Владимир Дугин - Рондо смерти

Дугин Владимир

Рондо смерти

ПРОЛОГ

Зловещий багровый след тянулся за этим драгоценным камнем.

Едва очутившись в руках человека, он окунулся в теплую свежую кровь, и, возможно, именно это придало ему какое-то таинственное, мистическое свойство приносить несчастье…

Впрочем, разумнее предположить, что причиной всему была просто извечная порочность человеческой натуры.

Рабочий, под ударом кирки которого алмаз, сверкнув искрой в колеблющемся пламени факела, вывалился из кома голубой глины, соблазнился величиной находки. Он рассек себе ногу, засунул камень глубоко в рану и обмотал ее грязной тряпкой, оторвав кусок набедренной повязки, составлявшей всю его одежду. Таким образом он надеялся скрыть алмаз и вынести его из рудника.

Безболезненнее и проще было бы проглотить камень. Однако, хотя в те времена и не существовало еще рентгена, власти сумели найти действенный метод борьбы с подобной уловкой. Согласно правилам никто из рабочих не мог покинуть охраняемую территорию, прежде чем по окончании смены дважды не опорожнит кишечник. Нечистоты периодически промывали сквозь специальные сита-грохоты, чтобы отсеять возможные драгоценные крупицы…

Опытный надсмотрщик сразу учуял подвох. Придравшись к чему-то, он забил вора до смерти, а потом, зная, что тот был парсом и труп его не предадут земле, а бросят на растерзание грифам, дождался темноты, пробрался на кладбище и взял алмаз. В тот же вечер он продал его по дешевке трактирщику, который не только снабжал поселок рудокопов спиртным, но и скупал краденное. Через два дня надсмотрщик умер, отравившись недоброкачественным ромом, употребив его в чрезмерном количестве.

Смерть надсмотрщика подорвала репутацию трактирщика, он вынужден был закрыть свое заведение, и камень перешел к миссионеру, который, в свою очередь, продал алмаз богатому путешественнику-англичанину, пытавшемуся, странствуя по всему свету, излечиться от разочарования в жизни и ради развлечения покупавшему всяческие дорогие диковинки. Миссионера вскоре растерзали фанатики-индусы, когда он попытался остановить обряд «сатти» сожжения молодой вдовы вместе с ее почившим супругом на погребальном костре, усыпанном цветами и политом благовониями.

До того, как в припадке жесточайшего сплина перерезать себе горло бритвой, англичанин успел уехать в Европу и продать камень голландскому ювелиру.

Так алмаз очутился в Амстердаме, где знаменитый мастер три месяца подряд каждый день вынимал его из кованого ларца, подолгу рассматривал со всех сторон, измерял и делал наброски. Он поднимался по ночам с постели, зажигал свечу и рисовал на специально приготовленном для такого случая листке пришедший к нему во сне вариант огранки.

Наконец, он выбрал наилучший и за пять недель упорного труда, не выходя из мастерской, питаясь пищей, которую ему подавали сквозь маленькую дверцу в стене, превратил невзрачный, бесформенный кусочек кристаллического углерода в великолепный, сверкающий идеально отшлифованными гранями бриллиант чистейшей воды, величиной примерно с косточку персика и приблизительно такой же формы.

Через неделю в порту, где среди мрачных громад складов, пропахших ароматами экзотических пряностей, смешанных с вонью тухлой рыбы, находилась его контора, он, принимая у подозрительного португальца партию цейлонских самоцветов, заметил, как из-под ковра на полу выползла полумертвая крыса… Ювелир умер от бубонной чумы, но успел еще продать последний шедевр своего искусства.

Его купил французский аристократ, и бриллиант, подобно многим другим крупным драгоценным камням, получил собственное имя по родовому имени своего нового владельца. Он не принес ему счастья — голову аристократа, украсив ее красным фригийским колпаком, символом свободы, насадили на пику во время Великой французской революции. Бриллиант был похищен из разоренного замка и долго путешествовал по темным клоакам уголовного мира, неся гибель своим временным хозяевам.

Он переходил из рук в руки, пока не оказался выставленным на аукционе, где его из соображений фамильной чести приобрел, не считаясь с затратами, потомок убитого чернью аристократа. Парижский ювелир, снабдив камень изящной оправой в стиле ампир, превратил его в кулон. Какое-то время сверкающий искрами в свете тысяч свечей на придворных балах Реставрации бриллиант являлся предметом всеобщего восхищения и зависти высокородных модниц.

