Наталья Андреева - Парижская тайна, или Истина в вине
– Я…
– Ночью. Ты все мне расскажешь ночью. Я буду тебя ждать.
И она вдруг резво побежала вверх по ступенькам. «Здесь все играют, – подумал он. – Это не замок – театр. Сплошь фальшивка. И она играет. Что ей здесь нужно? Или…кто? Деньги? Хочет продать коллекцию покойного мужа? Или Таранов? Вновь замуж собралась? Тогда зачем же она их злит?» Он терялся в догадках, поднимаясь по крутой лестнице.
Остаток вечера прошел без эксцессов. Елизавета Петровна так и не спустилась к столу, Бейлис в отличие от других гостей с аппетитом поужинала, ей прислуживал хмурый Зигмунд. Не пристало сомелье предлагать и разливать банальный ликер.
– Я ем от пуза и ни капельки не поправляюсь! – похвасталась Бейлис, налегая на закуски. – Конституция такая.
– Приятного аппетита, мадам, – хмуро сказал Зигмунд.
Иван Таранов был задумчив, а Сивко неожиданно для всех разозлился. И даже попросил водки.
– Ты разве пьешь? – удивился Воронов.
– Бывают моменты.
– Я ж говорю, что все вы притворяетесь, – не удержалась от комментариев Бейлис. – Коллекционеров изображаете. А вам просто деньги девать некуда. Живете и мучаетесь: куда бы еще их потратить? Вот и придумали себе коллекцию, – презрительно выделила она последнее слово. Потом, не стесняясь, широко зевнула: – Пойду к себе, пожалуй. Уже поздно. Надеюсь, завтра нас ждет интересная культурная программа.
– Можешь не сомневаться, – сквозь зубы процедил Сивко.
– Я бы потанцевала.
– Будет тебе и оркестр, – мрачно пообещал Федор Иванович.
– Я на это надеюсь. Спокойной ночи, – со значением сказала красавица и направилась к выходу.
– Я слышал, у тебя и лошади имеются. – Таранов задумчиво смотрел в спину уходящей Бейлис.
– Да, есть конеферма.
– Неплохо было бы и на лошадок посмотреть. Оседлать какого-нибудь резвого скакуна, а? А лучше кобылку.
– Что ж, – пожал плечами Воронов. – И это можно.
– И вертолетная площадка на территории замка есть, – добавил Сивко.
– А ты, Федор Иванович, наблюдательный, – усмехнулся хозяин.
– С размахом строился. А жена хотела здесь жить?
Воронов помрачнел. Потом сам налил в бокал вина, сжал ножку так, что пальцы побелели:
– Выпьем за Машу. Пусть земля ей будет пухом.
– Да, да, – закивали мужчины и потянулись к своим бокалам.
Выпили молча и не чокаясь. После чего Таранов сказал:
– Я тоже пойду. До завтра.
– И мы двинемся.
Они с Федором Ивановичем встали и потянулись к дверям. Господа бизнесмены стали подниматься по лестнице на второй этаж, где были их спальни, Михаил же заскочил на кухню. Высокая худая женщина, прямая как палка, с лицом, словно скованным льдом, разбирала столовые приборы. Обернулась на звук шагов, холодно спросила:
– Вам кого?
– Мне бы…
Из кладовки появился Зигмунд.
– Нельзя ли бутылочку ликера в комнату Бейлис? Светловолосой дамы, – пояснил он.
– Уже распорядились, – неожиданно улыбнулся Зигмунд.
– Кто?
– А вам что-нибудь угодно? – не ответил на вопрос сомелье. – Печенье, напитки?
– Нет, все есть, – смутился он и отступил в коридор. Супруги переглянулись.
– Завтрак будет накрыт в девять, – предупредил Зигмунд.
– Мне что, надо спуститься к девяти, иначе не накормят? – попробовал пошутить он.
– Вас накормят в любом случае. Но накрыто будет к девяти, – невозмутимо ответил Зигмунд.
«Что за порядки в этом доме? То ли сплю, то ли брежу. Какое старое кино!» Он хотел было подняться наверх, но тут увидел, как по ступенькам сбегает Елизавета Петровна, уже не в платье для коктейля, а в полупрозрачном пеньюаре. Дабы не смутить ее, он прижался к стене, спрятавшись за мраморную статую. Бизнесвумен ринулась в парадную залу. Он подошел поближе, к самым дверям, и прислушался.
– Лиза, ты разве не спишь? – равнодушно спросил Воронов.
– Зачем ты ее пригласил? – зашипела Елизавета Петровна.
– Ты же знаешь, я хочу купить коллекцию покойного Льва Абрамовича.
– А я думаю, ты сделал это мне назло! Ты знал, что мне будет неприятно!
– Ты преувеличиваешь свое значение в моей жизни, – все так же равнодушно сказал Дмитрий Воронов.
– Ах, вот как… – Она, похоже, растерялась.
– Иди спать.
– Зачем ты меня позвал?
– Допустим, я заскучал. Все ж таки год прошел. Захотел увидеть друзей.
– Расследование закончено?
– Да. Они скоро предстанут перед судом.
– Надеюсь, все получат по максимуму.
– Но Машу этим не вернешь, – заметил Воронов.
