Александр Волков - Два брата
Федор Алексеевич заинтересовался:
— Самопалы? А кто же его учил делать?
— Да никто. Сам, батюшка, дошел, своим умом…
— Вот как?! — Боярин захохотал. — Ишь, вояка! Поповичу, говоришь, голову прошиб? Нам вояки добре надобны! Ладно, баба, ин быть твоему сыну в школе! Поручители есть?
— Какие поручители, батюшка-боярин?
— Что твой сын из школы не утечет, коли трудно покажется.
— Найду, милостивец!
— Да, еще вот: прошение надо подать.
— А как его, батюшка-боярин, пишут?
— Буду рассказывать! Пойди в мою канцелярию!
Подьячий за два алтына написал Аграфене прошение по заведенной форме.
«Державнейший Государь, Царь Всемилостивейший, Петр Алексеевич, желаю я, нижеподписавшийся, Егор, Константинов сын, Марков, вступить в Математическую навигацких наук школу, а по твоему, Государь, указу, велено в тоё школу набрать всякого звания людей потребное число. И покорно прошу я, Всемилостивейший Государь, повели меня к той школе приписать. А отроду мне, Маркову, двенадцать лет.
Вашего Величества нижайший раб посадский сын Егор Марков, а за него по неграмотности руку приложил Емельян Седов.
Августа 23 числа 1701 года».
Аграфена вернулась домой сияющая. Через несколько дней она принесла в канцелярию Головина поручительство двух знавших ее дворян, что Егор Марков «без указу великого государя с Москвы не съедет и от школы не отстанет».
В начале сентября 1701 года Егор Марков получил предписание явиться в Навигацкую школу, куда его зачислили учеником «русской школы» и ввиду бедности его матери определили корм на первое время по алтыну в день.
Глава VIII
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Егор Марков, в новых сапогах, в новой рубахе, с волосами, обильно смазанными коровьим маслом, явился с матерью в школу в первый раз.
Аграфена расспросила школьного сторожа, куда свести Егорку, и робко вошла в класс. Ученики возрастом от двенадцати до двадцати пяти лет шумно рассаживались за столами. Густо побагровевший Егорка стал у двери, а Аграфена, тоже сильно робея, приблизилась к учительскому столу, на котором лежали несколько книжек, пучок розог и линейка.
— Новичка привели! О-го-го! Новичок! — раздались возгласы учеников.
Учитель Федор Иванович был низенький человек с маленькими серыми глазами, бритый, в потертом кафтане, в растрепанном паричке. Он хлопнул линейкой по столу:
— Молчать!
— К вашей милости, — низко поклонилась Аграфена.
По обычаю, она принесла учителю горшок с кашей и пирог.
Учитель поставил на стол приношение.
— Как звать?
— Марков… Егорка…
— Марков Егор! Подойди!
Трепещущий Егорка подошел.
— Хочешь учиться?
— Хочу, — прошептал Егорка.
— Ох, хочет, батюшка, хочет! — подхватила Аграфена. — Уж так меня молил, чтоб хлопотала я за него…
— Ладно! — сказал учитель. — Иди, баба! Аграфена с поклонами ушла.
— Марков Егор! Садись вот здесь, впереди!
Егорку посадили с недорослем[46] Ильей Тарелкиным и сыном дьяка Трифоном Бахуровым. На трех учеников был один букварь.
Учитель отошел от Егорки, сел за стол и стал без церемонии есть принесенный пирог. Ученики твердили заданные уроки. Класс походил на огромный жужжащий улей.
Лохматый детина огромного роста, с длинными черными усами долбил молитвы.
Другой, заткнув уши пальцами и раскачиваясь, читал нараспев как дьячок:
— «Хвалите бога человеку всяку, долг учиться письмен словес знаку. Учением бо благо разумеет, в царство небесное со святыми успеет…»
Третий толкал товарищей в бока и в спину кулаком, а когда те сердито оборачивались к нему, он делал невинное лицо и с показным усердием твердил:
— Буки-аз — ба, веди-аз — ва, глаголь-аз — га…
Учитель, прислушавшись к равномерному деловому гулу класса, подошел к первому столу, вырвал из рук Ильи Тарелкина засаленный букварь и дважды черкнул твердым ногтем по первой странице. Швырнув книжку перед оробевшим Егоркой, он сказал: «От сих и до сих!» — потом преспокойно отошел к кафедре.
Егорка остолбенело взглянул на страницу, ничего не понимая. Красноглазый Илюшка, с белыми, как лен, волосами, выдернул у него букварь из рук. Егорка внимательно слушал обрывки фраз, которые доносились к нему со всех сторон.
После обеденного отдыха учитель подошел к Егорке:
— Сказывай урок!
Егорка сидел неподвижно. Лицо и уши его залились горячей краской.
— Встань, встань! — зашептал, толкая соседа, Тришка Бахуров.
