Светлана Борминская - А ты люби меня

Светлана Борминская

А ТЫ ЛЮБИ МЕНЯ

Ночью едва он заснул, зазвонил телефон — мобильный он отключил, а городской номер знали только близкие и родные ему люди…

— Да-а-а?.. Не морочьте мне голову! Что-о-о?! Сам такой!.. А иди ты!..

И только утром он понял — ему звонил мертвец.

— Мммааа?..

— Что ещё? — спросонья осведомилась жена.

— Мммааа!..

Жена поглядела на него уже внимательнее.

— М-м-мы ж его похоронили… две недели назад, — наконец выговорил он. — Оооставив телефон в кармане… просто так — для приколу!

— Ничего себе прикол! — смачно зевнула жена. — И что?

— Он мне позвонил ночью…

— Кто, Гриша? — привстала жена.

— Покойник, — позеленев, тихо выговорил он.

У жены упал с головы тюрбан.

— Да это сон, Гриша! — наконец, подобрав тюрбан и одев на прежнее место, нервно засмеялась она.

— Нннет, Нннэлька — ты ж сама мне протянула трубку.

— Да-а, что-то было, — села на кровати жена. — И что он тебе сказал?

— Я задыхаюсь! — прохрипел он.

Супруга, закусив рукав ночной рубашки, помотала головой:

— О, боже! — застонала она.

— Надо проверить!

И супруги Чаплыжкины, быстро, как сумасшедшие, оделись и помчались по лестнице вниз. Через три минуты они уже неслись по дороге к Митрофановскому кладбищу на единственном в Ершове белом «Мазератти».

— Я даже носки не одел, — пожаловался Чаплыжкин.

— А я бюстье, — протирая носовым платком глаза, пожаловалась Чаплыжкина.

В могиле никого не было. Даже гроба.

В яме лежал скомканный спортивный костюм.

— Несвежий, — отметил Чаплыжкин.

— В котором хоронили, — согласилась Чаплыжкина.

Супруги переглянулись.

— Одного ботинка нет, а хоронили в двух! — Чаплыжкина побледнела.

На супругов, как праведник на чертей смотрел одним глазом разбуженный ими ни свет, ни заря могильщик — которого они заставили за 50 долларов «отрыть милого покойного Гену — с которым говорили ночью!!!»

— Ну и кто это с вами говорил? — кивнув на костюм, сквалыжно спросил могильщик и, протянув руку, испачканную в земле, ещё сквалыжнее потребовал:

— Баксы на лапу!

— На, мил человек!.. — вытащив смятые доллары, сунул их в грязную руку Чаплыжкин. — На!

— Значит — звонил не Гена, — сжав зубы, невнятно произнёс Чаплыжкин.

— А может, как раз Гена — его же нет в могиле, — деликатно предположила жена.

— Что же теперь делать?

— Будем ждать.

— Чего?!

— Звонка…

— Чтоб он сдох, — вдруг сказал Чаплыжкин.

— Ты что? — зашикала на него жена. — Он же тебе пожаловался… что задыхается!

— А что он нас пугает?

— Да, может, он помощи просил?..

— Он меня свиньёй назвал. — Чаплыжкин сжал зубы.

— Ну и что? — пожала плечами жена.

— А телефон куда? — спросил могильщик Чаплыжкина.

— Давай сюда, — и, отерев от земли, сунул себе в карман.

— А костюм? — могильщик поднял с земли синюю куртку.

— Носи, — разрешила Чаплыжкина.

— Правда? — заулыбался могильщик. — А может вам жалко?.. Сами сносите.

— Носи, не жалко, — от души сказали супруги.

— Ну, ладно! А чо, мне как раз, если рукава подвернуть, — обрадовался тот.

— Всё, что выкопаю здесь — моё! — похвастался могильщик, прикладывая костюм к телогрейке.

— А что ты здесь выкапываешь? — загорелись глаза у супругов.

— В основном — кости, — почесав нос, признался могильщик.

— А что ещё? — прокашлявшись, спросил Чаплыжкин.

— По мелочи — косточки, зубки, коронки… — стал загибать пальцы могильщик. — Колечки, часы…

Супруги отошли под липу, а могильщик перечислял:

— Белое золото, жёлтое золото, розовое золото…

— Слушай, а ты уверен?! Ну, что это он?! — отвернувшись, спросила Чаплыжкина.

— Да, — снова позеленел Чаплыжкин.

— Может, кто-то говорил его голосом?

— Нет, он сказал, — Чаплыжкин снова прокашлялся и сказал голосом покойного: — Друг Ча, я задыхаюсь! Спасай!

— Повтори-ка! — попросила супруга.

Чаплыжкин повторил.

