Михаил Палев - Копье Дракулы
– И вы нашли такие материалы? – поинтересовался Тавров.
Причард развел руками и рассмеялся:
– Честно говоря, я был несколько озадачен столь настойчивым требованием сосредоточиться на поисках того, что искренне полагал несуществующим. Очевидно, что вряд ли кто из видевших в реальности копье Дракулы удосужился его зарисовать или хотя бы оставить устное описание. Даже побывавший в Трансильвании думный посольский дьяк Ивана Третьего Федор Васильевич Курицин, возглавлявший в 1482–1484 годах русское посольство к венгерскому королю Матвею Корвину – то есть к Матиашу Хуньяди – и молдавскому господарю Стефану Великому, ограничился лишь написанием сугубо литературной повести о Дракуле. А ведь он приехал в те места спустя всего шесть лет после гибели Влада Цепеша и тем не менее положил в основу повести не исторические факты, а многочисленные анекдоты, которые охотно записывали в те годы и другие иностранцы, побывавшие в придунайских землях. Например: авторы анонимных немецких брошюр «О великом изверге Дракола Вайда», поэт-мейстерзингер Михаэль Бехайм и итальянский историк Антонио Бонфини, создавший «Венгерскую хронику» в качестве летописца при дворе венгерского короля Матиаша Хуньяди. Курицин явно относился к повести как к сборнику красочных историй – и не более того. Поэтому на основании повести Курицина некоторые читатели составляли впечатление о Дракуле как о бессердечном тиране и жестоком садисте, а другие на основании той же повести полагали Дракулу суровым, но мудрым и справедливым государем. При этом, я думаю, сам Курицин понимал, что большинство рассказанных им историй про Дракулу, в том числе описание его гибели, совершенно очевидно не соответствовало действительности. Но, увы, это были такие времена, когда историческая точность не полагалась необходимой даже хронистами.
– Ну, все-таки в каждой истории есть доля правды, – заметил я.
– Но не в этом случае! – возразил Причард. – Скажем, склонность Дракулы к переодеванию в турецкие одежды с целью обмана противника использована для описания его гибели: якобы собственные воины приняли его за турка и убили. При этом Дракула успел убить аж пять своих противников, прежде чем убили его самого! Они что, слепые были или глухие? А эпизод с нищими, которые пожелали навсегда избавиться от нищеты, а Дракула повелел накрыть им столы в гробах, после чего в этих же гробах нищих заколотили и сожгли. Или просто классический эпизод с купцом, у которого украли с воза сто шестьдесят дукатов: купец пожаловался господарю, а тот повелел слугам тайно положить купцу в воз сто шестьдесят один дукат, чтобы проверить честность купца – якобы вор устрашился наказания и вернул украденное. Купец честно отказался от лишнего дуката и тем самым спасся от смерти. Или история про стоявшую у фонтана золотую чашу, из которой каждый мог пить, но никто не посмел украсть – дескать, таков был страх перед Дракулой!
– Хм! Похоже, что он действительно был мудрый государь, – высказал свое мнение Тавров.
– Вот как? – усмехнулся Причард. – Но наряду с этим Курицин приводит и свидетельства бессмысленной жестокости Дракулы: что он сдирал кожу и сажал на кол неверных жен; что он повелел казнить жену, которая поленилась сшить мужу новую рубаху и тот ходил в рваной; что он спрятал все свое золото в бочках, утопил их в реке, а исполнителей велел казнить; что любил Дракула вкушать пищу в тени посаженных на кол, а невыдержавшего трупного зловония слугу велел посадить на самый высокий кол – дескать, там воздух чище; а сидя в темнице, Влад скучал по любимому делу сажания на кол и потому ловил мышей, покупал птиц и сажал на спицы несчастных животных – не вздор ли?! Самое интересное, что все эти эпизоды Курицин позаимствовал из откровенно заказной и клеветнической книги анонимного немецкого хрониста: за всем этим видна рука Матиаша Хуньяди, которому надо было как-то оправдать заточение Дракулы. Хотя есть там и любопытный эпизод, взятый, очевидно, из жизни: некий пристав, преследуя вора, ворвался в палаты плененного Дракулы и был немедленно убит. Венгерскому королю Дракула заявил, что убил его слугу не с целью защитить вора, а за самоуправство: даже пленный господарь остается хозяином в своем доме, и пристав был обязан обратиться к нему за помощью, а не самовольничать!
– Молодец мужик! – одобрил я.
Но Таврову уже надоела тема – или ему, как бывшему стражу закона, не понравилось убийство Дракулой его венгерского коллеги, – поэтому он сухо предложил:
– Ладно, с легендами все ясно. Давайте вернемся к копью.
– Давайте! – согласился Причард. – Я всего лишь объяснил, почему поиски рисунков и описаний копья я полагаю заведомо бессмысленным делом.
