Патриция Вентворт - Мисс Силвер приехала погостить
— Ты знаешь, что ничего подобного я не сделаю, — холодно сказала Рета.
Катерина опять приблизилась к ней.
— Как ты думаешь, что он будет делать?
— Это зависит от того, что он выяснит.
— Он знает, что эти вещи пропали — табакерка, миниатюры и чайный сервиз. Я имею в виду, он знает, что их нет в Меллинг-хаусе, а миссис Мейхью сказала ему, что тетя Милдред разрешила мне взять чайный сервиз. Вчера он сказал, что не хочет причинять мне неудобства, но это его наследие, и его нужно вернуть. Не все ли равно, наследие это или нет! У него нет детей!
Помолчав, Рета сказала:
— Да, ты запуталась.
— Какой смысл это говорить? Ты скажи мне, что делать?
— Я уже сказала.
После паузы Катерина с придыханием выпалила:
— Он говорит, его мать составила список всего, что имела… ценные вещи, ты понимаешь… пока он отсутствовал. Он его еще не нашел, но когда найдет…
— Когда найдет, — закончила за подругу Рета, — нечего и думать о том, что он отдаст тебе миниатюры Козуэя и серебряный чайный сервиз королевы Анны.
— Может, она забыла их записать, — сказала Катерина угасшим голосом.
Они дошли до окраин Грина и остановились. Гейт-хаус лежал слева от них, Белый коттедж — справа. Катерина повернула к колоннам, белевшим в темноте, попрощалась и перешла через дорогу. Рета направилась к себе, но не успела дойти до калитки, как сзади раздались быстрые шаги. Катерина подбежала к ней и протянула руку.
— Я хочу тебя кое о чем попросить…
— Да?
— Все было бы совсем иначе, если бы ты припомнила, как тетя Милдред говорила тебе, что она отдала мне эти вещи…
— Ничего подобного я не помню.
— Ты могла бы вспомнить, если бы попыталась.
Рета Крей сказала: «Чушь!» — и сделала движение, чтобы уйти, но Катерина ее удержала.
— Рета, еще минутку! Когда Джеймс вчера пришел, он был… какой-то пугающий. Понимаешь, вежливый, но как-то очень холодно. Он говорил о том, что в доме пропали вещи… О, он сказал не так много, как подразумевал! Я думаю, что он хотел меня запугать, я старалась не поддаваться, но он видел, что я испугалась, и мне показалось, он этим наслаждался. Я не сделала ничего такого, чтобы вызвать у него это чувство, но у меня ужасное впечатление: если сможет, он меня раздавит и будет этим наслаждаться.
Рета стояла неподвижно. Тень, которую она отгоняла все эти годы, вернулась и нависла над ней.
Катерина заговорила шепотом.
— Рета, когда вы с Джеймсом были помолвлены, разве он был такой? Теперь у меня ощущение, что ты была помолвлена с другим человеком. Тебе не кажется, что он стал… жестоким?
Рета отступила на шаг, сказала: «Да» — быстро отошла, откинула крючок калитки и закрыла ее за собой.
Глава 10
Джеймс Лесситер возвращался из Лентона. Он любил ездить вот так — ночью по загородному шоссе, когда фары расстилают перед машиной освещенную дорожку и остается только катить по ней. Это вызывало ощущение неограниченной власти. Он не отдавал себе отчет, но чувствовал себя так, как будто перед ним расстилается сама жизнь. Он заработал очень много денег и ожидал, что их станет еще больше. Когда появляется определенное количество денег, дальше они уже множатся сами по себе. Деньги — это власть. Джеймс подумал о том мальчике, который уезжал из Меллинг-хауса более двадцати лет назад, и испытал нечто вроде триумфа. Как он был прав! Вместо того чтобы тонуть вместе с кораблем, который за три поколения накренился и осел, он обрубил концы и выбрался на берег. Сожалений у него не было. С домом надо расстаться. Если ему понадобится загородный дом, найдутся места повеселее Меллинга. Кому в наши дни нужен огромный барак, построенный в те времена, когда гости жили неделями, когда требовался большой штат прислуги! Сейчас нужно что-то современное, необременительное — большая комната, где принимают друзей, и полдюжины спален. А пока Джеймс собирался наслаждаться. У него была парочка должников, и он с удовольствием ожидал от них выплат. Очень приятно, когда имеешь возможность вершить свой собственный суд.
Миновав высокие колонны, он въехал в Меллинг-хаус. Свет фар скользил по дороге, высвечивал мелкий гравий, бил по ярко-зеленым кустам остролиста и рододендрона. В этом свете он уловил какое-то быстрое движение в густых кустах, но не мог бы поручиться, что именно увидел. Может, мальчик-рассыльный уступил дорогу машине, а может, кто-то заходил в гости к Мейхью. Потом он вспомнил, что сегодня у них полдня выходные, и они уехали в Лентон. Миссис Мейхью спрашивала у него разрешения. В столовой его должен ждать холодный ужин.
