Чингиз Абдуллаев - Распад. Обреченная весна
– Понятно. Что ты собираешься им отвечать?
– Что такая «возможность» не исходит от Москвы. Мы считаем, что любая встреча может сорваться по независящим от нас причинам, но настроены на реальное продолжение сотрудничества.
– Хорошо, – одобрил Горбачев, – так и скажи. Это будет правильно. Что еще?
– Мне подготовили список вопросов, которые могут интересовать зарубежных журналистов. Почему десантники отлавливают призывников, что происходит в Литве, как прошла ваша последняя встреча с Ельциным, что будет с Шеварднадзе? Это основные вопросы, которые их будут волновать. Я хотел согласовать с вами ответы на них.
– Ты заранее знаешь, какие вопросы тебе будут задавать, – невольно улыбнулся Горбачев.
Игнатенко был не только толковым сотрудником, но и профессиональным журналистом. Он работал заместителем генерального директора ТАСС и главным редактором журнала «Новое время». А в перерыве между этими двумя должностями почти восемь лет занимал место заместителя заведующего отделом международной информации ЦК КПСС и хорошо знал свою работу. Через два года, когда он будет во главе агентства ИТАР-ТАСС, в его ведомство ворвутся вооруженные оппозиционеры, которые потребуют передать на весь мир сообщение о низложении Ельцина и передачи власти Руцкому. Внешне интеллигентный, мягкий, даже какой-то гуттаперчевый, Игнатенко проявит настоящее гражданское мужество и откажется передавать подобную информацию под дулом направленных на него автоматов. Глупые люди иногда принимают интеллигентность за слабость, не понимая, что она и есть настоящая сила.
– Мы всегда готовимся к нашим пресс-конференциям, – пояснил Игнатенко.
– Очень хорошо. Насчет Ельцина можешь сказать, что мы не смогли договориться. Пусть все знают, нам скрывать нечего. В Литве идут сложные процессы, но мы пытаемся держать ситуацию под контролем. А десантники помогают военкоматам. Нельзя, чтобы призыв этого года полностью сорвался. Не только в Прибалтике, но и в Грузии, и Армении отказываются призывать парней в армию. Так мы развалим нашу армию. Что еще?
– Вопрос Шеварднадзе, – терпеливо напомнил Игнатенко.
– Можешь сказать, что пока мы ищем его преемника и мы регулярно с ним встречаемся. Что-то в этом роде.
– Понятно. Я вам позвоню сразу после приезда.
– Хорошо. – Горбачев положил трубку и подумал, что, если Буш отменит встречу, это будет совсем некстати.
Перед ним лежал список с фамилиями литовских политиков. Это был список кабинета Казимиры Прунскене, которая терпеливо ждала в приемной, когда он ее примет. Два вице-премьера – Бразаускас, бывший первый секретарь ЦК компартии Литвы, и Озалас, недавно вышедший из партии. Литератор. Горбачев нахмурился. Все эти писатели и музыканты начинают требовать независимости в первую очередь, как будто им так плохо жилось в Союзе. Министр экономики Навицкас, министр внутренних дел Масюконис, министр иностранных дел Саударгас, министр финансов Сикорскис, министр культуры Куолис... Хорошо, что у них хватило ума не назначать министра обороны. Хотя Ельцин, кажется, собирается назначить генерала Кобеца министром обороны России. Интересно, как он себе это представляет? Российская армия против советской. Бред какой-то! Он еще раз просмотрел список министров. Из Комитета госбезопасности прислали справку на каждого министра. Здесь были их склонности, привычки, недостатки, достоинства. Все равно он никого из них не знает, кроме Бразаусказа, и считает его надежным и спокойным человеком.
Горбачев помнил, как разговаривал с Бразаускасом перед его назначением в 88-м году. Тогда, проработавший одиннадцать лет секретарем ЦК по промышленности и строительству, Бразаускас казался идеальной кандидатурой на должность лидера республики. Он во всем соглашался с Горбачевым, молча выслушивал его наставления. Кто мог подумать, что уже через год все так повернется? Кто мог поверить, что Литва, а вслед за ней и другие прибалтийские республики захотят выйти из состава СССР?
– Скажите товарищам, чтобы зашли, – нажал он кнопку селектора.
Кроме премьер-министра Литвы, в приемной находились министр финансов Павлов и вице-премьер Маслюков. Все трое вошли в кабинет Горбачева по очереди. Мужчины пропустили даму вперед. Горбачев пожал ей руку, с любопытством глядя на женщину, взвалившую на себя нелегкое бремя в такое сложное время. Потом пожал руки остальным и пригласил за стол. Прунскене села с левой стороны от него, двое других – справа, словно не решаясь садиться рядом с ней.
