Андрей Троицкий - Дневник покойника
Если Лебедев говорил начальнику что-то приятное, значит, скоро начнет приставать с просьбой: отпустить его на очередную тренировку или на свидание к девушке. Впрочем, девушка отпадает. С такой физиономией надо отменить все свидания.
– Спасибо, – ответил Девяткин. – Тебе на тренировку, что ли? Или к девушке?
– К массажисту. А потом в бассейн.
– Сегодня не отпущу, дел полно. Тебя и так с фонарями на работе не найдешь. То ты на соревнованиях медаль получаешь, то в бассейне плаваешь… Живешь как король. Фигурально выражаясь, ты на лошади ездишь, а я за тобой дерьмо собираю.
– Ладно, – вздохнул Лебедев. – С массажистом на выходные договорюсь. А правду говорят, будто вас в Париж отправляют? Ну, для обмена опытом с французскими жандармами?
– Хотели отправить, – уныло кивнул Девяткин. – А потом сказали, что в вашем отделе Лебедева постоянно нет на месте. Если еще и Девяткина в Париж командировать, работать некому будет. Короче, меня оставили.
– Выходит, из-за меня? – заволновался Лебедев.
– А ты как думал? Из-за кого же еще?
С другой стороны калитки через вделанный глазок незваных гостей рассматривал хозяин дома.
– Кто? – тонким голосом, словно подражая ребенку, спросил он.
– Уголовный розыск, – ответил Девяткин. – Открывай, Клоков. Это я тебе час назад звонил по телефону.
Лязгнул запор, дверь отворилась, Клоков испуганно глянул на физиономию Лебедева и, видимо решив, что пришли бандиты, друзья покойного племянника, хотел захлопнуть дверь у них перед носом, но Девяткин успел вставить в проем костыль. Оттолкнув хозяина, он ступил на тропинку, ведущую к большому кирпичному дому, и, обернувшись, бросил:
– Убери овчарку. Если эта собака притронется к моей здоровой ноге, считай – всё. Тут, на этом вот месте, будут лежать два трупа. Собаки и твой. Кто еще в доме?
– Никого.
Хозяин провел оперативников через летнюю веранду и длинный коридор на кухню. Девяткин, присев на стул, закурил и стал задумчиво смотреть в окно. Лебедев закрылся в туалете.
– Для того чтобы вот так запросто вламываться в помещение, где люди живут, надо, так сказать, бумагу иметь соответствующую, – заметил Клоков-старший. – У вас есть бумага?
– И бумага, и печать. И все прочее, – похлопал себя по карману пиджака Девяткин. – Все тут.
В кармане лежала пачка американских сигарет и презерватив. Сегодняшним вечером намечалось романтическое свидание с одной женщиной, благосклонности которой Юрий Иванович добивался последние десять дней. И, кажется, созревший плод готов упасть прямо в этот самый карман. График мероприятий уже составлен. Сначала ужин в кафе «Фиалка», затем такси и, наконец, квартира Девяткина. На продавленный матрас он утром положил толстое одеяло, так что дефект сразу не заметишь. А может быть, женщина пригласит его к себе в гости. У нее наверняка уютнее, чем в его холостяцкой конуре. И пахнет цветами, а не пылью. А гипс на ноге делу не помеха, если любовь настоящая…
Девяткин раздавил окурок в пепельнице. Что искать в этом доме со множеством комнат, простор-ными кладовками и подвалом, он не знал. Мало того, сомневался, что племянник Ивана Ивановича, погибший от его пули, мог оставить тут что-то мало-мальски важное. С другой стороны, у покойного Клокова были деньги на кокаин, а дурь в Москве дорогая. Значит, где-то он должен хранить наличность. Наверняка найдется пара писем с именами приятелей или подруг, записная книжка или другая важная для следствия вещица.
Тем временем в соседней комнате Клоков засунул в тайник за диваном последнюю пачку денег, что не успел спрятать до прихода полиции, и вытер лоб, покрытый горячей испариной. Что-то он сегодня разволновался, будто первый раз с ментами общается. Всю жизнь Клоков проработал в торговле и на продуктовых складах. Заведующий магазином, заместитель заведующего торговой базой и так далее – послужной список впечатляет. И всегда на руководящих должностях. Дважды судим за хищения. Оба раза освобожден условно-досрочно за примерное поведение.
Год назад Иван Иванович решил завязать с делами и уйти на покой. Он сказал себе, что всех денег не украдешь, хотя и очень хочется. Пятидесятивосьмилетний Клоков давно обеспечил свою старость, а также старость жены, веселую жизнь двух взрослых детей и безбедное существование молодой любовницы, которая сегодня будет ждать его в квартире, купленной для тайных встреч.
– Вот же сукины дети, – прошептал себе под нос Клоков и, набрав рабочий телефон жены, перешел на таинственный шепот: – Лариса? К нам полиция нагрянула. Только ты не волнуйся.
Девяткин, услышав чье-то тихое бормотание, снял трубку параллельного телефона и стал слушать разговор.
– И ментов прислали самых завалящих, никудышных, – говорил Иван Клоков. – Один весь избитый, как собака, на морду смотреть страшно, синяк на синяке. А второй и вовсе со сломанной ногой. То ли инвалид какой, то ли что… На костыле болтается. Я сначала думал, бандиты пришли, а это менты. Господи, до чего полиция докатилась!