– Дима, это трагическая случайность. От которых никто не застрахован.
– Но произошло-то с ней. Потому я не думаю, что это была случайность.
– На что ты намекаешь? – насторожилась Елизавета Петровна.
– Иди спать, – повторил Воронов.
– В конце концов, это я вас познакомила. И если бы не она…
– Если бы не она, ничего не было бы, – резко сказал Дмитрий Воронов. – Ни этого замка, ни погреба с вином, ни… меня.
– Ты преувеличиваешь, Дима, – теперь она говорила так тихо, что Михаил еле разбирал слова. – Ты знаешь, как я к тебе отношусь. По-моему, мы с тобой идеальная пара.
– Я тебя не люблю.
– Никто и не говорит о любви. В нашем возрасте и с тем, что мы оба пережили, это смешно. Но у нас общие интересы и могло бы быть общее дело. Это намного больше любви.
– Светловолосый юноша, он кто?
– Ты ревнуешь?
– Зачем ты его сюда притащила?
– Может, как раз для того, чтобы ты ревновал?
– Мне все равно.
– Я завтра уеду, – резко сказала Елизавета Петровна.
– Мне все равно, – повторил Воронов.
– Тогда я тем более не понимаю.
– Истина – в вине, – загадочно сказал он.
– Как-как?
– Иди спать.
Ему опять пришлось спрятаться за статую. Елизавета Петровна выскочила из залы и побежала вверх по ступенькам. Похоже, она разозлилась, полы пеньюара развевались, каблучки отороченных мехом сабо отбивали на мраморной лестнице барабанную дробь, как при исполнении приговора о высшей мере наказания.
– Девятнадцатый век.
Он вздрогнул и обернулся. Сзади стоял Зигмунд с пустым подносом.
– Я вас… не совсем понимаю.
– Статуей интересуетесь? – насмешливо спросил сомелье. – Девятнадцатый век.
– Да, я большой любитель антиквариата.
– Здесь ничего не продается.
– Но посмотреть-то можно?
– В вашей комнате есть нечто лучше, – намекнул Зигмунд.
– Вы кого имеете в виду?
– Статую, разумеется, – невозмутимо сказал сомелье и направился в парадную залу, видимо, убирать посуду со стола.
«Попался! – подумал Михаил и быстро зашагал к лестнице. – Интересно, как здесь наказывают за шпионаж? Травят собаками? Или просто лишают сладкого за обедом? А если я захочу выйти из дома и позвонить?»
Рисковать он не стал. Интуиция подсказывала: здесь происходит что-то странное. Похоже на заговор. Но против кого? Истина – в вине. Что имел в виду Дмитрий Александрович Воронов?
Проходя мимо комнаты Бейлис, Михаил прислушался. Тихо. Она сказала, что не будет запирать дверь. Осторожно положил ладонь на дверную ручку и слегка нажал. Дверь поддалась. И в самом деле не заперто. Так же осторожно отпустил ручку и на цыпочках пошел по коридору мимо спальни Елизаветы Петровны. Тоже тихо. Близится полночь.
Следующая комната его. Вошел потихоньку и осторожно прикрыл за собой дверь, после чего огляделся. Похоже, без него здесь побывали Зигмунд или Эстер Жановна. Кровать, которая раньше была примята, теперь идеально заправлена, его одежда аккуратно разложена и развешена в шкафу, окно зашторено, портьеры тяжелые, из плотной, расшитой золотом ткани. А вот это ему никогда не нравилось. Даже в безлунную ночь хочется видеть небо. Не стоит запирать себя в клетке пусть даже и большой комфортабельной комнаты, когда за окном такие просторы! Луны сюда! И звезд! Хотя бы одну, маленькую звездочку…
Он подошел к окну, резко раздвинул занавеси и вздрогнул от неожиданности.
– Ой!
– Что за черт?
Неизвестно, кто больше испугался, он или же хорошенькая рыжеволосая девушка, абсолютно ему не знакомая. Она стояла за портьерами и невольно вскрикнула, когда они вдруг резко раздвинулись. Не на этот ли раритет намекал Зигмунд? «В вашей комнате есть нечто лучше». Ай, угадал! Юное создание с глазами, сравнимыми разве что с переспелыми вишнями, и таким же темным, округлым ротиком, спелым, сочным, с аппетитной запекшейся корочкой губной помады. Не говоря уже о рыжих кудрях, похожих на гору пружинок, в беспорядке вываленных на голову девушке. Ей лет двадцать, не больше. Юная и хорошенькая. И пахнет от нее то ли булочками с корицей, то ли еще какой-то сдобой. Сладко и навязчиво, так что пробуждается зверский аппетит. Само очарование!
– Ты кто такая? – строго спросил он. – А ну, выходи на свет!..
Аперитив
…Субботнее утро выдалось мрачным, что вовсе не удивительно для ноября. Дождь кончился еще вчера, но небо по-прежнему было затянуто тучами. Он потянулся, посмотрел сначала в окно, потом на часы. Половина десятого! Проспал! А почему Елизавета Петровна его не разбудила? Мгновенно вскочил и побежал в ванную комнату. Через пятнадцать минут он уже сбегал по ступенькам, приглаживая волосы.