь, выверяя все до мелочей и ничего не оставляя на волю случая. В чем-то это напоминает решение сложной геометрической задачи -- здесь тоже требуется смекалка. Ну а, кроме того, это просто очень интересное занятие -- опасное, азартное и захватывающее.
--Да, -- протянула она, -- я понимаю.
--Я вижу, вы немного удивлены, -- с улыбкой взглянув на нее, произнес он. -- Очевидно, вы ожидали встретить здесь пьяного головореза, валяющегося на залитом кровью полу среди кинжалов и пивных бутылок в окружении дюжины стенающих жертв?
Она тоже улыбнулась, но ничего не ответила.
В дверь неожиданно постучали. Француз крикнул , и на пороге появился матрос с подносом в руках. На подносе стояла огромная супница, от нее шел густой, аппетитный пар. Матрос расстелил на дальнем конце стола белую салфетку, открыл стенной шкафчик и вытащил бутылку вина. Дона не отрываясь следила за каждым его движением. Ей давно уже хотелось есть, от запаха супа у нее просто слюнки потекли. Вино в высокой бутылке казалось таким прохладным и вкусным! Она подняла голову и встретилась со смеющимся взглядом француза.
-- Хотите попробовать? -- спросил он.
Она кивнула, досадуя на себя -- неужели по ее лицу так просто обо всем догадаться? Он достал из шкафчика вторую тарелку, ложку и бокал. Придвинул к столу два стула. Она увидела, что матрос принес также свежий французский хлеб с золотистой, поджаристой корочкой и несколько кусков очень желтого масла.
Они молча приступили к еде. Через некоторое время он разлил по бокалам вино -- холодное, прозрачное и не слишком сладкое. Дону не оставляло ощущение, что все это происходит во сне -- знакомом, мирном сне, который она уже видела однажды.
. Но в глубине души она понимала, что впечатление это обманчиво -- она никогда не видела ни этот корабль, ни этого человека. Она вдруг спохватилась, что не знает, который час. Наверное, дети уже вернулись с пикника и Пру укладывает их спать. Может быть, именно сейчас они стучатся в дверь ее спальни, зовут ее, а им никто не отвечает. . И продолжала пить вино, разглядывать птиц на стенах и украдкой изучать своего соседа, когда он на нее не смотрел.
А он тем временем протянул руку, достал с полки табакерку и высыпал на ладонь горсть табака. Листья были сухие, мелкие и темные. Внезапная догадка молнией промелькнула в ее голове. Она вспомнила табакерку, забытую кем-то у нее в спальне, томик французских стихов с рисунком чайки на титульном листе, Уильяма, крадущегося к лесу, и его рассказы о бывшем хозяине, который любит путешествовать и считает свою жизнь непрерывным бегством. Она встала, не спуская с него глаз.
--Боже мой! -- вырвалось у нее.
Он поднял голову:
--Что такое?
--Значит, это вы, -- воскликнула она, -- это вы оставили у меня в спальне табакерку и томик Ронсара! Это вы бесцеремонно оккупировали мою кровать!
Он улыбнулся -- наверное, последняя фраза показалась ему забавной, а может быть, его насмешила горячность, с которой она ее произнесла.
--В самом деле? -- спросил он. -- Я оставил у вас табакерку? Ей-Богу, не помню. Надо будет побранить Уильяма за рассеянность -- он должен был ее убрать.
-- Да, да, -- продолжала она, -- теперь я понимаю. Это вы приказали Уильяму поселиться в Нэвроне и уволить слуг, чтобы никто не мешал вам спокойно жить там все то время, пока мы оставались в Лондоне.
--Ну что вы, -- возразил он, -- я жил там далеко не все время -- только когда это отвечало моим планам. Ну и еще зимой, конечно. Зимой в ручье, знаете ли, становится довольно неуютно, не то что в вашей спальне. Но, поверьте, я ни за что не осмелился бы войти туда, если бы не был уверен, что вы не станете возражать.
Он посмотрел на нее, и в глазах его снова блеснул тайный огонек узнавания.