Ирина Мельникова - От ненависти до любви
Призрачные огни, то приближаясь, то удаляясь, двоились, троились в глазах, перемигивались, дрожали, на какой-то миг взмывали вверх, таяли, растворялись в темноте, а через мгновение вспыхивали вновь, уже ближе, и, главное, не отражались в воде! «Что за чертовщина!» – выругалась я и бросила ветку в огонек, который нахально отсвечивал в паре метров от меня. Я не промахнулась, и всплеск воды услышала отчетливо, но огонек не исчез, он словно отскочил в сторону, переместившись еще ближе. Тогда я поняла, что огни берут меня в кольцо.
Кричать? Звать на помощь? Но зачем рвать глотку, если меня никто не услышит? Я затравленно огляделась. А что, если сотворить молитву? Я не смогла поднести пальцы ко лбу: руку словно накачали свинцом. Озноб пробрал до костей. Я прекрасно знала, что огни эти возникают в местах выхода болотных газов. Но они двигались, как живые, и любой на моем месте почувствовал бы себя неуютно. Впрочем, мягко сказано – неуютно!
Я обхватила себя руками, тщетно стараясь согреться. Что могут сделать эти огни, призрачные и холодные? Хуже, если окочурусь от холода!
Снова подул ветер. Он налетал порывами, но зато разогнал мошкару и рассеял огни по болоту. И они вновь повели себя как живые. Стали сбиваться в кучки, образуя подобия клумб, но теперь их пробивали зеленые и даже красные сполохи. Огонь одной из «клумб», самой большой по размерам, внезапно взметнулся вверх, мне показалось, до небес. И я услышала глухой рокот, словно ударили в большой барабан. Звук растекся над болотом, эхо пробурчало за моей спиной, последовал новый удар, за ним еще и еще… Ритм то убыстрялся, то становился медленнее, и тогда барабан звучал тише. Звуки, казалось, шли из-под земли. Я зажала уши ладонями, но звуки от этого не стали глуше. Они будто переместились в мою черепную коробку. Чем сильнее звучал этот бубен – а я не сомневалась, что бьют в шаманский бубен, – тем мощнее они отдавались в висках. Голову просто разрывало от боли. Я прикрыла глаза. Меня тошнило, меня почти выворачивало наружу.
Удары бубна не прекращались. Сквозь полуопущенные веки я видела какие-то тени. Они метались возле костра. Именно костра – я даже заметила дымок, курившийся над той самой «клумбой», которая уже достигла гигантских размеров, окрасив небо заревом. Не будь я в курсе, я бы подумала, что где-то в тайге полыхает пожар.
«Шаманы камлают», – подумала я отрешенно. Боль слегка отступила, и мной овладела апатия. Шаманы, костры, бубны… Откуда они взялись? Что делают на болоте? Меня это не волновало, как не волновала собственная судьба. Лишь бы только голова не болела да тошнота прошла!
Мне было плохо, очень плохо, но даже мысли не возникло, чтобы позвать на помощь. Ведь шаманы тоже люди, наверняка вытащили бы меня из болота. Впрочем, судя по ритму, они вне себя и вряд ли различают земные звуки. С другой стороны, все это слишком смахивало на галлюцинации, и если я могла рассуждать об этом, значит, не совсем свихнулась.
За моей спиной раздался чавкающий звук, словно кто-то приближался ко мне с тыла. Я быстро оглянулась… На меня надвигалось нечто черное, бесформенное, огромное на фоне слегка засветлевшего неба. Я похолодела от ужаса. Вот она, смерть. И от этого уже не отбиться, не убежать, не спрятаться! Я снова попробовала перекреститься, но, как и в первый раз, неудачно. Губы тоже не слушались меня, я с трудом выдавила из себя: «Отче наш!» – но не узнала своего голоса, таким он был слабым и дрожащим.
Чудище неумолимо приближалось. На миг оно распалось надвое: одна часть побольше и повыше, а вторая напомнила человека в длиннополом плаще с капюшоном. Первая смахивала на лошадь, но кто видел лошадь за два метра с лишком в холке и с горевшими, как печные угольки, глазами?
– Эй! – выдавила я из себя. – Слышишь? Проваливай! Кому говорю!
Неизвестный объект продолжал двигаться в прежнем направлении. Я уже слышала тяжелое дыхание и даже почувствовала, не поверите, запах табака. Это меня немного успокоило. Разве болотная нечисть употребляет табак? Кажется, она вообще его боится, как чеснока, можжевельника, богородской травы… Я удивилась своим познаниям. А еще вспомнила что-то про осиновый кол и серебряную пулю… Правда, в моем арсенале ничего из этих средств не имелось, и все же запах табака и добавившийся к нему и вовсе замечательный аромат конского пота воодушевили меня несказанно.
– Эй! – закричала я снова. – Кто вы? Помогите! Я не могу выбраться!
