Барбара Вайн - Правила крови
К тому времени, как брат Кэролайн уехал в Эдинбург, ее имя уже целый год не упоминалось в дневнике. Может быть, Генри попросил ее руки, но получил отказ? Это всего лишь предположение. У меня нет никаких оснований в него верить. Кэролайн больше ни разу не появляется в дневнике, однако Генри ведет регулярную переписку с Гамильтоном, и многие полученные от него письма аккуратно датированы и сложены в один из сундуков.
Гамильтон пишет о своей работе, о семье, о мисс Сюзанне Мюррей, своей невесте, на которой он так и не женился, а иногда о Кэролайн. В письме, полученном осенью 1874 года, описывается ее свадьба с врачом, состоявшаяся в Абердине. Гамильтон был шафером. В дневнике — записи в нем становятся все короче и сдержанней — об этом нет ни слова. Тем не менее Генри пишет о своих поездках в Шотландию в 1876 и 1879 годах, причем в первой из записей с необычной многословностью описывает прелести путешествия по железной дороге. Он остановился в доме родителей Гамильтона, вместе с Ричардом совершил пешую прогулку по Озерному краю Троссакс, а одним незабываемым вечером обедал в замке Лалох неподалеку от Данди, вместе с лордом и леди Гамильтон. В другой раз двое друзей провели две недели в Годби-Холле с матерью Генри, по-прежнему обожавшей Гамильтона и его отца, который теперь был болен.
Такого близкого друга у Генри больше не было, но более или менее адекватную замену Гамильтону он, похоже, нашел в лице Барнабаса Коуча, еще одного врача, с которым познакомился, по всей видимости, в период работы в Западной больнице. Письма от Коуча и копии писем, отправленные им Коучу, аккуратно сложены в одном из сундуков. Но если к Гамильтону Генри часто обращался «мой друг Гамильтон» или «РГ», а однажды даже «старина Гамильтон», то к Коучу исключительно по фамилии. То же самое относится к Льюису Феттеру, другому врачу, с которым Генри был знаком и изредка обменивался письмами.
Сегодня структура медицинской службы при дворе королевы Виктории выглядит весьма необычно. В ней состояли три штатных терапевта и три штатных хирурга — все они были консультантами королевы и ее лечащими врачами; один из терапевтов занимал должность главы медицинской службы, а другой главного хирурга.
Ступенью ниже располагались внештатные терапевты и хирурги. Тех, кто хорошо себя зарекомендовывал и смог завоевать благосклонность королевы, принимали в штат, тогда как штатных лейб-медиков, которые уже не справлялись со своими обязанностями вследствие возраста или нездоровья, выводили за штат. Кроме них, в многочисленной армии медиков состояли акушеры, окулисты и отиатры, а также аптекари. Последние были скорее врачами общей практики, чем поставщиками лекарств. Некоторые из них, аптекари двора, следили за здоровьем всех, кто не принадлежал к королевской семье, а другие, личные аптекари, обслуживали королеву и тех членов семьи, которые жили с ней. Часть медицинского персонала находилась в Виндзоре, часть — в Балморале, часть — в Осборне. Положение Генри в их иерархии с самого начала было особенным.
Королева назначила его внештатным лейб-медиком в 1879 году. Большинство ее врачей постоянно жили при дворе, однако Генри — несмотря на то что время от времени проводил несколько дней в Виндзоре и не раз сопровождал королеву на остров Уайт — сохранил должность профессора и свой дом в Лондоне. Начав с низшей ступени в иерархии придворных медиков, он все же находился на особом положении. Генри был консультантом королевы по гемофилии.
Всего через год службы он получил повышение и стал штатным врачом младшего сына королевы, принца Леопольда, страдавшего гемофилией, заболеванием крови, на котором специализировался Генри. Второй очерк в блокноте как раз посвящен присутствию заболевания в королевской семье, о чем Генри пишет с необычной для него откровенностью. Наверное, нет нужды говорить, что содержимое очерка не попало ни в письма, ни в воспоминания, ни в какой-либо из опубликованных трудов.
