Наталья Солнцева - Испанские шахматы
- Забава сия древняя, происхождение ее покрыто мраком, - послушно начала старушка. - Некоторые считают родиной шахмат Египет, другие - Индию, а самые смелые предполагают, что появилась они на Земле не случайно: привезли их, мол, космические пришельцы. Древние римляне, например, приписывали изобретение шахмат самим богам. Дескать, однажды бог войны Марс пленился красотой дриады Каиссы, воспылал к ней страстью и, дабы привлечь внимание чудной девы и добиться ее взаимности, придумал такую игру. До сих пор Каиссу называют покровительницей шахмат…
Грёза заслушалась. Полина тоже увлеклась, расписывая шахматные баталии, коим предавались индийские раджи, персидские султаны и арабские шейхи, в том числе и знаменитый своими несметными богатствами Гарун аль-Рашид. В шахматы играли и при дворе легендарного короля Артура, и в средневековых замках Европы, а испанский правитель Альфонсо Мудрый даже собственноручно написал трактат о шахматах. Русский царь Петр I брал шахматы с собой в военные походы, а граф Строганов однажды устроил для Екатерины II и шведского короля Густава IV, которые гостили в его загородном дворце, партию «живых шахмат».
- Как это? - удивилась Грёза.
- Представь себе огромный луг, где темным и светлым дерном выложили подобие шахматной доски, а слуги, наряженные в пышные, расшитые серебром и золотом костюмы, исполняли роль живых фигур и передвигались, подражая шахматным ходам.
- Ничего себе! - восхитилась Грёза. - Вот бы поглядеть!
Невольно она вообразила себя на том лугу, одетой точно так, как белая королева из ее сундучка, а напротив стоит и, любезно улыбаясь, подает ей унизанную драгоценными перстнями руку сам король…
- И вообще, настоящая мистическая аура окутывает эту игру, словно повторяющую в миниатюре саму жизнь, - продолжала между тем Полина. - У каждой фигуры есть своя роль и свое предназначение в ходе партии, а когда она заканчивается, и пешек, и королей ждет один и тот же финал - их сметают с доски, перемешивают и бросают в мешок.
- Печально…
- Вовсе нет! - горячо возразила Полина. - Ведь в любой момент можно начать новую партию. Не правда ли, прослеживается некоторая аналогия? Наша шахматная доска гораздо больше, чем квадратное черно-белое поле, где ведут свою игру фигурки из дерева или слоновой кости, но суть примерно та же. Великий Гроссмейстер-невидимка правит здесь бал и всегда выигрывает. Потому что он невероятно проницателен и просчитывает множество ходов наперед, предвидит развитие событий, тогда как мы просто плетемся за ними, будучи их вечными пленниками!
Полина замолчала. Молчала, пораженная ее словами, и Грёза. Игра в шахматы открылась для нее с неожиданной стороны, до сего времени непостижимой. Ей показалось, что она догадывается!
- Я пойду, - сказала она, вставая, с ощущением лихорадочного смятения в груди.
- Куда ты? - расстроилась Полина. - Тебе неинтересно?
- Я… хочу подумать кое о чем.
- Знаешь, церковники пытались запретить игру в шахматы, называя ее «непристойным развлечением» и «измышлением дьявола», но это им не удалось.
- Да? - рассеянно спросила Грёза.
- Почему она им так не понравилась? - рассуждала старушка. - Наверное, из-за названия. Оно имеет арабские корни и означает шах-мат - «властитель повержен».
Грёза слушала вполуха, торопясь уйти.
В коридоре ее поджидал Виктор с понурым лицом кающегося грешника.
- Я пришел просить у тебя прощения, - пробормотал он. - Я был груб. Больше такого не повторится. Извини, пожалуйста.
- Хорошо…
Грёзе было все равно, повторится его выходка или нет. Ее занимали совершенно другие мысли.
- Ты умеешь играть в шахматы? - спросила она, поднимая на него горящие глаза.
- Немного… а что? Меня приятель учил.
- Сыграем?
Виктор обрадовался и повел ее к себе. Там он полез в шкаф, достал деревянную коробку с шахматами, высыпал фигуры на стол и начал показывать, как правильно следует их расставлять. В первую минуту Грёза не сообразила, что заставило ее сердце судорожно забиться. Виктор чертыхнулся, еще раз полез в шкаф, бормоча: «Куда они могли подеваться, ума не приложу?» И, сконфуженный, вынужден был объяснить, что игра не состоится.
- Почему? - наивно улыбнулась гостья, хотя ответ был на виду.
На доске не хватало четырех фигур: белого короля, двух пешек и черного ферзя.
- Мистика какая-то, - почесал затылок Виктор. - У тебя этих же фигур недостает?