– А как же вы определите, что перед вами искомое копье Дракулы, даже если вы его и найдете? – задал я провокационный вопрос.
– Всегда существует набор признаков: место находки, обстановка, сопутствующие предметы, – принялся объяснять Причард. – Когда имеется достаточный набор подобных идентификаторов, то затем можно прибегнуть к объективным методам, например анализу материала находки. Тогда совокупность признаков и результаты объективных исследований позволят с высокой степенью вероятности идентифицировать артефакт.
– Девяносто девять процентов вероятности? – усмехнулся Тавров. – Как с идентификацией останков Дракулы?
– Я понимаю, что всегда остается какой-то малый процент сомнения, но тут уж ничего не поделаешь! – с сожалением вздохнул Причард. – Увы, однозначность чужда исторической науке!
– И вы полагаете это наукой?! – поразился Тавров.
– У криминалистики результаты не лучше, иначе не было бы невинно осужденных! – немедленно парировал Причард.
Тавров набычился и, судя по его виду, собрался рассказать о разнице между классными криминалистами и невежественными судьями, но я поспешил завершить разговор.
– Большое спасибо, господин Причард, за вашу помощь! – произнес я, решительно поднимаясь из кресла. – Мы выяснили все, что хотели, и не смеем больше занимать ваше время.
* * *– И что же мы выяснили? – с досадой вопросил я, когда мы покинули квартиру Причарда.
– Что могли, то и выяснили, – пожал плечами Тавров.
– По-моему, главное, что мы выяснили: с нами не собираются откровенничать, – заметил я. – Лично для меня самые интересные вопросы остались без ответа. Во-первых: с какой стати меня пожелали подключить к делу? За какие такие заслуги? Во-вторых…
– Видимо, клиент наслышан о твоем раскрытии серии убийств в деле о поддельном полотне Жерома, – перебил меня Тавров. – Ты тогда прекрасно справился с делом, и с учетом того, что организатор аферы был твоим другом, ты продемонстрировал редкостную объективность.
– Если бы «главный фигурант» не стал бы одной из первых жертв этого дела, хрен бы я стал напрягаться! – сумрачно сообщил я.
– Неважно! – отмахнулся Тавров. – Это уже детали. Кстати, а что там «во-вторых»?
– Во-вторых, весьма настораживает некий офис Госдепартамента США, через который шла информация по делу, – вздохнул я. – Очень не хотелось бы оказаться втянутым в делишки «рыцарей плаща и кинжала» в качестве «мальчика для битья». А Причард ушел от обсуждения этой темы. И вообще, он не рассказал по существу ничего, кроме того, что при желании можно нарыть за полдня в Интернете.
– А нам-то что? – пожал плечами Тавров. – Я лично особенно и не рассчитывал на показания Причарда. Что он мог или хотел рассказать, он рассказал. Теперь обратимся к другим источникам. Насчет Госдепартамента ты прав: очень странный канал связи для ученых историков. Я попрошу Цветкова узнать все, что можно, об этом загадочном «офисе 269» Государственного департамента США: все-таки Цветков отставной офицер ГРУ, у него остались связи в военной разведке. Вообще-то, я не думаю, что здесь есть какая-то «политическая подстава»: к делу я был подключен по рекомендации моего хорошего знакомого, который обязательно почуял бы «второе дно» дела, если бы таковое имелось.
– А меня? – с подозрением поинтересовался я. – Кто меня подключил к делу?
– Это действительно пока не совсем ясно, – согласился Тавров. – Но возможно, что в скором времени прояснится. Я уже привел в действие свои связи от нашего МВД до Интерпола, и очень скоро начнет поступать информация.
* * *Цветков знал меня по делу о пиратском ятагане, поэтому через два дня он позвонил мне напрямую и сказал:
– Слава, привет! Я не могу дозвониться до Валеры, он почему-то недоступен. Но он сказал, что ты в курсе дела. Короче, речь идет об офисе 269 Государственного департамента США. Структурно Госдепартамент действительно поделен на бюро и офисы, но никакого офиса 269 там нет и не было.
– Да, но куда в таком случае попадал адресованный офису 269 пакет? – удивился я.
– Скорее всего, это просто почтовый ящик, используемый для корреспонденции, – пояснил Цветков. – Просто почтовый ящик для пересылки в США корреспонденции из любой точки мира, где есть американское посольство или консульство. Скорее всего, сидит там человечек, который разбирает корреспонденцию и переправляет ее дальше по одному ему ведомым признакам, скажем, используя в качестве идентификаторов имена отправителей или получателей. Таким почтовым каналом для обеспечения конфиденциальности, быстроты и надежности доставки обычно пользуются частные организации, работающие на правительство США. Как правило, они не занимаются шпионажем как таковым. Удобство заключается в том, что, во-первых, отправитель и получатель обезличены, а во-вторых, используется дипломатический канал доставки информации, обеспечивающий высокую степень конфиденциальности.