Иван Любенко - Черновик беса
Через два десятка саженей, Клим Пантелеевич увидел высокий стеклянный куб. В нём виднелось большое красное пятно у самого основания.
— Вот и пришли. Двери двойные, чтобы мушки не вылетели.
Войдя внутрь, Ардашев почувствовал затхлый запах гнилого мяса и невольно прикрыл нос платком. Прямо перед ним стояла вкопанная в землю деревянная решётка, обвитая какой-то лианой. А у его основания, на зелёном стволе, раскинул все свои пять листьев красный цветок. Он был размером с крышку трёхвёдерной кастрюли. Внутри отверстия торчали мясистые иголки.
— Ну как вам это заморское чудо? — спросил Толстяков, но увидев, что присяжный поверенный воспользовался носовым платком, воскликнул — Ага! Почувствовали! Наличие запаха говорит о том, что моя голубушка в прекрасном здравии.
— А я, пожалуй, нет, — проронил адвокат. — Выйду наружу, подышу.
За присяжным поверенным последовал и обладатель редкого цветка.
— Знаете, один ботанический сад предлагал мне за это диво неплохие деньги, но я отказался.
— Надо бы повесить замок на дверь. А то у вас ничего кроме щеколды и нет.
— Распоряжусь сегодня же. — А что, Клим Пантелеевич, может, прогуляемся к морю? У меня от этого кошмарного бреда голова идёт кругом.
— Хорошая идея, — согласился Ардашев. — Я бы не прочь искупаться, несмотря на ветер и тучи. Думаю, дамы тоже не откажутся.
— А почему нет? У меня свои кабины[8] на берегу. Главное, чтобы дождя не было. А тучи и ветер — не беда. Вода тёплая. Велю собрать корзины с фруктами и вином, да пусть запрягают лошадей.
Предложение о купании в море было принято с радостью всеми тремя дамами, лишь господин Стахов от него отказался, сославшись на плохое самочувствие, которое, однако, не помешало ему перейти ко второй бутылке Клеро.
В четырёхместном ландо было тесновато, но вполне терпимо.
Пока лошадки спускались вниз, с холма было видно, как над морем плоской тарелкой висели облака. Они казались иным, параллельным миром, в котором жили невидимые с земли существа. И было непонятно: то ли в них переселились души умерших людей, то ли они появились там из далёких Галактик. Стаи чаек с крикливым многоголосьем носились над водой, выхватывая мелкую рыбёшку.
Где-то далеко, ближе к горизонту, между серых туч появились бело-голубые, озарённые солнцем, просветы — верный признак ясной погоды, которая, вероятно, придёт только завтра. А пока дул северный ветер и верхушки кипарисов раскачивались в такт, точно хронометры.
Глава 6. Злодейство
О том, что пропал пушистый любимец хозяйки, стало ясно сразу после завтрака. Пушок, как и свободно бегающая по парку борзая Клюква, никогда его не пропускал. Вся прислуга бросилась искать кота, но его и след простыл. Через час показался кучер. В руках он нёс что-то завёрнутое в лопух. Завидев хозяев, возница направился к нему.
— Вот, ваше-ство, нашёл Пушка, вернее то, что от него осталось, — разворачивая зелёный лист, проговорил старик. — Видать, забрел к собакам и попался. Одна голова осталась, разорвали в клочья злые аспиды.
На зелёной поверхности листа лежала окровавленная кошачья голова с куском синей ленты от банта.
— Пушок, милый! — вскрикнула супруга Толстякова и разрыдалась в голос.
Вероника Альбертовна тут же обняла подругу и увела в дом. Появился Николашка — мальчик, которому было приказано смотреть за котом. Он утирал слёзы и хлюпал носом.
— Как же ты допустил, поганец этакий, что кот сбежал? — закричал на него Толстяков.
— Не зн-ааю, — гнусавил тот.
— Тебе же русским языком сказали смотреть за ним.
— Не доглядел, — оправдывался Николашка.
— А ну-ка, малец, выверни карманы! — велел Ардашев.
— Зачем? — не понял тот.
— Делай, что говорят, — приказал Толстяков.
Мальчик повиновался. Правый карман был пуст, если не считать крошек махорки и хлеба, а вот из левого выпала, свёрнутая, в несколько частей, пятишница.
— Откуда деньги? — спросил Ардашев.
— Так это… это мои.
— Ясно, что твои. Я спрашиваю, откуда.
Сорванец молчал.
— Говори, а не то позову городового, — пригрозил присяжный поверенный. — Может, ты их у хозяев украл?
— Ничего я не воровал. Один господин дал.
— Когда?
— Вчера.
— А точнее?
— После обеда.
— Рассказывай подробно.
