Юлия Алейникова - Проклятие Ивана Грозного и его сына Ивана
– Прекрасно. Оказывается, мы с вами соседи, – еще больше оживился Даниил и усадил капризную, неблагодарную барышню в машину.
– Да, мама. Хорошо, мама. Я готовлю, мама. Конечно, салат. И мясо тоже, – согласно кивала Варя, облизывая ложку, которой лопала мороженое из пластмассового контейнера на ужин. Никакой салат и тем более мясо она, естественно, готовить не собиралась. Но не расстраивать же маму? Бедная мама все еще рефлекторно пыталась опекать ее, следить за здоровым питанием, проверять, не забыла ли она зонт или бутылку с водой в жаркую погоду. Варя, будучи воспитанной домашней девочкой, не бунтовала, предпочитая политику тихого соглашательства, прекрасно понимая, что мама не приедет ее проверять. Когда поток маминых наставлений иссяк, Варя пожелала родителям доброй ночи и вернулась к собственным невеселым думам.
Как ей быть и что она скажет начальству по поводу сегодняшней встречи с Булавиной?
Обманывать Варя не любила и не умела. Вранье выходило какое-то неубедительное, а потому и позориться не стоит. Говорить правду было стыдно и недальновидно, можно навсегда потерять и репутацию, и доверие начальства, а вслед за ними и рабочее место. А этого допустить Варя категорически не могла. Не из материальных соображений. Из моральных. Увольнение по причине профнепригодности – несмываемый позор, а Варе стрессов в жизни и без того предостаточно.
Что же делать? Варя раскрыла ноутбук и набрала «Институт истории искусств, сектор изобразительных искусств», а потом список сотрудников. После несложных и непродолжительных поисков Варе удалось обнаружить единственного сотрудника с подходящими инициалами: Зелинский А. В. Оставалось позвонить тете Лене и спросить, знает она этого Зелинского и как его зовут.
Контактов с друзьями семьи, точнее друзьями родителей, Варя в работе старалась избегать. Поскольку считала, что это все равно что обращаться непосредственно к папе с мамой. Но делать было нечего. Она сама своей несдержанностью загнала себя в тупик. Тетя Лена работала директором института, и звонок ей мгновенно решил бы все Варины затруднения. Можно, конечно, позвонить Владу и попросить его спросить у мамы, как зовут Зелинского, но это было еще большим ребячеством. Варя уже потянулась за телефоном, когда в голову ей пришла неожиданная авантюрная мысль. К сожалению, осуществить ее можно только завтра утром, но зато, если все выгорит, не придется беспокоить тетю Лену и вопрос будет решен по-взрослому самостоятельно.
Страшно обрадовавшись собственной сообразительности, Варя отложила телефон, включила телевизор, притянула к себе под бок Шкипера, рыжего, толстого, похожего на свалявшийся клубок шерсти кота редкой породы «богемский рекс». Свое имя Шкипер получил за выражение морды. Еще с детства его круглую щекастую физиономию украшали длинные обвислые усы, придававшие ей ворчливое, надменное выражение, как у старого морского волка. А вот характер у Шкипера был не в пример физиономии веселый и жизнерадостный. Настолько жизнерадостный, что Ксюшка не рискнула тащить его с собою в Штаты, и желающих взять Шкипера на передержку тоже не нашлось. И вот именно благодаря шкодливому Шкиперу Варвара заполучила возможность переехать в Ксюшины апартаменты. Нянчиться с котом.
– Добрый день, позовите, пожалуйста, Андрея Валентиновича, – деловым тоном попросила Варвара, набрав номер сектора изобразительного искусства. Это и был ее хитрый план, позвонить в отдел и методом «тыка» выяснить, работает ли в институте нужный ей субъект.
– Кого, простите? – рассеянно переспросил в трубке женский голос.
– Зелинского, – рискнула уточнить Варя.
– Ах, Андрея Валентиновича, – словно очнувшись, переспросил голос. – Минуту. Андрей Валентинович, это вас.
Ну, ничего себе! А что теперь делать? Бросить трубку? – заволновалась Варя, огорошенная столь быстрым и неожиданным успехом. А, с какой стати? Не-ет, надо немедленно договориться о встрече и прямо сейчас ехать к нему. Такое рвение и предприимчивость Каменков точно оценит. Варвара настроилась на нужный лад.
– Алло, слушаю, – мягко, интеллигентно, с легкой запинкой проговорил незнакомый голос.
– Андрей Валентинович, добрый день. Меня зовут Варвара Николаевна Доронченкова. – В глубине души Варя понадеялась, что ее фамилия может сыграть ей на руку, на кандидата искусствоведения она точно должна оказать должное воздействие. – Я звоню вам по поводу пропавшего портрета Всеволода Гаршина кисти Репина, который вы осматривали несколько дней назад. Мне очень нужна ваша консультация. Вы не согласились бы со мной встретиться?
