Честер Хаймз - На игле

Честер Хаймз

На игле

1

— Ведь ты мне друг, а? — спросил великан.

Его плаксивый голос завывал, точно пила, которой пилили сучковатое сосновое полено.

— Кому нужен друг ростом с небоскреб? — пошутил карлик.

— Говори, друг или нет? — не отставал великан, исполинского роста негр-альбинос с розовыми глазками, потрескавшимися губами, изуродованными ушами и густыми, курчавыми, кремового цвета, волосами. Он был в белой майке, засаленных черных брюках, подвязанных веревкой на поясе, и в синих холщовых туфлях на резиновой подошве.

Карлик изобразил на лице крайнюю озабоченность, оттянул рукав и посмотрел на светящийся циферблат наручных часов. Двадцать две минуты второго ночи. Время еще есть.

У карлика было сморщенное, крысиное личико грязно-желтого цвета, темнее, чем у альбиноса, и маленькие бегающие глазки-бусинки. В отличие от великана он был одет в синюю льняную рубашку, шерстяной костюм, до блеска начищенные штиблеты, а на голове у него красовалась черная шляпа с бледно-оранжевой лентой.

Его бегающий взгляд на мгновение остановился на веревке, которой был подпоясан великан и которая находилась на уровне его глаз. При желании великан мог стереть его в порошок, но карлик его не боялся. Ростом-то он с небоскреб, а мозгов — кот наплакал.

— Ты же знаешь, старый Джейк тебе друг. Закадычный друг. — Карлик говорил низким, хриплым голосом, почти всегда из осторожности шепотом.

Белое, в шрамах лицо великана помрачнело, и он, насупившись, оглядел тускло освещенный квартал Риверсайд-драйв. Справа за стеной тянулись большие, погруженные во мрак здания — ни одного освещенного окна; слева чернел парк: в темноте проступали очертания деревьев и скамеек, пахло цветами и недавно политой травой. Вдалеке вырисовывался массивный памятник Гранту[1]. Но ни парк, ни памятник не интересовали великана.

Внизу, за парком, проходило Западное шоссе, по которому в сторону Уэстчестерского округа проезжали, поблескивая фарами, редкие машины, а за шоссе мерцал Гудзон, на противоположном берегу которого, примерно в миле отсюда, начинался уже другой штат — Нью-Джерси. Но великана не интересовало и это: Нью-Джерси, Древний Рим — какая разница!

Он положил свою огромную, величиной с окорок ладонь на худенькое плечико приятеля, и карлик под ее весом согнулся в три погибели.

— Брось мне голову дурить, — сказал великан. — Тебя послушать, такты всем «закадычный друг». Мне-то ты друг, настоящий друг? Говори!

Карлик с раздражением повел плечами, и его глаза-бусинки, пробежав по могучей белой руке, остановились на бычьей шее великана. Тут только он сообразил, что, кроме него и этого громадного придурка альбиноса, на темной улице нет ни души.

— Послушай, Мизинец, разве Джейк тебя хоть раз подвел? — с чувством спросил он.

Великан тупо заморгал, словно ему что-то привиделось. Изрезанные шрамами желваки задвигались, словно копошащиеся под землей черви, изуродованные уши навострились, а из-под толстых, разъехавшихся в гримасе, потрескавшихся губ сверкнул, словно маяк в ночи, ряд золотых зубов.

— При чем тут «подвел — не подвел», — огрызнулся он и совершенно машинально сдавил плечо карлика еще сильнее.

Карлик взвыл, от боли, метнул было взгляд на встревоженное лицо великана, но тут же поднял глаза еще выше — на уходящий в небо купол Риверсайдской церкви величиной с двадцатиэтажный дом. В его глазах мелькнул страх.

— Друг — это тот, кто из беды выручит, — бубнил свое великан. — В огонь и в воду пойдет.

Вдали завыла сирена. Приближалась пожарная машина.

«В огонь и в воду»… Тут только карлика осенило.

— Отпусти меня, кретин! — закричал он. — Мне пора. Надо бежать.

Но великан и не думал его отпускать.

— Бежать ему надо. Разбежался! Останешься здесь, ты мне нужен. Скажешь им, что я тут ни при чем.

— Кому «им», кретин?

— Пожарным, кому ж еще. Скажешь, что моего папу собирались ограбить и прикончить.

— Черт! — Карлик еще раз попытался вырваться. — Ничего твоему Гасу не грозит, пойми ты, придурок.

Но великан еще крепче стиснул карлика за плечо и вдобавок легонько обхватил ему горло двумя пальцами, большим и указательным.

