Марина Серова - Экс-баловень судьбы
Конечно, я предпочла бы кофе, но, понимая, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, я во второй раз с того времени, как начала расследовать это дело, занялась распиванием чаев с обслуживающим персоналом высших учебных заведений. То, что именно чай — наиболее распространенный напиток в этой среде, было мне хорошо известно, и нарушать эту давнюю традицию было бы неправильно.
По мере того как наши души согревал ароматный напиток, беседа становилась все доверительнее, и я уже чувствовала, что вот-вот моя собеседница, которую звали вовсе не Шапокляк, а Подпалова Степанида Михайловна, откроет мне то заветное, что знала она по интересующему меня вопросу.
— Какие были у них отношения? — спросила я, в очередной раз восхитившись тем, какое вкусное у Степаниды Михайловны печенье.
— Ах деточка, если бы вы знали, какие сложные иногда бывают у людей взаимоотношения! — взгляд Степаниды Михайловны сделался романтическим и загадочным.
Я навострила уши.
— Конечно, Вера Иосифовна старалась не подавать виду… серьезный преподаватель, к тому же теперь — такая должность у него… Но ведь мы, женщины, все чувствуем сердцем?
Я с готовностью кивнула.
— С того времени, как они разошлись с мужем… не знаю, какая была причина, но Вера Иосифовна сильно переживала и, чтобы как-то отвлечься, всю себя посвятила работе. Анатолий Федотович… он всегда был так предан своему делу, подолгу пропадал в институте. Бывало, мы уже все уходим, а они все спорят, обсуждают какие-то проблемы… Ну и…
— И что?
— Ах деточка, что может быть, когда мужчина и женщина постоянно находятся вместе? Конечно, между ними, в конце концов, возникают не только профессиональные чувства. Но вы не подумайте: никаких скандалов или неприличных сцен! Ведь оба они уже достаточно взрослые люди, Анатолий Федотович женат… Думаю, они боялись признаться в этом даже самим себе! Но такое не скроешь… Все мы знали, и все сочувствовали им. Ведь Надежда Сергеевна ни в чем не виновата, она прекрасная женщина, все любили ее… Так все оказалось запутано, что и не распутаешь. С какого-то времени мне стало казаться, что Надежда Сергеевна что-то подозревает. Разумов стал реже встречаться с Верой Иосифовной, они начали ссориться. Однажды — сама я не присутствовала при этом, мне рассказали, — они поругались очень серьезно. Не прошло и недели, как Анатолий Федотович уволился и стал работать в Покровске. Надежда Сергеевна тоже ушла. И даже, насколько я знаю, больше никуда не устроилась. А Вера Иосифовна после развода с мужем так и не вышла второй раз замуж.
— Вы хотите сказать, что профессор Разумов уволился из-за своего романа с Зильберг?
— Не знаю, из-за романа или нет, но одно время они проводили очень много времени друг с другом, а потом поссорились, и Анатолий Федотович ушел, — явно не желая нести ответственность за свои слова, несколько обтекаемо высказалась Степанида Михайловна.
А профессор-то, оказывается, мастер на все руки! И денежки успевал крутить, и романы. А жена, значит, зациклилась на преподавании иностранных языков и не ведала, что у нее под носом творилось? Если верить общительной Степаниде Михайловне, она о чем-то догадывалась, но насколько реальное подтверждение эти догадки получили — вот что хотелось бы знать!
— А Надежда Сергеевна не могла застать… какую-нибудь неподходящую сцену? Для того, чтобы уволиться с работы, тем более они работали здесь не один год… Разумовы достаточно долго работали в университете?
— О да! Анатолий Федотович учился здесь, потом поступил в аспирантуру… и так далее, пошел по восходящей. Он — наш, коренной…
— Ну вот, видите! Он лучшие годы свои отдал университету — и вдруг ушел. Согласитесь, причина должна быть достаточно серьезной.
— Не знаю. Возможно, и было что-то… С нами они свои чувства не обсуждали. Только по каким-то намекам догадываешься… Анатолий Федотович человек был закрытый, необщительный, и Вера Иосифовна лишнего слова никогда не скажет. Когда она с мужем разводилась… и видно было, что переживает, а спросишь: «Нет, ничего, все нормально». Тяжело иногда с ними, — с усталой улыбкой сказала Степанида Михайловна, как говорит о своих питомцах воспитательница детского сада в конце напряженного трудового дня.