С конца прошлого века врачи имели, по крайней мере, общее представление, что гемофилия проявляется только у мужчин, но передается по наследству женщинами. Королева должна была знать, что именно она является носителем заболевания — она, и никто другой — и что болезнь унаследована ею от семьи Рейсс-Эберсдорфов, к которой принадлежала ее мать. Разумеется, королева известна своей склонностью отрицать факты и не признавать очевидное. В отношении болезни Его королевского высочества она продолжает настаивать, что в «ней нет ничего семейного» и это отдельный случай. Я не взял бы на себя смелость сообщить ей, что она является проводником недуга и виновата в появлении болезни у одного из ее сыновей и, вполне возможно, внука Фредерика Уильяма Гессенского (известного как Фритти), который умер восемь лет назад в двухлетнем возрасте, выпав из окна. Ей в каком-то смысле даже повезло, что болезнь передалась только одному из четырех сыновей и, насколько можно судить до настоящего времени, лишь одной из пяти дочерей, но подробнее об этом ниже.
Полагаю, мой поступок не принесет никакой пользы, даже если я смогу заставить себя рассказать ей. В любом случае это бесполезно, поскольку ущерб уже нанесен и при нынешнем состоянии науки не может быть компенсирован. Никто не знает, что принесет нам будущее в смысле знаний, но я молю Господа, чтобы стать Его орудием в изучении болезни и нахождении если не лекарства, то способа облегчения ужасных симптомов.
Маловероятно, что принцесса Беатрис когда-либо выйдет замуж, что ей позволят вступить в брак, поскольку королева бережет ее как зеницу ока, но если это случится, я буду со страхом — удивительным для меня самого — ждать рождения ее сыновей. Сам не знаю почему — возможно, интуиция, основанная на моем опыте, — я вижу в гладком, юном лице и изящной фигуре принцессы некое предостережение, предупреждение, что она является проводником гемофилии, как и ее сестра Алиса, великая герцогиня Гессенская.
В 1881 году королева пожаловала принцу титул герцога Олбани, хотя он по-прежнему жил при дворе и не имел собственной резиденции. Но если Генри был убежден, что не в состоянии смягчить симптомы гемофилии, то королева Виктория, похоже, думала иначе. В письме младшей дочери, принцессе Фредерике Прусской (впоследствии кронпринцессе, а затем императрице), она утверждала, что «была просто поражена улучшением здоровья Лео после того, как его лечением занялся доктор Нантер». До такой степени поражена, что в 1883 году произвела Генри в рыцари, и на латунной табличке на Уимпол-стрит он получил возможность выгравировать «Сэр Генри Нантер, кавалер ордена Бани»[12], за чем следовал перечень его научных званий.
Говорили, что именно это улучшение здоровья герцога Олбани убедило королеву дать разрешение на его брак, хотя раньше она была против. Его выбор пал на Хелену, или Хелен, принцессу Вальдек-Пирмонт, и в апреле 1882 года они поженились. Похоже, новобрачная была очень предана своему мужу-полуинвалиду. В своем дневнике королева Виктория писала, что во время свадебной церемонии он выглядел «больным и слабым». По прошествии стольких лет трудно понять, что такого сделал мой прадед, чтобы королева поверила в улучшение здоровья Леопольда. В апреле 1883 г. в Виндзоре, где его жена родила их первого ребенка, принцессу Элис Олбани, Леопольд растянул ногу. Для больного гемофилией кровотечение в суставы вследствие внешнего повреждения представляет серьезную опасность. Возможно, Генри смог уменьшить боль и успокоить королеву. Но каким образом ему удалось завоевать ее доверие и любовь, так что в этом же году она произвела его в рыцари?
Возможно, все дело в его знаменитом шарме. Мне представляется, что он был настоящим королем по части умения обращаться с больным. Высокий и очень красивый, Генри, вне всякого сомнения, мог быть искусным царедворцем. В его загадочном восхождении к славе есть еще один фактор. Той весной умер Джон Браун[13], и королева была в смятении. Глубоко опечаленная смертью своего верного шотландца, она могла искать утешения у Генри. Со временем Виктория успокоилась, и обычно это приписывается обращению к спиритизму, но разве нельзя предположить, что именно Генри в какой-то степени смог заменить королеве — «погруженной в печаль и глубоко несчастной», как она писала принцессе Фредерике — ушедших из ее жизни мужчин?
Прошло чуть меньше года, и Леопольд — к тому времени успевший зачать сына — умер в Каннах от мозгового кровотечения; его смерть стала результатом незначительной травмы, которую другие даже не заметили бы. Но трагедия не только не отдалила Викторию от Генри, а наоборот, как будто укрепила ее веру в него, и королева включила его в число личных эскулапов, присвоив титул королевского врача, хотя он и подчинялся сначала сэру Уильяму Дженнеру, а затем сэру Джеймсу Рейду, сменивших друг друга на должности главного штатного врача. Положение Генри было исключительным и в том смысле, что он никогда не жил в королевских резиденциях — его просто вызывали при необходимости.