Потом наследники, не выдержав конкуренции с нуворишами, разорились и продали ставший знаменитым камень русскому вельможе, который уплатил за него огромную сумму полновесными червонцами.

Новый владелец бриллианта, фаворит императора, свирепый самодур с выпученными рачьими глазами, попал в опалу, когда на трон взошел очередной самодержец, и удалился в свое имение, где был за жестокое обращение растерзан собственными крепостными.

В России камень переходил от одной прекрасной дамы к другой. Его проигрывали в карты, закладывали, дарили в знак любви… Как-то темной вьюжной ночью его похитил из хозяйской шкатулки дворовый человек, сбежал с ним и попытался продать алмаз содержателю постоялого двора. Тот, в целях экономии, убил вора, закопал труп у себя в подполье, но был изобличен бравым полицейским исправником и отправился греметь кандалами по Владимирке. На нерченских рудниках напарник по цепи, безносый клейменый варнак, проломил ему голову обыкновенным булыжником.

Наконец, бриллиант стал частью фамильных драгоценностей старинного и богатого польского рода, владевшего огромными поместьями на юге России. Однажды он послужил причиной того, что его владелица, очаровательная бледная полька с высоко взбитыми пепельными волосами, была изгнана из театра, ибо согласно этикету ни одна из дам не смела появляться в зале, надев более крупные драгоценные камни, чем императрица, буде их величество соблаговолят посетить спектакль…

После этого бриллиант долго оставался без употребления. Пламя пожаров двух русских революций сверкало на его гранях, но он счастливо избежал экспроприации и реквизиции. В самом конце гражданской войны он пропал, как будто испарился.

Благородные потомки и родственники его последнего владельца, расстрелянного большевиками, прозябали в бедности за границей, а чекисты, добравшиеся не только до фамильных драгоценностей знати, но и до церковной утвари, выковыривавшие для пополнения Гохрана самоцветы из окладов старинных икон, митр и нательных крестов, напрасно обшаривали все уголки в поисках знаменитого бриллианта — он исчез бесследно.

И лишь в самом конце существования новой коммунистической Империи, буквально накануне ее сокрушительного самоубийственного краха, он как будто вновь появился в поле зрения "компетентных органов". Но не только их…

1

Есть в лесу одно такое место,

Где сидеть на старой хвое мягко,

Где над головой большая ветка

Защищает от дождя и солнца…

Этому приему меня научил старый кореец. Серия из трех ударов: первый — кулаком в солнечное сплетение, противник сгибается и наклоняется вперед, подставляя подбородок под второй удар — локтем той же руки, от которого голова его откидывается назад, открывая горло для третьего, завершающего удара — ребром ладони из верхней точки дуги, описанной рукой. Рассказывать, как будто долго, но со стороны это выглядит иначе: мелькнула рука вверх-вниз с одновременным поворотом корпуса влево-вправо, и стоявший рядом человек вдруг осел и свалился, как тряпичная кукла.

Так случилось и в этот раз, правда, из-за того, что парень был ростом под два метра, пришлось применить вариант, в котором первый удар идет в пах, второй — в солнечное сплетение, а третий — сзади по шее у основания черепа. Отчетливый хруст сломанных позвонков свидетельствовал о том, что прием проведен успешно. К сожалению, пользы все это принесло не более, чем тренировочная разминка, — в карманах у него было много всякой дряни, но только не то, что я искал. Минуту спустя мой «мустанг» стирал покрышки, вырываясь в крутом вираже на магистральное шоссе Е-20.

Нажав кнопку радиотелефона, я послал записанный в памяти аппарата код вызова. Трубку на другом конце канала связи подняли сразу же — моего звонка ждали.

— Клиент отбыл, товар некондиционный.

— Принято. Действуйте по обстановке.

Гудка отбоя я не услышал, так как положил трубку первым.

Смеркалось, над уходящим к горизонту прямым как стрела шоссе горела яркая голубая звезда. До утра было много времени, хватит и уехать подальше и подумать над тем, как организовать встречу со следующим возможным «почтальоном». Мне хотелось есть и пить, поэтому я свернул в первый же съезд на грунтовку, заехал подальше в лес и достал из холодильника пару сэндвичей с колбасой и сыром и банку пива. Ветер шумел в верхушках сосен, в распахнутые дверцы машины втекали запахи хвои и смолы, потрескивал, остывая, двигатель «мустанга».