Ясно: именно себе она отводила роль заботливой няньки, призванной следить за всеми проказами и глупостями, которые по неопытности своей совершают непутевые шалуны-преподаватели.
Слушая ее, я вдруг вспомнила о противоположностях и разочарованиях, которые посулили мне гадальные кости, и подумала, что к рассказу моей собеседницы нужно относиться с некоторой долей здорового цинизма.
В самом деле: вряд ли ее непосредственная начальница только тем и занимается, что раскрывает ей душу в личных беседах. А уж покойный профессор, будучи мужчиной, тем более не должен был иметь склонность обсуждать свои личные дела с этой словоохотливой дамочкой.
Высказывать свои сомнения Степаниде Михайловне я не стала, наоборот, в самых изысканных выражениях поблагодарила ее за интересную беседу. Заслышав в коридоре четкие звуки цокающих каблуков, я поспешила помочь моей собеседнице поскорее убрать следы нашего чаепития, правильно догадавшись, что цоканье это производит не кто иной, как сама Вера Иосифовна Зильберг.
Дверь открылась, и я увидела невысокую представительную женщину, по возрасту — давно за сорок, но все еще достаточно хорошо выглядевшую. При виде ее общительная Степанида Михайловна как-то беспокойно засуетилась, а Зильберг, ни слова не говоря, вопросительно посмотрела на нее, желая узнать, что это за посторонние личности находятся в предбаннике ее кабинета.
— Это по поводу Анатолия Федотовича… из милиции… — поспешно заговорила секретарша.
— Из милиции? — немного удивившись, окинула взглядом Вера Иосифовна мой не очень представительный вид.
— Не совсем из милиции… — нарисовав одну из самых очаровательных своих улыбок, принялась я исправлять положение. — Я пока учусь, и руководитель диплома поручил мне собрать дополнительные материалы по этому делу.
Не могу сказать, что на лице Веры Иосифовны отразился безудержный восторг по поводу этой новости, но, немного подумав, она все-таки пригласила меня в свой кабинет.
Скинув плащ и предложив мне присесть, она заняла свое руководящее кресло и начала беседу именно так, как я и предполагала:
— Вряд ли я смогу сообщить вам что-то важное. С тех пор как Анатолий Федотович уволился из университета, мы почти не общаемся. Кстати, почему вы решили обратиться именно ко мне? Его теперешние коллеги гораздо больше могли бы сообщить вам о нем.
— С его теперешними коллегами я уже беседовала, и они ответили на все интересующие меня вопросы, — немного приукрасила я ситуацию. — А к вам мне посоветовала обратиться жена профессора Разумова, Надежда Сергеевна. Она рассказывала, что вы довольно тесно общались…
В свете того, что поведала мне секретарша, мне была очень интересна реакция Веры Иосифовны на мое упоминание о жене профессора, и я специально не стала уточнять, кто именно и с кем тесно общался. Но, увы, гадальные кости оказались правы: даже в такой мелочи меня не преминуло постичь разочарование. Великолепная Вера Иосифовна не выразила на своем лице ни малейших эмоций по поводу услышанного и так ловко оставленной мною недоговоренности. Она ответила просто, что одно время они с мужем действительно тесно общались с семьей Разумовых, но дело это давнее, и контактов они давно уже не поддерживают.
— Однако Надежда Сергеевна говорила, что вы продолжаете… продолжали общаться с профессором и после того, как он уволился из университета.
Лицо мадам Зильберг отобразило едва заметную досаду, какая бывает, когда вам надоедает муха, но почти в ту же секунду приняло свое обычное непроницаемое выражение.
— Иногда у нас возникали общие дела по работе…
— А какие именно, вы не могли бы уточнить?
— Не думаю, что это имеет отношение к делу, которым вы занимаетесь.
— И все-таки хотелось бы знать. В нашей работе никогда нельзя заранее предсказать, что может относиться к делу, а что — нет.
Вера Иосифовна тяжело вздохнула, выражая неудовольствие моим чрезмерным упорством, и сказала, кажется, первое, что пришло ей в голову:
— Иногда у нас проводятся совместные межвузовские конференции, семинары… Поскольку мы раньше работали вместе, нам легче было решать некоторые организационные вопросы. По этому поводу мы и встречались.
То есть отвечать ты не хочешь. Ладно, так и запишем. Я перешла к другой теме.
— А почему Разумов уволился из университета? Ведь, насколько я знаю, он проработал здесь большую часть своей жизни?
При этом вопросе лицо моей собеседницы стало не просто непроницаемым, а каким-то железобетонным.