— Вышел вчера я на улицу через заднюю калитку семачек жаренных купить, а тут господин в котелке… Спросили, я ли работаю у господ Толстяковых посыльным. Я кивнул. А они говорят, что слыхивали о нашем коте редкой породы. И кошечка у них такая есть. И они хотел бы их вместе свести, чтобы котята получились породистые, коих можно продать задорого. Пообещали мне пять рублёв, если я им Пушка дам на время. Сказали, что через час сами принесут корзинку с котом и оставят внутри. Попросили калитку не закрывать. Ну, я и согласился. Они мне — «синенькую». Я пришёл через час, но их так и не было. Да кабы я знал, что они его убьют, разве бы я согласился? Если хочите знать, я Пушка больше всех любил! — заревел парнишка, размазывая слёзы по грязным щекам.
— А каков он был?
— Такой, ничего себе. В штиблетах, рубаха вышиванка, брюки черные.
— С усами? — уточнил адвокат.
— А кто ж без усов сейчас ходит? Разве что бабы? — пробормотал Николашка, но взглянув на Ардашева, втянул голову в плечи. — Знамо дело с усами. И с бородой. Я ещё подумал, что им, наверное, жарко. Они добрые такие были, улыбалися.
— Ага! — возмущённо вскинул руки Сергей Николаевич. — Добряк: бросил Пушка на растерзание волкодавам!
— Он толстый или худой, высокий или небольшого роста? Какого приблизительно возраста? — попытался выяснить, молчавший до сей поры Стахов.
— Такой, как вы. И очень даже на вас они были похожи. И глаза так же бегали, как и у вас сейчас…
— Во даёт! — возмутился кучер. — Ты, дурья башка, ещё скажи, что это Пантелеймон Алексеевич был!
— Я не знаю, кто это был, — захныкал мальчик.
— Задняя калитка находится там, где каретные сараи? — осведомился Ардашев.
— Да, — подтвердил кучер.
— Она закрывается на замок?
— Со вчерашнего дня стали замыкать. Ключ клали за досточку. Николашка знал, где он лежит.
— В котором часу ты ему отдал Пушка, — не унимался Ардашев.
— В три. Я ещё на ходики, что на террасе глянул.
— А кто ж тебя научил по часам разбираться?
— Мамка.
— Выходит, этот незнакомец приходил как раз в то время, когда мы были на море?
— Ага, — кивнул Николашка.
— Похороните останки кота где-нибудь, — приказал Толстяков кучеру.
— А давайте…давайте я вам нового Пушка куплю на эти деньги. Ну, пожалуйста, — захныкал посыльный. — Простите меня, Сергей Николаевич, я вам до самой смерти служить буду верой и правдой. Как на духу говорю, — он перекрестился.
— Ишь ты, «верой и правдой»! Где слов таких-то нахватался? Ладно. Только на базар пойдёшь вместе с Кузьмичём, — указывая на кучера, сказал хозяин. — А то притащишь какого-нибудь безродного, косого да хромого. Маленькие, они все хорошие.
— Не сумлевайтесь, барин! — обрадовался Николашка, засовывая в карман «синенькую». Сегодня суббота, базар работает. Так я прямо сейчас и побегу!
— Барина нашёл! — усмехнулся Толстяков: — А по-хорошему, выдрать бы тебя, засранца, не мешало!
Ардашев отвёл хозяина в сторону и тихо сказал:
— Предлагаю пройтись по территории. Злодей свободно разгуливал по парку, и я думаю, что он мог повредить какое-нибудь растение. Пожалуй, надо бы осмотреть самые ценные.
— Владыка небесный, неужели он и раффлезию уничтожил?
— Всё может быть.
Уже по дороге к теплице Клим Пантелеевич вдруг остановился и спросил:
— Сдаётся мне, что пахнет керосином. Не находите?
— Да-да, вы правы, — обеспокоенно закивал Толстяков.
Присяжный поверенный сошёл с дорожки и приблизился к невысокой пальме, сел на корточки и, сорвав несколько травинок, поднёс их к носу.
— Керосин. Он полил это растение керосином. Погибнет через день-два.
— Какой ужас! — покачал головой Сергей Николаевич. Это ведь и есть та самая рафия, о которой я вам вчера рассказывал.
— Ясно. Что ж, пойдёмте к теплице.
К счастью, раффлезия была надёжно заперта. Открытые оконные рамы, затянутые частой сеткой, имелись только на крыше. Стекло оказалось целым. Ардашев и Толстяков ещё около получаса ходили по парку, но других проделок Беса не обнаружили. Уже по дороге к дому, Сергей Николаевич спросил:
— Выходит, он уже в Сочи?
— Судя по всему да. Вероятно, ехал в том же поезде, что и ваш шурин. Сначала он передал ему письмо, а потом сел в один из вагонов.
— Эх, жаль, что Пантелеймон его не разглядел. Или, может, это он нам так сказал?
— Вряд ли. Мне показалось, что ваш шурин в тот момент был с нами искренен.