Вопрос был поставлен таким образом, словно Варю интересовал сугубо искусствоведческий аспект картины, а не история ее пропажи. Сделано это было умышленно, и Андрей Валентинович «купился», хоть и после короткой заминки.
– Не знаю, право, чем смогу вам помочь, я видел эту картину всего дважды и не являюсь знатоком творчества Репина. Но если вы…
– Да, да. Я смогу быть у вас примерно через час. Как мне вас найти? На каком этаже располагается сектор? Я бывала в вашем институте, но только на конференциях, – тараторила Варя, чтобы не дать Зелинскому собраться с мыслями и передумать.
– На третьем. Вы легко нас найдете, – пустился в подробные объяснения Андрей Валентинович. Варя слушала его вполуха. «Институт – не лабиринт Минотавра, и без его объяснений обойдусь», – торопливо натягивая с трудом отмытые после вчерашнего купания босоножки, думала Варя.
Зелинский оказался высоким худощавым неврастеником лет тридцати пяти. Его бледное лицо с правильными, тонкими чертами и крупным ровным носом было бы красиво, если бы не тревожный, беспокойный взгляд. Темные, густые, модно подстриженные волосы выглядели неряшливыми и жирными, а тонкие, изящные пальцы слегка подрагивали, довершая картину душевного неблагополучия.
«Бедняга, – отметила про себя Варя, – наверное, был в детстве юным гением, и родители затаскали его по музыкальным школам и иностранным языкам, пока у мальчика не развился невроз». В их элитной гимназии встречались подобные случаи, когда родители, движимые собственными нереализованными амбициями, доводили любимых чад до нервных срывов, энурезов и прочих неприятностей.
– Добрый день, – протягивая руку, энергично поздоровалась Варя, решив, что бодрый, оптимистичный тон будет приятен неуравновешенному, мнительному Зелинскому. – Варвара Николаевна. Я вам звонила насчет Репина.
– Да, да. Присаживайтесь, – с легкой запинкой предложил Андрей Валентинович. – Очень приятно.
– А я к вам в связи со смертью Сергея Алтынского, помните, вы с ним Репина вместе осматривали, – тем же бодрым тоном проговорила Варя. – Его, знаете ли, обвинили в краже Репина, а он утонул. Вы же знаете о краже? – глядя в глаза побледневшему до синевы Андрею Валентиновичу, спросила Варя.
– Да, – нервно сглотнув, кивнул Зелинский, а потом, крепко сжав ладони и даже зажав их для надежности коленками, произнес горестно надрывным тоном: – Так я и знал! Так и знал!
– Что вы знали? Что вас вычислят? – несколько бестактно и прямолинейно спросила Варя.
– Что, простите? – очнувшись от своих тяжких дум, переспросил Андрей Валентинович.
– Что вы знали? – передумала лезть на рожон Варя.
– Что ее похитят и вывезут за рубеж, – охотно пояснил Андрей Валентинович.
– А почему за рубеж? – с интересом спросила Варя. Кажется, господин Зелинский и впрямь осведомлен о случившемся. Неспроста.
– Ну, как же. Все лучшее, ценное, истинные шедевры вывозятся, распродаются, разбазариваются! – с горячностью проговорил он. – Я предупреждал, я просил их ни в коем случае не продавать ее, сохранить для потомков, проявить благородство и пожертвовать в музей.
– Что сделать? – недоверчиво переспросила Варя. Он либо хитрый двуличный тип, либо блаженный.
– Пожертвовать. Зачем им это полотно? Они ничего не смыслят в живописи. Продать? Купить на вырученные деньги машину? Кусок формованного железа? А дальше? А так о них бы написали газеты, могли бы стать уважаемыми людьми, – искренне, увлеченно рассуждал Андрей Валентинович.
«Нет, этот вряд ли украл», – разочарованно заключила Варя. Но все же решила поинтересоваться его мнением по поводу происшедшего:
– А как вы думаете, кто мог это сделать? Ведь вы были там накануне кражи.
– Полиция сказала, что тот самый оценщик, Сергей Леонидович, кажется, – хмуря озабоченно лоб, проговорил Зелинский.
– Нет, он этого не делал. Я его коллега, мы вместе работали, и теперь после смерти Сергея мы все решили заняться поисками полотна, чтобы очистить погибшего товарища от грязного пятна, марающего его честное имя, – провозгласила Варя, внутренне поморщившись. В подобном напыщенном стиле очень любят изъясняться наши чиновники, обещая народу наступление в ближайшее время райской жизни. Но Зелинский воспринял ее речь весьма позитивно и с пониманием.