Грёзе стало страшно…
***Ирбелин был не столько озабочен предстоящей сделкой купли-продажи аварийного дома, сколько проблемой расселения жильцов. Директор агентства недвижимости, элегантный и знающий себе цену, Георгий Иванович Глинский уже несколько лет работал на него, но отношения их были партнерскими, а не по схеме «хозяин - подчиненный». Глинский был отличным профессионалом, обладал сверхчутьем на прибыльные дела и умел находить общий язык с самыми разными людьми. Ирбелин доверял Глинскому, дорожил его опытом и коммерческим талантом и обращался с ним как с товарищем, более молодым по возрасту, но равным по уму. Глинский называл господина Ирбелина «патрон», на французский манер, а тот его величал Жоржем.
- Ну, что скажешь, дорогой? - спросил он мнение Жоржа по поводу беседы с будущими переселенцами. - Трудная перед нами стоит задача?
- Не очень. Жилплощадь я им, в принципе, подобрал: так, чтобы и людей не обидеть, и нам с вами приличную выгоду поиметь. Старушек я уломаю, многодетную семью Курочкиных хитростью выманим, с Лопаткиным договоримся, с девушкой, полагаю, тоже. Лопаткин оказался с претензиями, не ожидал от него этакой прыти, но есть у меня для него аргументы. Думаю, сойдемся на среднем варианте.
- А девица? Эта… как ее…
- Субботина? - подсказал директор агентства. - С ней я еще не успел лично побеседовать.
- Разузнавал о ней, кто такая?
- Навел справки, как вы велели, - доложил Глинский. - Она сирота, выросла в детдоме, работает в социальной службе, за стариками ухаживает.
Ирбелин встал из-за стола и подошел к окну. На сумрачном небе низко висели тучи, полные то ли дождя, то ли мокрого снега. Очертания домов тонули в серой мгле.
- Негоже сироту ущемлять, - произнес он, не поворачиваясь к Жоржу.
- Так никто и не собирается.
- С ней надо… по-хорошему.
Глинский удивленно взглянул на патрона. Обычно того не очень волновали чужие судьбы.
- Понял. Я и так стараюсь.
- И будь повежливее с этой…
- Субботиной, - подсказал Жорж.
- Как ее зовут, кстати?
- Редкое имя. Грёза!
- Что-о? Пф-фф… - неопределенно выразился господин Ирбелин, помолчал, задумчиво покачал головой. - Да-да… стоит, пожалуй, познакомиться с ней поближе.
«Зачем?» - едва не вырвалось у директора агентства. Он вовремя прикусил язык. Ирбелин слыл человеком со странностями, иногда его «заносило», и, как всякий успешный предприниматель, он трепетно относился к своим капризам. Вступать с ним в полемику по этому поводу, выказывать недоумение или проявлять неуместное любопытство не стоило. Нарвешься на неприятности, в лучшем случае - на грубость, в худшем…
- Вот, возьми, - патрон помешал ему додумать эту мысль, доставая из портмоне несколько зеленых купюр. - Купи ей что-нибудь, подарок, например. Мы обязаны оказывать поддержку малоимущим. Благотворительность придумали не зря! Авось зачтется на том свете.
Глинский мастерски держал себя в руках и скрыл растущее изумление. Ирбелин заговорил о благотворительности? Ну и ну!
- Хорошо, - не моргнув глазом, ответил он. - Завтра же займусь этим.
- Займись, голубчик.
Они обсудили еще кое-какие насущные вопросы и разошлись.
Ирбелин остался в кабинете, созерцая стены, отделанные панелями из натурального дуба, антикварные шкаф и письменный стол с бронзовым письменным прибором, изготовленным на заказ под девятнадцатый век. Все это показалось ему сущей безделицей. А раньше он так гордился подобными штуками! Просто задыхался от ощущения собственной важности. Тьфу!
Ирбелин вспомнил лицо Субботиной - тонкое и романтически-печальное. Наверное, такие лица были у обедневших дворянских невест-бесприданниц. Но как она все-таки нелепо выглядела в этой своей жилетке и войлочных тапочках! Барышня-крестьянка. Жалкое зрелище.
Однако сие видение лишило его покоя не только на целый вечер, но и на всю ночь. Приехав домой, Ирбелин не находил себе места, ему захотелось выпить, и он осушил полбутылки коньяка. Попытка забыться не удалась: хмельная дрема являла ему один и тот же образ. Ирбелин измучился, устал, кровать казалась ему неудобной, подушка излишне плоской, он задыхался, ворочался, сбрасывал одеяло, замерзал, снова укрывался, стонал и едва дождался рассвета. Утром он встал с головной болью, заставил себя принять душ, с раздражением побрился, позавтракал чашкой крепкого кофе и тостом, вызвал водителя и отправился в офис.