Вдруг что-то будто взорвалось в голове. Дикая боль пронзила виски. Я закричала, упала на колени прямо в холодную липкую жижу. Неистовый рокот бубна, дикий и яростный визг, пронзительный свист – все слилось в сумасшедшую какофонию звуков, заполнивших мозг. Спазм сдавил горло, я задыхалась…
– Твою мать! – прохрипела я, пытаясь подняться на ноги. И с ужасом обнаружила, что подо мной нет дна, и я погружаюсь все глубже и глубже!
– Мама! – мне показалось, что я закричала во все горло, но оцепеневшие губы издали лишь жалкое мычание. – Помогите! – простонала я через силу.
Последнее, что я увидела, были взметнувшиеся над моей головой копыта лошади. Они отсвечивали холодным светом, флюоресцировали, как грибы-поганки или те же гнилушки…
«Как жалко!» – подумала я и с головой ушла в погань, которую и водой сложно назвать. Вонючая, мерзкая…
Глава 7
– Маша! Маша! – ворвался в сознание чей-то голос.
Я с трудом разлепила веки. Словно сквозь туман проступили три бледных пятна. Я с трудом сфокусировала взгляд, и пятна превратились в лица людей, смотревших на меня с тревогой в глазах.
Сева… Замятин… А это кто? Неужто Шихан? Откуда он взялся? Я поняла вдруг, что не лежу, а сижу на нарах, закутанная в то самое одеяло, которое мужчины подстелили себе на полу. Как я здесь оказалась? Как выбралась из болота? Ведь я отчетливо помнила и смрадный дух, который издавала трясина, и ужас, испытанный в тот момент, когда погрузилась в нее с головой. Я подняла руку и ощупала волосы. Слегка влажные, но грязи нет и в помине, руки тоже выглядят чистыми… Неужто меня искупали? Но почему я этого не помню?
– Маша! Очнулась! – обрадовался Сева.
Он сел рядом со мной на нары, взял за руки и заглянул в глаза:
– Что случилось? Как ты оказалась в лесу? Почему нас не разбудила?
Нужно было что-то ответить, но во рту у меня пересохло, язык налился свинцом. Я с трудом выдавила:
– Воды… Дайте воды…
Замятин метнулся в глубь избушки и вернулся с кружкой воды. Я выхватила ее из его рук и принялась жадно пить. Вода была ледяной, у меня заломило зубы, но я выпила все, до последней капли. И попросила:
– Еще!
Замятин вновь принес мне воды. С этой кружкой я тоже управилась, но уже с меньшей жадностью. Стало легче дышать. Тугой обруч, сдавивший виски, разжался, теперь я могла без усилия сосредоточить взгляд. Сухость во рту тоже прошла. Правда, меня слегка потряхивало, вероятно, оттого, что я выпила холодной воды. Но тут я заметила свою блузку, грязную, изодранную в клочья, мокрую настолько, что с нее все еще продолжала сочиться вода. Она лежала на чурке рядом с нарами, поверх какой-то тряпки, тоже мокрой и такой грязной, что я с трудом опознала свою куртку.
– Ну, что? Пришли в себя? – Замятин пристроился на нары по другую сторону, а молчавший до сих пор третий человек примостился на свободную чурку.
– Кажется, пришла, – с трудом произнесла я. – Что произошло? Почему моя одежда в таком состоянии?
Мне почему-то не хотелось первой рассказывать о своих приключениях. Знала по опыту: сначала нужно выслушать очевидцев.
– Так ты ничего не помнишь? – поразился Сева. – И как ночью в тайгу ушла тоже? Этого не может быть! Или ты лунатик? Без памяти ночью бродишь?
– Брось, Сева! – остановил его Замятин и строго посмотрел на меня. – Мария Владимировна, все серьезнее, чем вы думаете. Скажите, вы действительно ничего не помните?
– Да так, кое-что помню, но смутно и нечетко, как во сне, – ответила я и перевела взгляд на… Шихана, того третьего мужчину. – Дед Игнат, ты-то здесь как оказался?
Дед запустил пятерню в седые лохмы на затылке и озадаченно крякнул:
– Так это ж я тебя в лесу подобрал! Запамятовала, что ли? Гнедко мой с ноги сбился, заржал и пятиться начал. Что за чума, думаю. С коня соскочил, смотрю, человек в кустах лежит. Сначала я тебя не признал. По обличью вижу, баба или девка. Скрючилась, колени под себя поджала. А спина голая… Я к тебе, тык-мык… Гляжу, ни тяти, ни мамы! Что за черт! Бомжиха, что ли, пьяная? Откуда взялась? Тут смекнул про избушку. Наверно, думаю, бомжи ее присмотрели… А потом вгляделся, матерь божья, это ж наша Марья! Я тебя на руки – и к избушке. Парни со сна ничего не поняли, кое-как им растолковал, что к чему. А ты вроде не в себе, а на ноги встала, и сразу на нары, вон его, – кивнул он на Замятина, – куртку на себя натянула, глаза дикие, и зубами – клац, клац! И немудрено, окоченела совсем! Дождь-то как из ведра полоскал. Только сейчас чуть-чуть распогодилось!