– Я хотел встретиться с Казимирой Данутовной, чтобы узнать позицию Литвы, – начал Горбачев. – Вы знаете, что со второго числа административные здания республики охраняются сотрудниками МВД и Министерства обороны СССР. Мы хотим избежать любых провокаций. – Он хотел добавить «товарищ Прунскене», но, подумав, сказал «госпожа Прунскене», что явно не понравилось Маслюкову. Тот даже нахмурился, но не решился возразить.
– Мы тоже хотим избежать любых провокаций, – Прунскене говорила по-русски хорошо, но с заметным литовским акцентом, – но союзное правительство полностью перекрыло нам все экономические связи. В республику не поступает продукция, нет поставок сырья, электроэнергии, других ресурсов. При продолжении подобной блокады мы не сможем нормально функционировать.
– По-моему, Литва хотела отделиться от Союза, а не Союз от Литвы, – напомнил Горбачев. – Я говорил, что мы должны быть вместе, а теперь, когда сорваны поставки в вашу республику, вы упрекаете нас в надуманной блокаде. Но это вы приняли законы о национализации своего банка, о сохранении налогов в республике, о нефинансировании коммунальных служб воинских частей, расположенных на территории республики, и военкоматов, осуществляющих призывы в армию.
– Это было решение Верховного Совета нашей республики, – попыталась объяснить Прунскене.
– У товарища Павлова есть все документы по Литве, – показал на министра финансов Горбачев, – он может вас с ними ознакомить.
– Он мне их уже показал, пока мы ждали в приемной, – сказала Прунскене, – но это не объяснение. Мы должны выводить нашу республику из экономического кризиса и собираемся...
– Из политического кризиса, – резко подчеркнул Горбачев, перебивая свою собеседницу, – который возник по вине литовской стороны.
– Мы хотим провести реформу нашей экономики. Я приехала в Москву как хозяйственник, а не как политик, – примирительно произнесла Прунскене.
– А я говорю с вами как политик, – оборвал ее Горбачев. – Мы потратили на ненужные разговоры целый год, вы так ничего и не поняли. Я хочу вам сразу сказать, что Литва должна отменить все законы, принятые за последние два года, начать сотрудничество во всех областях – перечисление налогов в Центр, финансирование коммунальных служб всех воинских частей, дислоцированных на вашей территории. Только при этих условиях мы сможем двигаться навстречу друг другу.
– Но наш парламент не согласится на такие условия, – возразила Прунскене.
– Тогда пусть выбирают другой парламент. У вас в республике есть здоровые, крепкие силы, на которые ваше правительство может опереться. – Он помнил абсолютно секретную информацию Крючкова, поэтому позволял себе разговаривать именно в таком тоне. Она все равно должна уйти, чтобы спровоцировать кризис, разрешением которого должны заняться другие люди.
– В сложившейся обстановке мы не сможем ничего сделать, и мое правительство просто вынуждено будет уйти в отставку, – в голосе Прунскене прозвучали нотки возмущения.
– Это ваше право, – сказал Горбачев, поднимаясь и давая понять, что разговор закончен.
На прощание он никому руку не пожал. Когда Маслюков последовал за Прунскене, задержал Павлова, тоже собиравшегося выйти:
– Валентин Сергеевич, ты можешь остаться.
Павлов повернулся и согласно кивнул головой. Закрыл дверь за ушедшими и вернулся к столу.
– Я ей все объяснил, – сказал он, усаживаясь на место, – никаких поблажек больше не будет. Или они соблюдают все наши законы, или пусть пеняют на себя.
– Только не перегибайте палку, – предупредил Горбачев, – там тоже живут наши, советские люди.
– Именно поэтому мы и хотим помочь нашим, – ответил Павлов.
Он уже несколько дней знал, что президент собирается предложить ему место заболевшего Рыжкова.
– Я буду вносить твою кандидатуру на должность председателя Совета министров, – сообщил Горбачев, – как я тебе раньше и говорил. Конечно, нужно было немного подождать, пока мы проведем твою реформу, но у нас просто нет времени, Николай Иванович так неожиданно заболел... Что у нас по реформе?
Павлов огляделся, словно его могли здесь подслушивать, придвинул стул к столу и, раскрыв свою папку, сообщил:
– У нас все готово, деньги напечатаны. Мы разошлем конверты с указанием, когда их вскрывать, как обычно делают в таких случаях. И затем начнем реформу...
