Анна и Сергей Литвиновы - Ледяное сердце не болит
– Я – мама Юлии, – представилась дама, и голос ее прозвучал величественно, словно говорила королева в изгнании.
Дама оказалась модно одета, правда, всего в ней было чересчур: слишком эффектный красный костюм, под ним – не сочетающаяся по цвету малиновая водолазка, излишне высокие каблуки, а также чрезмерно короткая (для ее возраста) юбка, открывающая неожиданно полноватые ножки. На пальцах женщины блистало несколько бриллиантовых колец, рубиновое колье полыхало поверх водолазки, а из ушей свисали безмерно тяжелые золотые серьги. С ее воцарением в тесной прихожей Полуяновых словно заполыхал пожар.
– Чем обязан? – пробормотал Дима, не ожидая от явления Юлиной маман ровным счетом ничего хорошего.
– Он еще спрашивает! – аффектированно, хорошо поставленным голосом проговорила дама. – Он соблазняет мою дочь, морочит ей голову, обещает на ней жениться, и он! – меня! – еще спрашивает!..
– Я не несу никакой ответственности, – пожал плечами Полуянов, – за все то, что нафантазировала себе ваша дочь.
– Нафантазировала?! Да ты самый настоящий негодяй! Как жаль, что я не мужчина!.. Я бы вызвала тебя на дуэль!.. На пистолетах!.. Или хотя бы на драку на кулаках! Я бы научила тебя, как положено обращаться с девушками!..
«Еще одна истеричка», – подумал Полуянов и устало спросил:
– Чего вы от меня хотите?
– Ничего! Ровным счетом ничего мне от тебя не нужно! Разве что – взглянуть в твои молодые, но уже такие бесстыжие глаза!
– Взглянули? – кротко поинтересовался студент, потихоньку напирая на дамочку – так, чтобы при первой возможности выдворить ее из квартиры.
– Негодяй! – воскликнула маман. – Ты должен вернуть мне письма, написанные моей дочерью! Я не позволю, чтобы их перелистывала чужая и равнодушная рука!
– Пожалуйста, никаких проблем, – пожал плечами Полуянов. – Я их верну. Только без двух последних, где ваша дочь расписывала мне прелести секса с другими мужчинами. Их я порвал.
– Каков мерзавец! – словно апеллируя к полному залу зрителей, промолвила дама. – Он оскорбил мою дочь, а теперь пытается унизить и меня!
«Спокойствие, только спокойствие», – сказал самому себе Дима, покинул прихожую, а через минуту вернулся со стопкой писем от Юлии.
Видимо, того времени, что он отсутствовал в коридоре, даме хватило.
Спустя полгода, намывая пол в прихожей, Димина мама обнаружила под обувной тумбой иголку с почерневшим, прокаленным над огнем острием. Кроме как из рук оскорбленной матроны, заговоренному амулету в полуяновской квартире взяться было неоткуда. «Какая низость и какая дикость!» – печально прокомментировала тогда сей факт Димина мама, от которой он не стал таить историю с визитом «неудавшейся тещи» (по возможности окрашивая его в юмористические тона).
А тогда, летом, Полуянов сунул в руки матроны стопку писем:
– Получите, и до свидания.
– Н-да, а он быстр, – оскорбленным тоном произнесла маман. – Он очень скор на расправу!
Она повернулась к Диме спиной – студент открыл даме дверь.
– Прощайте! – величественно бросила дама, переходя на «вы». – Надеюсь, что никогда больше не увижу вас.
– А я – вас, – чистосердечно сказал Полуянов.
– А вы к тому же еще и хам, – изрекла напоследок дама – впрочем, студент последнюю реплику почти не расслышал, захлопнув за незваной гостьей дверь.
…Вся эта история оставила неприятный осадок. И хотя Полуянов, видит бог, не считал, что поступил тогда слишком уж дурно, – почему-то вспоминал ее с чувством вины. Но за двенадцать лет неприятное приключение почти забылось, стерлось из памяти, и вот только теперь, при получении двух страшных писем с отрубленным мизинцем и с изуродованным Надиным фото, оно вновь всплыло во всех подробностях из глубин памяти.
Почему первыми вдруг пришли в голову те две тетки – юная Юля и пожилая франтиха, ее мать?.. Потому что один из проделанных трюков – выжигание глаз на фото Нади – был вполне в духе матери, подсунувшей соблазнителю дочери закопченную иголку? Или оттого, что настолько личные (до неприличия!) письма он в последний раз получал именно от Юлии?
