Наталья Андреева - Проигравшему достается жизнь
– Мама, ты можешь сказать, на какое лекарство у меня аллергия?
– Ноябриночка… да погоди! Денег бы мне… Сколько сможешь… Хоть бы рублей пятьсот…
– Тыщу проси!
– Мама, какое лекарство…
– Ноябриночка, я бы завтра—послезавтра на почту сбегала. Ты сейчас пошли.
– Хорошо, пошлю, только скажи, на какое лекарство…
– Буржуи, суки! Пусть две тыщи высылает, слышь, Машка?
– Эк, хватил! Две тыщи!
– Ноябриночка, мы тут с друзьями посидели, выпили, ты уж не обижайся, – залопотала мать, видимо ее совсем развезло. – Посидели, выпили… Скучаю я, доченька. Вроде и полегче стало, с водочкой-то… Уж как я по тебе скучаю, осподи-и-и! – завыла она. – Приезжай, доченька-а-а….
– Денег, денег, пусть везет!
– Отвяжись ты! Ноябриночка…
– Мама, я потом перезвоню.
– А денег…
– Я пошлю. Сейчас же поеду на почту, – соврала она.
– Слышали, вы? Сейчас мне дочь денег пришлет! Целых пять тыщ!
Рина не выдержала и дала отбой. Кошмар какой-то! Да не денег ей жалко! Мать все равно тут же их пропьет, хоть тысячу, хоть пять. Но как же узнать, на какое лекарство аллергия? Как-как! Да анализы сдать! Скорее всего, мать этого и не помнит.
На почту Рина ехать и не собиралась. А надоедать просьбами о деньгах мать не сможет, за междугородние звонки платить надо. Об этом телефонном разговоре надо поскорее забыть. Нехорошо, конечно, но кто ее заставляет пить? Не на хлеб же просит.
Рина достала из сумочки косметичку и с удовольствием, которое всегда при этом испытывала, подкрасила губы. Ни один мужчина своими прикосновениями не приводил ее в состояние, которое достигалось при помощи кисточки с блеском для губ и щеточки с черной или синей тушью. Тело становилось легким, как перышко, живот пустым, но с каждым прикосновением кисточки к нему приливала кровь, пока не становилось горячо. Совсем горячо! В зеркале отразилось ее лицо с пылающими щеками. «Боже! Какая же я красивая!»
Рина откинулась на спинку кожаного сиденья и закрыла глаза. По всем телу разлилось тепло. Потом она коротко вздохнула, с сожалением убрала в сумочку косметичку и вставила ключ в замок зажигания.
Надо отвлечься. Поехать по магазинам и присмотреть себе кружевное белье с бюстгальтером четвертого размера. Самое красивое, самое дорогое. Новую грудь надо будет как-то отметить. И, разумеется, надеть новое, красивое белье!
1. 7
Рина неуверенно вошла в клинику. В ночь перед операцией вся ее решимость куда-то исчезла, она ворочалась с боку на бок, долго лежала с закрытыми глазами, представляя себя с новой грудью, успокаивала себя тем, что процедура несложная и неопасная, но уснуть так и не смогла.
Раньше ей не приходилось бывать в операционных, хотя… Ей же удаляли аппендицит в раннем детстве! Ну, конечно! Даже шрам остался, предмет Рининых волнений и огорчений, хотя Васик говорил, что шрам едва заметен, это, мол, даже пикантно. Денег не хотел давать, жмот! На шлифовку лазером безобразного с Рининой точки зрения рубца. Самой операции по удалению аппендикса Рина не помнит, ей было года три или четыре…
Тогда же выяснилось, что у Рины Кудрявцевой аллергия на какое-то лекарство. Что значит, на какое-то? В платной частной клинике, где Рина сдавала анализы для операции по увеличенимю груди, ясно сказали, что это аспирин. Проверили мамины слова, самой Рине так и не удалось до нее дозвониться, но подружка, которой она дала поручение, сумела-таки связаться с Кудрявцевой—старшей и все выяснить. Ах, какая хорошая подружка! Прямо ангел-хранитель, недавнее Ринино приобретение! Окружила девушку такой заботой, что другой было бы неловко, но только не Рине! Красота для того и существует, чтобы ей поклонялись. О том, что в данном случае речь идет о женщине, Рина как-то не задумывалась. А ведь женщины ревнивы и завистливы, и помощь от них надо принимать с опаской: а вдруг за этим что-то кроется?
Но глупенькой Рине это и в голову не пришло.
И вот она в клинике. Дата операции назначена, ее ждут.
– Здравствуйте, проходите, – улыбнулась девушка на ресепшн. – Не волнуйтесь, все будет хорошо.
Какое там, не волнуйтесь! Еще не родился человек, который без волнения ложится на операционный стол в ожидании общего наркоза! Мучает мысль: а вдруг не проснусь? Или наркоз дадут плохой, и я все буду чувствовать?
– А у вас наркоз хороший? – спросила Рина у девушки.
– Самый лучший! Да вы не волнуйтесь… А вот и Георгий Рубенович!
Рина вздрогнула.
– Что, поджилки трясутся? – улыбнулся хирург. – Операция несложная, не ты первая, не ты последняя. Анализы привезла?
– Да.
– Давай, я посмотрю.