Егорка вскочил.
— Не вытвердил? — сурово спросил учитель.
— У меня не было…
Учитель, не слушая, схватил Егорку сухой, но сильной рукой за ухо и повел к скамейке, стоявшей у стены. Скамейка была предназначена специально для порки и уже была гладко отшлифована телами поротых.
Учитель положил Егорку на скамейку, лицом вниз, велел спустить штаны и отстегал, на первый раз, впрочем, довольно милостиво. Ударяя розгой, он приговаривал:
Розга ум вострит, память возбуждаетИ волю злую в благу прелагает:Учит господу богу ся молитиИ рано в церковь на службу ходити.Целуйте розгу, бич и жезл лобызайте,Та суть безвинна, тех не проклинайтеИ рук, яже вам язвы налагают,Ибо не зла вам, а добра желают…
После порки учитель сказал:
— Сии стихи приготовишь к завтрему. В назидание за леность.
Егорка пробормотал, застегиваясь:
— Я и сейчас могу рассказать.
— О? — удивился Федор Иванович. — Говори.
Егорка сквозь слезы забубнил:
— «Розга ум вострит; память возбуждает…»
Стихи он прочитал без единой ошибки.
— Ты что, раньше знал? — спросил учитель.
— Нет. Который сзади сидит, твердил, а я понял.
— Да ты, видать, востер! Что ж урок не выучил?
Егорка осмелел. Оказывается, с учителем можно разговаривать.
— У меня букваря не было! Вон тот отобрал…
— Ладно, иди. Тарелкин Илья, покажешь новичку буквы.
Егорка вернулся на место.
— Да, как же, держи карман шире! — злобно усмехнулся Илюшка. — Буду я тебе, дураку, показывать!..
Над Егором сжалился Трифон. Это был девятнадцатилетний парень, белобрысый и уже склонный к полноте. Степенный и хозяйственный, Трифон учился довольно хорошо, недостаток способностей восполнял усердием. Товарищи любили Бахурова — он всегда помогал в беде.
Трифон показал новичку буквы и слова. Егорка все хватал на лету. Через полчаса он отлично ответил учителю заданный урок.
Федор Иванович почесал в затылке, сдвинул парик, добродушно проворчал:
— О? Ты остропонятлив! Зря я тебя выдрал. Ну ладно, вдругорядь попадешься, тогда помилую.
Егорка возвращался домой счастливый, несмотря на порку.
«Ученье началось… Учитель знает, какой я усердный…»
Он торжественно декламировал:
— «Розга ум вострит, память возбуждает…»
До поздней ночи мать и бабушка слушали рассказ Егорки о школе. Общую радость отравляли только мысли об Илье, который неведомо где скитается, если только не сложил голову в незнаемой стороне.
На следующий день Егорка вернулся домой в одном белье, посинелый от холода.
— Родненький! — взвыла Ульяна. — Да что это с тобой? Ограбили? Какие же злодеи, чтоб им пропасть, мальчишку обидели?
— Это с… меня, бабушка, на… заставе… сняли! — стуча зубами, пожаловался Егорка.
Он забрался на теплую печку и рассказал бабушке, что случилось.
Егорка весело шагал из школы домой, повторяя в уме уроки. Учитель дал ему аспидную доску, мальчик нес ее под мышкой. У самых Мясницких ворот высокий кривой человек в засаленном кафтане схватил Егорку за руку:
— Стой! Ты кто таков есть?
— Я… Навигацкой школы ученик, — отвечал оторопевший Егорка.
— Плати пятнадцать алтын! — приказал незнакомец, смотря единственным глазом выше Егоркиной головы.
— За что, дяденька?
— За то, что его царского величества уставы нарушаешь, по улицам в неуказном платье ходишь!
Егорка испугался:
— Я завсегда по улицам ходил, да с меня николи указного платья не спра-шива-али…
— Чего ты, дурак, мелешь? — сердито проворчал кривой целовальник.[47] — Ты в школе давно?
— Второй день…
— То-то и оно! Прежде ты был простого звания мальчонка, с тебя спросу не было: хоть нагишом бегай! А теперь ты его царского величества государя Петра Алексеевича навигатор, и тебе в русском платье ходить не полагается. Плати пошлину!
Вокруг собралась толпа зевак. Купец с окладистой русой бородой вступился за мальчика:
— У тебя совесть есть? Эку прорву денег с паренька лупишь!
— Коли тебе его жаль, заплати за него!
Купец забормотал что-то невнятное и при общем смехе быстро пошел прочь.
— Нет, стой! — заорал целовальник. — Приблизься!
Недовольный купец вернулся:
— Я тебе зачем понадобился?
— За бороду плочено?
— Плочено.
— Кажи знак!
Купец достал из кармана нечто вроде медали с выбитой на ней надписью «Бородовой знак»:
