Детектив Великобритании. Выпуск 2 - Д. Х. Лоуренс

Детектив Великобритании

Выпуск 2

рис

Д. Х. Лоуренс

Золотой медальон

1

Над аэропортом висела прозрачная, холодная дымка, принесенная ветром с океана. Пассажиры поднимались в самолет и рассаживались по местам. На Риде был легкий тропический костюм, и он дрожал от холода, поджидая своей очереди у трапа. Стюардесса, смуглая, хорошенькая девушка, отмечая его фамилию в списке пассажиров, ободряюще заметила:

— Ничего, сеньор. Как только мы поднимемся в воздух, я принесу вам чашку горячего кофе, и вы согреетесь.

— Благодарю.

Рида подмывало объяснить ей, что он вовсе не какой-то там идиот, а просто-напросто лентяй. Он знал, что, хотя Перу и тропическая страна, в Лиме в зимнее время часто гостят туманы, и в такой ранний час холод даст себя знать. Но ему предстояло лишь переночевать здесь, и он поленился распаковать чемодан с теплой одеждой, захваченной из Европы. Все это и собирался Рид поведать стюардессе, но не успел, — она уже занялась следующим пассажиром, и он молча прошел в самолет.

В кресло рядом с ним уселся полный, жизнерадостный пассажир, в отличие от него одетый в темно-серый шерстяной костюм с жилетом. «Придется ему, бедняге, попариться!» — усмехнулся про себя Рид, застегивая привязной ремень. Полному пассажиру с его солидным животом ремень, видимо, оказался узковат. Он буркнул что-то недовольное, повернулся к Риду и по-английски пожаловался:

— Это же истинное проклятие — быть таким толстым!

Как всегда в присутствии полных людей, стройный, сухощавый Рид почувствовал себя неловко. Он подозревал, что они относятся к нему неприязненно и вместе с тем завидуют.

— Зато я чересчур худой, — ответил он.

Толстяк рассмеялся.

— Не оправдывайтесь, мистер… мистер…

— Рид. Майкл Рид.

— Вот и отлично, мистер Рид. А я Каппелман. И знаете, как меня зовут? Эрик! — Его живот заколыхался от хохота. — Эрик Мало-Помалу. Каково, а? Когда-то, в молодости, и я был изящным и стройным. Но я люблю хорошо поесть, охотно пью пиво, а передвигаться на собственных ногах мне почти не приходится — вот мало-помалу я и раздался в объеме. Теперь мне никогда не быть таким стройным, как вы, мистер Рид. Вы счастливчик!

Рид хотел что-то сказать, но в это время взревели моторы. Каппелман пожал плечами, и Рид ответил ему вежливой улыбкой. Самолет медленно тронулся с места и вырулил на взлетную полосу. Из динамика послышался голос стюардессы, вторично предложившей пассажирам застегнуть привязные ремни. Самолет ускорил бег. Через иллюминатор Рид видел, как стремительно уносится назад земля. Он почувствовал, как что-то сжимается у него внутри — так всегда происходило с ним при взлете и посадке. Риду часто приходилось летать, и каждый раз он испытывал инстинктивный страх.

Внезапно толчки прекратились, самолет оторвался от земли, и пассажиры увидели аэропорт внизу под собой. Машина набирала высоту широкой, отлогой спиралью. Лиму — «город на говорящей реке» — все еще окутывала дымка, но в одном из просветов Рид различил кафедральный собор на площади Плаза де Армас, а поодаль, за ней, зеленое подножие гор. Самолет продолжал набирать высоту, и вскоре густая облачность скрыла Лиму. Через несколько минут машина уже плыла высоко над городом в чистом, прозрачном воздухе. Справа высились Анды — гигантская каменная стена, упиравшаяся в небо своим зазубренным гребнем. К ней и направлялся самолет.

Кто-то тронул Рида за плечо. Это была стюардесса.

— Можете теперь отстегнуть ремень, — проговорила она. Рид понял, что девушка принимает его за новичка, и хотел было рассеять ее заблуждение, но стюардесса добавила: — Я уже объявила об этом, но сеньор Рид, вероятно, не слышал.

— Вероятно, — пожал плечами Рид.

— А почему вы не напоминаете об этом мне? — вмешался Каппелман. — Или, по-вашему, я не нуждаюсь в таком совете?

Он старался придать своему голосу шутливые нотки, но стюардесса даже не улыбнулась.

— Да, герр Каппелман, вы-то не нуждаетесь в таком совете.

— Правильно. — Каппелман повернулся к Риду. — И знаете, почему? Дело в том, что я все время разъезжаю, постоянно путешествую, и я уже больше не пассажир, заслуживающий внимания, а багаж…

— Извините, пожалуйста… — заговорила было стюардесса.

— Не извиняйтесь! Я ведь ни в чем вас не упрекаю, вы же хотели сделать мне комплимент. Вы согласны, мистер Рид?

Прежде чем Рид успел ответить, девушка сказала:

— Сейчас я принесу вам кофе, сеньор, а вам коньяк, герр Каппелман.

— Вот видите! — воскликнул Каппелман. — Она даже знает, что в воздухе я пью коньяк. — Он засмеялся и пошлепал себя по животу. — Толстая знаменитость! Ну-ка, быстро! Несите кофе моему другу мистеру Риду. Посмотрите, какой он худощавый. У него и в помине нет такого теплоизоляционного слоя, каким природа наградила меня, потому-то он и замерз.

— Кофе я пью с сахаром и сливками, — добавил Рид; он понял, что стюардесса терпеть не может Каппелмана, и хотел, чтобы она поскорее от них отошла. Ему показалось, что девушка, уходя, взглянула на него с благодарностью.

— Вы, наверно, считаете, что я чересчур суров с нашей хорошенькой стюардессой, — заметил Каппелман.

«Вот черт! — с удивлением подумал Рид. — Он словно читает мои мысли…»

— Я наблюдаю, я вижу, я замечаю. Я… ну, как бы это сказать… да, пожалуй, я хиромант. Хотя нет, не то. Просто по выражению вашего лица я догадался, как догадался бы любой другой на моем месте, о чем вы думаете. — Он наклонился и похлопал Рида по колену. — Вряд ли такая выразительность лица полезна во всех случаях жизни, а?

Рида так и подмывало крикнуть: «Не суй свой нос в чужие дела!», — но вместо этого он сказал:

— У меня такая работа, герр Каппелман, что скрывать мне нечего.

— Вы хотите сказать, — усмехнулся Каппелман, — что мне приходится кое-что скрывать? А вы не дурак, мой друг, иначе я уже давно бы занялся своей работой. — Он погладил объемистый портфель, лежавший у него на коленях. — Едва взглянув на вас, я подумал: «Какое интересное лицо!» Да, да, у вас лицо истинного англичанина, а мы, немцы, должны постоянно изучать вашу нацию… Подождите, подождите! — Он поднял палец. — Я знаю, что вы хотите сказать. Я имею в виду немецкую интеллигенцию. Гитлер же, во-первых, австриец, а во-вторых, никакой не интеллигент. Он боялся вас, вместо того, чтобы изучать, не хотел принимать во внимание свойственного англичанам духа