Роберт Райан - Земля мертвецов

– Британцы переводят на наш участок свежую часть, –  продолжал Люкс. –  Необстрелянную. Новая армия Китченера. Давно мы их дожидались, а? Теоретически они должны привыкать к окопной жизни на спокойном участке. Поучиться у шотландцев, которые давно здесь.

Осведомленность Люкса не удивила Блоха. Армейская разведка поставляла точные сведения о передвижении частей и подразделений. Блох догадывался, что где-то на той стороне работают хорошие шпионы.

– Необстрелянные войска на участке – для нас шанс испытать новую тактику. –  Люкс знаком велел Блоху посторониться и, достав карту, развернул ее на кровати, разгладив складки ухоженной рукой.

Две толстые черные линии – два ряда окопов – вились по листу, то сближаясь – по сведениям Блоха, до двадцати метров, –  то расходясь так, что нейтральная полоса достигала полукилометра. Люкс указал на красную линию, прочерченную от деревеньки Плогстеерт через ближний лес.

– Вот эту дорогу они прозвали Стрэндом. А здесь у них Оксфордская площадь. Бывали в Лондоне, Блох?

– Нет, капитан.

– Он не похож на Берлин. Грязнее, замызганнее, но в нем есть свое мрачное очарование. И веселиться, надо отдать им должное, они умеют. Может, скоро и ты там побываешь, а? Когда он станет нашим. –  Не дождавшись ответа, офицер продолжал: – Здесь… – имелась в виду восточная часть леса Плогстеерт, –  Птичник, а там Сомерсет-хаус. Штаб британцев тут. Здесь будут проводить инструктаж для прибывших офицеров. А тут… – он снова ткнул пальцем в карту, –  шпиль церкви Ле-Жер. Так вот, Блох, обстрелы подожгли лес, и мы полагаем, что от этого шпиля теперь открывается прямой обзор на Сомерсет-хаус. Залегший там хороший снайпер может за раз снять до полудюжины старших офицеров. В том числе… – помолчав, он достал и развернул газетную вырезку, –  этого.

Блох разглядывал зернистую фотографию представительного английского майора. Каждый снайпер разбирался в знаках различия армий-союзников. Майор выходил из дверей какого-то официального здания с таким мрачным видом, словно собирался распечь на все корки незадачливого подчиненного.

– Знаешь, кто это?

– Полагаю, что да, капитан.

– Неужели?

Люкс, как видно, удивился, но кузен Блоха, Вилли, служил на флоте и часто рассказывал об этом человеке так, словно имел с ним личные счеты. Для полной уверенности Блох прочел заголовок. Английский он знал плохо, но имя есть имя, а это определенно было ему знакомо.

– Да.

– И в прицел сумеешь узнать?

Блох еще раз взглянул на сердитого офицера и кивнул.

– Молодец. Всадишь в него пулю – будет тебе Железный крест первого класса и две недели отпуска, Блох!

Не намеченная цель и не двойная награда волновала Блоха. Он смотрел на крестик, отмечавший шпиль, и на извилистые линии окопов. По-настоящему его заботило, что церковь Ле-Жер или то, что от нее осталось, стояла далеко на британской стороне.

Ватсон вывалился из палатки для переливания в липкую, беспросветную темноту и остановился, давая привыкнуть глазам. Голову словно обернули плотным бархатом, и не годилось ломать себе шею, спотыкаясь о тугие растяжки.

Он не помнил, сколько минуло времени с тех пор, как он увидел человека без челюсти, –  да, как же его звали? Льюэлл? Ловат? Столько имен, чинов и номеров, столько сокращений, лишь намекающих на богопротивные раны. Раненые шли быстро и густо, в таком количестве, что поначалу приходилось переливать кровь от солдата к солдату шприцами, пропарафиненными против образования сгустков. Этот метод был лучше прежнего, при котором лучевая артерия донора соединялась с локтевой веной пострадавшего, переток контролировался зажимами или большим и указательным пальцем, а число попаданий и промахов было сравнимо с новой системой.

Впрочем, в конце концов он сумел набрать кровь для цитрирования у легкораненых. Солдата, согласившегося стать донором, вознаграждали двухдневным отдыхом до возвращения в часть, поэтому недостатка в добровольцах не было. Ватсон накопил на льду небольшой запас цитрированной и подписанной печатными буквами крови.

Он гадал, что сказала бы старшая сестра, узнав, что он позволил волонтеркам помогать при заборе крови. И что солдаты называли их «сестричками». Страшно было подумать, какие ядовитые ремарки извлекла бы она из своего кислотного источника.