Ассиметричный рот Чаплыжкиной скривился…

Супруги постояли на краю могилы и двинулись к выходу с кладбища.

— А с могилой что делать? — крикнул им вслед примерявший новый спортивный костюм могильщик.

— На твоё усмотрение — солидно ответил Чаплыжкин — директор местного рынка, но, постояв у ворот кладбища, усадил супругу в водительское кресло и, останавливаясь через каждые три шага, медленно вернулся к разрытой могиле.

На него удивлённо воззрился прежний могильщик в новеньком костюме «Пума».

— Передумали? — вздохнул и стал снимать штаны на подкладке.

— Ты это… — наклонился к нему Чаплыжкин. — Чтоб — ни гу-гу!.. А то-о-о…

— Да я ж понимаю! — с жаром шепнул могильщик. — Я ж — профессионал!

— Я это сразу просёк, — неопределённо улыбнулся Чаплыжкин. — На вот тебе ещё, дружок…

— Спасибочкис.

Если бы Григорий и Нелли Чаплыжкины немножко поглядели направо, налево, и вообще по сторонам прежде, чем разрыть могилу своего друга Геши Суэтина, то, наверное, заметили — местоположение захоронения сместилось на четыре метра к большому пню. То есть венки, стаканчики со свечами, непочатая бутылка водки, которую, как ни странно, никто и не подумал украсть — всё было совсем не там…

?

??

???

А просто на Митрофановском кладбище сегодня состоялся последний эпизод оперативной игры по выявлению среди друзей убитого Геннадия Суэтина его возможного убийцы.

Могильщик-опер снял с себя костюм, подождав пока Чаплыжкины отъедут подальше от кладбища, и подошёл к кустам. Там на пеньке сидели и клевали носом ещё два оперативных сотрудника с видеокамерой.

— На этой неделе пятые его откапывают и на той — пятеро, — зевнув, сказал он. — У остальных друзей Суэтина твёрдое алиби — они в ту ночь никак убить его не могли.

Днём на оперативном совещании.

— Ну, всё, — сказал начальник ершовского оперативного отдела майор Кобздев. — Всех друзей мы его проверили… Выводы?

В кабинете повисла тишина.

— Выводы? — строго повторил Кобздев.

— Все, кто приезжали ночью и выкапывали гроб с телом покойного… — начал и замолчал самый старый из оперов, капитан Мурмулёв.

— Выводы! — повторил начальник и строго обвёл глазами присутствующих.

— Значит, Суэтина убили не друзья, — осторожно добавил Мурмулёв, оперативники закивали.

— А кто ж? — Кобздев открыл глаза шире.

— Выходит — враги, — с трудом выговорил Мурмулёв очевидное.

Врагов у Геннадия Суэтина было полгорода, и проверить их таким остроумным способом — как крик о помощи задыхающегося в гробу…

— Что? — грозно спросил начальник.

— Не представляется возможным! — хором ответили оперативники.

— На сегодня всё — идите спать, — разрешил начальник, зевая.

День подходил к своему завершению, в Ершове наступал вечер.

Убийство ершовского авторитета и похищение картины — за две недели раскрыты не были. Если бы милиционеры проверили настоящую могилу — каково же было бы их изумление: там тоже никто не лежал, как и в той, импровизированной — рядышком с ней… и дело сдвинулось бы с мёртвой точки.

Но всё шло своим чередом.

Геша Суэтин по кличке «Степь да степь кругом…» вылез из могилы и перекрестился, его действительно похоронили в тот день, и он действительно не умирал — а притворялся. И могила была с замаскированным выходом, а гроб с запасной дверью, и при Геше на всякий случай было три мобильных телефона, а не два, как всегда.

Геша в свои шестьдесят лет хотел в этой жизни только одного — уехать из Ершова и чтобы его не искали. Уехать сразу после погребения, захватив с собой любимую женщину, собаку и грузовик денег.

Но не тут-то было: в тот первый раз опера спугнули его голосами, он как раз уже вылез и хоронился за пеньком — и оттуда услышал, что его подозревают в краже картины из местного музея. Опера были уверены — будто бы сперва Геша украл картину, за картину Гешу кто-то убил — и если найти убийц Геши — найдётся и картина или наоборот: если найдётся картина, значит, её новоиспеченный хозяин — убийца Геши, который картину стибрил.

Эта версия могла бы раскрыть сразу два взбудораживших город преступления.

— Сразу и одновременно! — повторял ровно две недели майор Кобздев, которому версия пришла в голову…

И Геша был вынужден вместо Лазурного берега — оставаться в Ершове, чтобы узнать — что в итоге выяснится? Так как картины он в глаза не видел, в музее за шестьдесят лет был один раз, когда учился в школе, и надо вам сказать — и без картин деньги к нему лились рекой.