«Но давай разберемся в ситуации спокойно и непредвзято, – сказал сам себе Полуянов. – Выжигание глаз на фото счастливой соперницы было бы, пожалуй, для парочки истеричек актуально, когда бы со времени нашего разрыва с Юлией прошло две недели или месяц… Хотя бы – два… Но – двенадцать лет?! Да Юля с тех пор встретилась с десятком (а может, судя по ее темпераменту, и сотней) мужчин, девяносто девять раз испытала разочарование, а на сотый – нашла подходящую себе душу. И, наверно, из несчастного жилы тянет и вьет веревки. А тот, страдалец, подтыкает ей одеяло и чай приносит в постель… С какой вдруг стати ей вспоминать через двенадцать лет меня?!. Узнавать о существовании Нади, следить за ней, фотографировать ее?.. А палец?.. Неужели кто-то из этих двоих, мать или дочка, сам себе отрубил мизинец?.. Это вообще в голове не укладывается… К тому же в обоих жутких письмах чувствуется рука настоящего, конкретного психа. А если взять холодную статистику, то она говорит нам, что женщины сходят с ума примерно в три раза реже, чем мужчины».
Дима не помнил, откуда он почерпнул последний факт – где-то слышал или читал. Он, как и большинство журналистов, знал «немногое о многом». И не знал «многое о немногом». Или, как говорилось в редакции о том же самом, но в ироническом ключе, «знал все, но неточно».
Конечно, Юлия и ее мамашка – парочка еще та. (Как, кстати, звали маманю? Полуянов даже если и знал, то прочно забыл.) Но подозревать их… Спустя столько лет…
А с другой стороны, не зря же немедленно по получении письма с Надиной фотографией в его голове всплыла та самая история? Дима привык доверять своей интуиции и понимал, что, коль скоро ему вспомнились именно те две истерички, значит, их надо, по меньшей мере, проверить.
Что ж, посему хватит рефлексий. Пора действовать.
Дима за всю жизнь не выкинул ни единого своего блокнота. Значит, и тот, где записан телефон Юлии, живущей у Триумфальной арки, валяется где-то дома. В глубине стола, в секретере, на антресолях – где-нибудь.
Дима начал поиски, и, несмотря на полный бардак в собственных архивах, спустя всего полчаса они увенчались успехом. Вот она, адресная книжка, которую он вел в институте. Устроившись на полную ставку в «Молодежные вести», он приобрел себе новую. Лишь немногие счастливцы или счастливицы из прежней записнухи удостоились чести быть занесенными в следующий кондуит.
Итак, открываем страничку на букву Ю. И вот, пожалуйста, меж номерами журналов «Юность» и «Юный натуралист» (ныне практически умерших), как курица лапой, записано: «Юлия». И – телефон тот самый, домашний: 243-…
Та-ак… Ну, номер, наверное, сменился, а вот место жительства, возможно, что и нет. Шестикомнатную квартиру на Кутузовском проспекте без чрезвычайной нужды не разменивают.
Недолго думая, журналист взял телефон и набрал номер.
Сначала долго никто не отвечал, а потом вдруг раздался голос, удивительно похожий властными интонациями на голос Юлиной маман, каким Дима его помнил. Как там, бишь, ее звали?
– Здравствуйте, могу я поговорить с Юлией?
Голос на другом конце линии мгновенно стал настороженным. Даже нет, не настороженным, а, скорее, подозрительным:
– А кто ее спрашивает?
– Знакомый.
– Какой знакомый?!
– Старый знакомый, еще по институту.
– Как вас зовут, молодой человек?
Голос его собеседницы теперь звучал не просто подозрительно – в нем, можно сказать, появились панические нотки.
– Меня зовут Миша, – легко соврал Полуянов.
– Миша?! Это который Миша?
– Может быть, хватит меня допрашивать?! – вдруг неожиданно для самого себя рявкнул Дима. – Может, вам уже пора просто позвать Юлю?!
Мужской рык странным образом воздействовал на собеседницу. Ее тон неожиданно сменился с наступательно-параноидального на горький:
– Значит, вы ничего не знаете…
– Ничего, – подтвердил Дима. – А что случилось?
– Юли сейчас нет, – голос прозвучал трагически, разве что наречие «сейчас» вселяло толику оптимизма.
– А когда она будет?
– Понятия не имею.
– А где она? Как я могу с ней связаться?
– Можете считать, – раздался тяжелый вздох по ту сторону телефонной линии, – что Юля умерла. И трубку немедленно повесили.
ГЛАВА 3
Маменька позвонила, как всегда, не вовремя.
У Юли как раз начинался в чате роман с американцем Крисом. Конечно, было крайне мало шансов, что Крис, как Ванечка, когда-нибудь приедет к ней и осуществит все ее фантазии в реале. Однако виртуальная любовь – тоже любовь. И даже секс в сети порой бывает ярче, чем в жизни.
Слава богу, Юлиного английского лексикона и литературного дара сполна хватало, чтобы разговаривать о любви с кем угодно из жителей нашей планеты. Обо всех сторонах любви, в том числе самых интимных.