Когда зрачки расширились, Ватсон взглянул на небо, отметив показавшиеся астрономические ориентиры: Ковш, Орион, знакомую «W» Кассиопеи. Мир был тот самый, в каком он жил всегда, под теми же небесами. Просто все стало неузнаваемым – будто его выдернули на далекую планету, откуда привычная реальность выглядела кошмарно искаженной.

В отдалении вспыхнула осветительная ракета, ненадолго озарила все под собой болезненным, неестественно белым сиянием и погасла, оставив только пятно на сетчатке. Война продолжалась даже в темноте. Окопы, до которых была не одна миля, ощущались в запахе ветра, когтившего все чувства дьявольской вонью переполненных нужников, немытых тел, табачного дыма, застойной грязи и гниющих трупов. Ватсону рассказывали, что новичков эти миазмы часто доводили до рвоты. Через неделю они переставали восприниматься – сливались в единое зловоние.

Слева от себя Ватсон угадывал мрачные ряды носилок с телами, зашитыми в грубые армейские одеяла. Кто-то ходил между ними, иногда нагибаясь, чтобы осветить фонариком нашивки и надпись на бирке. Конечно, это один из полковых священников разыскивает свою паству. К утру здесь будут капелланы всех вероисповеданий и санитары-могильщики. Ватсон задумался было, как люди сохраняют здесь веру, но почувствовал, что слишком устал для богословских дискуссий.

Он стал медленно, оберегая ноющее колено, подниматься по склону к своей квартире в главном здании. Миновал склад – прежний монастырский амбар – и прямоугольные клумбы сада, теперь унылого и заброшенного. Уловил запах тимьяна и… да, анисовый аромат фенхеля. Знать бы, когда здесь снова будут растить лекарственные травы и овощи.

На лужайке перед каменными ступенями монастыря стояли палатки медсестер. Проходя мимо откинутого полога палатки старшей сестры, Ватсон заглянул внутрь. Женщина, озаренная горящей в фонаре свечой, сидела за деревянным столиком над стопкой писем, держа под рукой кисточку и чернильницу. Цензурировала почту. Что-то заставило ее поднять взгляд и отмахнуться – проходите!

Ватсон медлил, чуть покачиваясь под накатившей волной усталости. Под черепом грохотали неестественно усилившиеся шумы: отдаленные взрывы, раскалывавшие ночное небо, чей-то кашель в палатке рядом, гудение электропроводов, питающих большой шатер, жужжание вездесущих керосинок, фырканье потревоженных лошадей из конюшни. Он тряхнул головой, выбрасывая все лишнее, и нога за ногу подошел к сестре Спенс.

– Майор Ватсон, –  узнала она и, поднявшись, закрыла чернильницу, задула две свечи в фонаре для чтения. –  Думаю, вам не помешает горячий шоколад. «Ровентри».

– Соблазнительно, –  кивнул майор, старательно изображая энтузиазм. Хотелось ему одного – сбросить непоправимо испачканную одежду.

Сестра поставила чайник на керосинку и насыпала в эмалированные кружки по ложке порошка.

– Боюсь, молока нет. Я видела сегодня, как ваши волонтерки разносили чай. Хорошо работают. –  Она подняла взгляд. –  Надеюсь, они этим и ограничились.

– Они помогали мне при переливании. Стерилизовали шприцы и тому подобное.

Хитрая улыбка подсказала Ватсону, что сестра не верит ни одному слову, но возражать она не стала. Зато спохватилась, что приличия не позволяют ей оставаться с ним наедине.

– Да что там, впрочем, –  никто при виде двух сухих сучков дурного не подумает.

Ватсон хотел заметить, что в нем еще осталось немного сока, но промолчал – и не только потому, что опасался ее смутить. Осмотрев свою забрызганную кровью одежду, он подумал, что выглядит, наверное, дрова дровами. Сестра права, никто не поверит, что он способен на шалости.

Он отметил, что сестра Спенс опрятно одета, что в ее палатке безупречный порядок: платяной шкаф, импровизированный туалетный столик с эбонитовым набором щеток для волос и зеркальцем, чугунный умывальник с кувшином и тазиком, а на полу две продолговатые алюминиевые грелки. Это впечатление нарушал только кожаный германский шлем, пресловутый остроконечный «пикельхаубе», висевший посреди палатки рядом с фонарем Колмана.

– Памятка с поля боя, –  пояснила сестра Спенс, заметив его любопытство. –  Я такого не одобряю: грабить мертвецов – мерзкое дело, но это подарок от благодарного томми. Если такие сувениры отсылать на родину, можно монетка по монетке собрать кое-что на медицину. Несут большей частью каски, медали, отвратительные зазубренные штыки. А эти жуткие остроконечники теперь стали редкостью. Садитесь сюда. –  Она кивнула на складной стул рядом с койкой, на которую села сама.