– А что они сейчас делают? – спросила жена. – Ведь они хуже жуликов. Упрут половину вещей, и спроса с них никакого. Иди смотри за ними…
– Да не упрут, – отвечал Клоков взволнованным шепотом. – Говорю тебе – один из них хромой, а второй едва на ногах стоит, потому что добрые люди ему по морде надавали. Жаль, совсем не прибили.
Девяткин положил трубку и стал думать, с чего начать обыск. По инструкции положено начинать от входной двери и дальше идти по кругу. Но если так искать, до завтрашнего вечера тут проторчишь…
Дима Радченко вошел в кабинет начальника и сел за стол для посетителей.
– Слушай, у меня новость. – Полозов поднялся из кресла и прошелся по кабинету. – И новость эта – хорошая.
– Меня повышают?
– Только не остри, – ответил Полозов. – Тебе хорошо известно, что по служебной лестнице быстро продвигаются маменькины сынки со способностями ниже среднего уровня или ребята с большими связями. Это аксиома. Надо ее запомнить и больше не касаться этого вопроса. Пусть они стоят выше тебя на одну ступеньку общественной лестницы. Пусть… Но зато им никогда не справиться с тем делом, которое ты последний раз выиграл в суде. За убийство при отягчающих обстоятельствах нашему клиенту грозило пятнадцать лет – это минимум. А он отделался четырьмя годами лишения свободы. Ты нашел новые обстоятельства, которые упустило следствие. Убийство переквалифицировали как нанесение тяжких телесных повреждений, повлекшее смерть потерпевшего… Ты все знаешь лучше меня.
– Мой подзащитный – мерзкий тип. Расчетливый хладнокровный убийца.
– Брось трепаться. Адвокат – это тот же врач. А врачу все равно, кому спасать жизнь, бандиту или честному гражданину. И ты так поступил, несмотря на неприязненное отношение к тому клиенту. Он, если я не ошибаюсь, во время ночевки на природе задушил своего компаньона, когда тот спал в палатке. Застегнул спальный мешок, добавив для веса пару тяжелых камней. Дождался ночи, вывез свой груз на середину озера и утопил. Кто бы мог подумать, что неподалеку окажутся рыбаки, дожидавшиеся рассвета в своей лодке? Поэтому я всегда говорю: ты – золотой парень. Только одеваться не научишься, экономишь на тряпках, покупаешь дешевые костюмы… И выглядишь, как беженец из Польши.
– Этот костюм я купил в Италии, в дорогом магазине.
Радченко гадал про себя, что будет дальше. Если Полозов решился на похвалу, значит, жди неприятностей. Могут поручить тяжелое, заведомо проигрышное дело, в котором завязнешь, как корова в болоте. Потратишь массу времени и усилий, никого не спасешь, но свою репутацию утопишь. Тот же Полозов в этом самом кабинете будет крыть тебя последними словами, а потом даст шанс исправить свое реноме. И положит на стол папку с еще одним тухлым делом…
– Ну, что задумался? – Полозов круто развернулся и, наклонившись, похлопал Диму по плечу. – Наверняка сидишь сейчас и просчитываешь, что за гадость у меня на уме. Так?
– Я думал совсем о другом.
– Только не ври – это у тебя плохо получается, неубедительно. Итак, тебе снова выпал счастливый билет. В скобках замечу, что мне эти билеты не доставались никогда. Так уж устроен мир: одним все, другим ничего. У меня есть только это кресло, куча хронических болезней и немного денег. Случалось, что из офиса уходил последний клерк, даже тот старик, который моет туалеты, а я засиживался за бумагами до ночи. Вдруг услышу тихий скрип паркета, и мороз по коже пробежит. Чувствую, что за спиной кто-то стоит. Оглянусь – да, дружище, это моя старость подкрадывается, чтобы схватить меня за мягкое место…
– Тяжело вам приходится. Но до старости еще далековато. И тихие шаги за спиной еще рано слышать.
Полозов упал в кресло и задрал ноги на стол.
– Если не слышишь шагов старости, то обязательно слышишь свой счетчик. – Он ткнул пальцем в левую сторону груди. – Щелкает, отмеряет мгновения жизни. Но когда-нибудь эта машинка сломается. Словом, мне всегда достаются сомнения, тревоги и пыльная бумажная работа. А тебе – красивые девочки, мотоциклы и море приключений… Но буду конкретен. У тебя есть шанс познакомиться с потрясающей женщиной. Редкая красавица. – Полозов бросил на стол несколько цветных фотографий. – Фотомодель. Даже лучше. Дорис Линсдей. На самом деле она самый продвинутый американский специалист в области современного театра. Свободно говорит по-русски. Автор трех книг и множества журнальных публикаций. Ей чуть за тридцать, но она уже человек с мировым именем. Сейчас Линсдей сотрудничает с музеем современного театра в Нью-Йорке. Там, за океаном, выделяют пару русских театральных режиссеров. Один давно умер, другой скончался пару месяцев назад – это Сергей Лукин. Надеюсь, слышал о нем?