Джеймс въехал в гараж, довольный тем, что дом будет в его распоряжении — хорошая возможность тщательно обыскать спальню и гостиную матери. Он собрался найти ее записи. Наверное, они в одной из этих двух комнат. Мать была уже слаба и не спускалась вниз.
Он вошел, щелкнул выключателем. Человек, который только что мелькнул на дороге, остановился и стал смотреть на него через большие освещенные окна.
Много позже в хорошенькой комнате Катерины зазвонил телефон. Она отложила книгу, сняла трубку и, услышав голос Джеймса Лесситера, напряглась.
— Это ты, Катерина? Я решил — ты будешь рада узнать, что я отыскал эту бумагу.
— О-о… — Она и под угрозой смерти не нашлась бы, что на это сказать.
— Я боялся, что она уничтожена, потому что мистер Хоулдернесс забрал все бумаги, которые смог найти, а миссис Мейхью говорила, что ты ходила туда-сюда.
Катерина прижала руку к горлу.
— Я помогала чем могла.
— Не сомневаюсь. Как ты думаешь, где она была?
— Понятия не имею.
У нее пересохло во рту, но нельзя допустить, чтобы он слышал, как изменился ее голос.
— Ни за что не догадаешься — ведь ты не догадалась, правда? Она была в томе проповедей последнего викария. Я помню, как их напечатали, и он отдал один экземпляр матери… Она была уверена, что туда никто не заглянет. Я и сам-то нашел потому, что, когда все уже перерыл, стал вынимать и трясти книги из ее шкафа. Настойчивость вознаграждается!
Катерина молчала, только часто дышала. Этот звук достиг ушей Джеймса Лесситера и доставил ему море удовольствия.
— Так вот, — бодро сказал он, — ты будешь в восторге: этот документ очень четко обрисовывает твое положение. Поначалу предполагалось, что ты будешь платить номинальную ренту — десять шилингов в месяц. Но после двух выплат об этом ничего не говорится и вопрос ренты больше не поднимался. Что касается мебели… Ты что-то сказала?
Ей удалось выдавить только одно слово:
— Нет…
— Так вот, что касается мебели, тут на этот счет говорится вполне определенно. Мать пишет: «Я не уверена в том, какая мебель стоит у Катерины в Гейт-хаусе. Время от времени я давала ей какие-то вещи, но только взаймы. Лучше, чтобы ими пользовались, а она очень аккуратна. Я думаю, если ты не захочешь оставлять ее в Гейт-хаусе, ты мог бы выделить ей мебель на маленький домик, но, конечно, ничего ценного, просто полезные вещи. У нее находится сервиз королевы Анны, который я одолжила ей во время войны, когда трудно было достать фарфор. Конечно, подразумевалось, что это взаймы».
Катерина сдавленным голосом сказала:
— Неправда, она мне его подарила.
— Ну-ну. Знаешь, когда дело дойдет до суда, боюсь, эта бумага послужит доказательством, что ничего подобного она не делала.
И опять Катерина смогла только выдавить:
— До суда…
— Вот именно. Видишь ли, это бизнес, а я бизнесмен. Не хочу, чтобы на этот счет кто-то ошибался. Я уже сказал Хоулдернессу…
От ужаса Катерина пришла в себя. Страх, парализовавший ее, превратился в движущую силу.
— Джеймс, ты же не думаешь…
— Думаю, — коротко сказал он и добавил: — Советую тебе поверить, что я так и сделаю.
Глава 11
Карр и Фэнси вернулись в полседьмого и в Лентоне взяли такси. Они приехали оживленные и голодные. Фэнси великолепно провела время, она встретила друга, который не только сводил ее на ленч, но и представил трем разным людям, каждый из которых обещал помочь ей с устройством на работу.
— Один из них занимается кино, — рассказывала она возбужденно. — Он отметил мою фотогеничность, а я согласилась, что это так, потому что я умею сниматься. И показала ему фотографии, которые были у меня в сумочке, я без них никогда в город не езжу, мало ли что может случиться, правда? Он сказал, что покажет их своему другу, он большая шишка в «Атланта студиос», и тот, конечно, скажет «да». Если я получу работу в кино, это будет великолепно!
Карр обнял ее.
— Дорогая, ты не сможешь играть.
Она широко открыла глаза.
— Почему?
— Я видел твои прошлые попытки.
— Ах, ты видел… — В ее голосе не было злости. — Думаешь, это имеет значение? Знаешь, даже смешно так говорить, большинству зрителей я понравилась. И у меня еще не было приличной роли — только две фразы.
Карр рассмеялся.