Рина полезла в сумочку и протянула ему листки с печатями и подписями. Георгий Рубеновиич взял, внимательно стал их изучать.
– Так… Анализы хорошие, СПИД, гепатит, сифилис не обнаружен, гемоглобин сто десять… Маловато.
– Да вы поглядите, какая она худенькая! – жалостливо сказала девушка на ресепшн и поправила бейджик с именем Валентина на пышной груди. – Голодом себя морят, профессия у них такая. Ну откуда ж гемоглобин?
– Все равно плохо. А все остальное в порядке. Выяснила, на что у тебя аллергия?
– Да, – кивнула Рина. – На аспирин.
– Странно. Никогда раньше не слышал, чтобы на него была аллергия. Впрочем, всякое бывает. Это точно?
– Брали какие-то маркеры… – Рина наморщила лобик.
– Ладно, учтем. На остальные лекарства нет аллергии?
– Нет!
– Импланты привезла?
– Да, – Рина полезла в сумочку. – Ой!
– Что такое?
– В машине забыла!
– Ну, беги.
Рина метнулась к дверям. Когда она ушла, девушка на ресепшн сказала:
– Примета плохая, Георгий Рубенович.
– Ты бабка-гадалка или медсестра с десятилетним стажем? – рассердился тот. – Не каркай. Анализы в порядке, я проверил.
– И чего ей еще надо? Такая красавица! Чего там улучшать?
– Работа у них такая. И у нас работа. Не будь таких, как эта Рина, мы бы с тобой, Валечка, разорились. Времена сейчас тяжелые, каждый клиент на вес золота. Много у тебя звонков за последнюю неделю? То-то! Подпишет она бумаги, что согласна на операцию, и хорошо. Сейчас принесет импланты – отправь ее в кассу. Пусть оплачивает. И – начинайте готовить к операции. Поняла?
– Да, Георгий Рубенович.
– А язычок прикуси. Они деньги нам несут. Захочет, я ей по ведру силикона в каждую грудь вошью и половину ребер удалю, чтобы талия тоньше была. Ее дело.
Георгий Рубенович ушел. Вскоре вернулась запыхавшаяся Рина.
– Вот… Принесла…
– Ноябрина Александровна, вам надо подписать вот этот документ, – сладко сказала Валентина.
– Что это?
– Согласие на операцию. И договор. Мы предоставляем вам следующие услуги… Здесь все написано, читайте.
Рина пробежала глазами текст, не вникая в суть. Она так волновалась, что листок в руке подрагивал, строчки в глазах расплывались. Взяла ручку и, не глядя, подмахнула. Протянула договор медсестре:
– Вот.
– Проходите, пожалуйста, в кассу, – еще слаще сказала та. – Оплачивайте услуги.
Через час Рина уже лежала на операционном столе. До нее отсюда вывезли каталку с неподвижно лежащей на ней брюнеткой. Стало так страшно, что язык присох к гортани, Рина даже начала заикаться.
– Я н-н-… н-не могу…
Дородная женщина с усиками над верхней губой обняла ее за плечи и повела к столу, над которым висела страшная многоглазая лампа.
– Как зовут?
– Р-р-р… ина…
– Рина? Ох, какая худышка! – женщина по-матерински прижала ее к себе. – Ну, не волнуйся. Наркоз сейчас дают хороший, ты крепко уснешь, будешь видеть сладкие сны, а проснешься еще краше. Ну, ложись.
И вот она на столе. Женщина с усиками перетянула предплечье жгутом и теперь поглаживает ее тонкую руку, ища вену.
– Глубокие, и, похоже, плавающие… Кулачком поработай…
Рина покорно сжала и разжала кулак.
– Что там, Ольга Федоровна?
– Да вены у нее тоненькие… Никак не поймаю…
– Колите уже! – взмолилась Рина.
– Да куда ж колоть?
– А в ногу, Ольга Федоровна?
– Сейчас… Вот она…
На лицо Рины легла кислородная маска.
– Дыши, – раздался над головой мужской голос.
Рина глубоко вздохнула, раз, другой и… провалилась.
Очнулась она, когда рядом раздалось:
– Ну вот и все… А ты боялась…
Потом она почувствовала боль. К ней Рина не была готова. Почему никто не сказал, что будет так больно?
– По-мо-ги… те…
– Что? Что такое?
– Болит… – с трудом выговорила она.
– Ну, потерпи. Я же сказал: поболит…
Георгий Рубенович.
– Операция прошла успешно, скоро дам тебе возможность полюбоваться новой грудью. А сейчас спи. Наркоз будет отходить примерно час. Потерпи, девочка.
Ее ввезли в палату и бережно стали перекладывать с каталки на кровать.
– Ну вот, Валечка, а ты боялась… Наркоз отойдет, дашь ей антибиотики, сразу четыре таблетки. Инфекция нам сейчас не нужна. Идем, я дам тебе назначение…
Так плохо Рине не было еще ни разу в ее коротенькой жизни, даже когда она болела сильнейшей простудой и лежала дома с высокой температурой. Сейчас ее словно в стиральной машинке прокрутили, а потом включился другой режим: отжим. Мелкая беспрерывная дрожь сменилась ломотой во всем теле и каким-то неприятным одеревенением рук и ног. Ей было плохо. Грудь невыносимо болела.