Карлик завизжал, как свинья в мешке. Его охватила паника, маленькие черные глазки-бусинки вылезли из орбит.

— Отпусти меня, ублюдок паршивый! — завопил он, тыкая своими крошечными кулачками в могучую грудь великана. — Ты что, оглох? Не слышишь сирену? Нельзя, чтобы нас с тобой на этой богатой улице вместе видели. А то заметут как пить дать. Я уже три раза сидел, с меня хватит!

Великан опустил голову и придвинулся к карлику вплотную. Шрамы на его грязно-белом лице извивались, точно змеи на сковороде. Все его тело тряслось, ноздри раздувались, а глаза, которыми он поедал карлика, были похожи на раскаленные угли.

— Теперь понял, почему я говорил тебе про огонь и воду? — угрожающе прошипел он.

В это время, разрывая ночную тишину оглушительным воем сирены, в конце улицы показались пожарные и полицейские машины.

Тут карлик, перестав колотить великана в грудь, стал вдруг лихорадочно выуживать из карманов какие-то бумажные пакетики и один за другим засовывать их в рот. Вскоре лицо его побагровело, он начал задыхаться.

Пожарные на ходу попрыгали с машин и, размахивая топориками, бросились к церкви. Одни врывались внутрь спереди и разбегались по погруженному в мрак главному нефу высотой в двести пятнадцать футов, натыкаясь на скамьи и колонны и ища глазами загоревшиеся балки, а другие огибали церковь справа и слева, пытаясь проникнуть в нее с другой стороны.

Капитан пожарной службы уже стоял на улице перед церковью и отдавал в мегафон приказы.

На пороге храма появилась фигурка церковного сторожа, который все это время скрывался в нише, за огромными входными дверьми.

— Это он дал ложную тревогу, — крикнул сторож, показывая пальцем на исполина-альбиноса.

Капитан увидел сторожа, но что тот сказал, не расслышал.

— Уведите из опасной зоны этого человека! — гаркнул он.

Двое полицейских выскочили из патрульной машины и схватили сторожа за руки.

— Эй, друг, отойди в сторону, — крикнул один из полицейских.

— Вы что, не слышите, что вам говорят, — проворчал сторож. — Вон тот верзила дал сигнал тревоги.

Полицейские отпустили сторожа и направились к великану.

— Что здесь происходит? — гаркнул второй полицейский. — Ты зачем душишь эту козявку?

— Он мой друг, — огрызнулся великан.

Лицо полицейского стало наливаться краской.

Карлик захрипел и закатил глаза.

Полицейский перевел взгляд с великана на карлика, по-видимому решая, кого из них бить. Выбрать было сложно, вид был подозрительный у обоих.

— Признавайтесь, ребята, кто из вас дал сигнал тревоги? — спросил полицейский.

— Он, — ответил церковный сторож, снова показывая на великана.

Полицейский еще раз смерил сторожа взглядом и решил позвать капитана пожарной службы.

— Мы задержали человека, который дал тревогу, сэр, — доложил он.

— Спросите его, где горит, — отозвался капитан.

— «Горит»?! — Великан сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

— Ничего не горит! — не выдержал сторож. — Говорю же вам: никакого пожара нет.

Полицейские переглянулись. «Пожарные, значит, приехали, а пожара нет». Один из них, по ассоциации, замурлыкал песенку Луи Армстронга[2]: «Мяса полно, а картошки-то нет».

Рассвирепев, капитан бросился на великана с кулаками.

— Это ты вызвал пожарную команду? — закричал он дрожащим от бешенства голосом, выставив вперед челюсть.

Великан отпустил карлика.

— Расскажи им, как было дело, Джейк.

Карлик бросился было бежать, но кто-то из полицейских в последний момент поймал его за шиворот.

— Я сам видел, это он, — подтвердил церковный сторож.

Капитан резко повернулся к нему:

— А раз видел, почему не остановил? Ты что, не знаешь, сколько стоит городу поднять по тревоге пожарные машины?

— Погляди на него, — сказал сторож. — Такого остановишь!

Все поглядели на великана и сразу поняли, что сторож имел в виду. Один из полицейских вытащил фонарь и, посветив им великану в лицо, обнаружил, что это негр с белым лицом и белыми волосами. Негра-альбиноса он видел впервые.

— Ты кто, черт возьми, такой? — не без удивления спросил полицейский.

— Его друг, — ответил великан, показывая на карлика, которого по-прежнему держал за шиворот второй полицейский. Карлик отчаянно вырывался.

— Господи, да это ж черномазый?! — воскликнул капитан, не веря своим глазам.

— И точно черномазый. Надо же! — сказал первый полицейский. — А с виду — белый. Обхохочешься.