Артур Дойль - Запечатанная комната

Артур Конан Дойль

Запечатанная комната

Юрист, предпочитающий вести активный образ жизни и обожающий спорт, но вынужденный ввиду специфики своей профессии сидеть с десяти до пяти в четырех стенах своей конторы, должен по мере возможности задавать себе по вечерам физическую нагрузку. Поэтому у меня вошло в привычку совершать дальние полуночные прогулки, во время которых я добирался до Хэмпстеда и Хайгейта, чтобы очистить легкие от дурного воздуха Эбчерч-Лейн. Именно во время одного из этих своих бесцельных странствий я и повстречался в первый раз с Феликсом Стэннифордом, в результате чего испытал впоследствии самое необычное приключение в своей жизни.

Как-то поздним вечером в конце апреля или начале мая 1894 года, гуляя по северной окраине Лондона, я шел по одной из пяти улиц, застроенных высокими кирпичными особняками, которые возводятся все дальше и дальше от центра, как будто огромный город их выталкивает. Был чудесный ясный весенний вечер, в безоблачном небе сияла луна, и я, пройдя уже много миль, не торопился и в задумчивости смотрел вокруг.

Мое внимание привлек один из домов, мимо которых я проходил. Это было довольно большое здание, стоявшее посреди участка немного поодаль от дороги. Оно казалось построенным недавно, и все же не выглядело таким новым, как соседние дома, каждый из которых был кричаще и вызывающе современен. Среди их симметричных очертаний зиял провал — здесь к улице была обращена заросшая лаврами лужайка, за которой неясно вырисовывались очертания большого, мрачного, погруженного во тьму здания. Это была, очевидно, загородная резиденция какого-то богатого негоцианта, выстроенная, наверное, когда ближайшая улица города была в миле отсюда, а затем постепенно окруженная и захваченная красными кирпичными щупальцами огромного спрута, именуемого Лондоном. Следующей стадией, подумалось мне, будет, наверное, поглощение и переваривание особняка: подрядчики возведут дюжину дешевых, обходящихся по восемьдесят фунтов в год построек прямо на участке перед фасадом.

Однако после того, как все эти мысли пронеслись у меня в голове, произошел случай, направивший течение моих мыслей совершенно в другое русло. Четырехколесный кэб, это позорище Лондона, трясясь и скрипя, ехал в одном направлении, в то время как в противоположном перемещалось желтое пятно света от велосипедного фонаря. На всем протяжении длинной, залитой лунным светом улицы было только два движущихся объекта, и все же они столкнулись с той зловещей неизбежностью, которая сводит в одну точку два океанских лайнера в безбрежных просторах Атлантики. Виноват был велосипедист. Он попытался переехать на другую сторону дороги перед кэбом, неправильно рассчитал расстояние и, ударившись о грудь лошади, был отброшен наземь. Чертыхаясь, он поднялся; кэбмен огрызнулся в ответ, а затем, сообразив, что его номер в темноте не виден, хлестнул лошадей и с грохотом умчался. Велосипедист взялся было за руль повергнутой машины но потом вдруг охнул и сел на землю.

— О господи! — простонал он. Я пересек улицу и подбежал к нему.

— Вы ранены? — спросил я.

— Да вот лодыжка, — сказал он в ответ. — Думаю, всего лишь вывих, но очень больно. Позвольте опереться на вашу руку?

Он лежал, освещенный желтым светом велосипедной фары, и, помогая ему встать, я заметил, что это молодой человек, по виду джентльмен, с тонкими темными усами и большими черными глазами, чувствительная, нервическая внешность которого, как и впалые щеки, изобличала его слабое здоровье. Усталость или заботы оставили следы на его тонком желтоватом лице. Я потянул его за руку, и он встал, но одну ногу держал в воздухе, и когда попытался пошевелить ею, застонал.

— Не могу поставить ее на землю, — пожаловался он.

— Где вы живете?

— Здесь! — кивнул он в сторону того самого большого темного дома, стоявшего в глубине сада. — Я как раз сворачивал к воротам, когда этот проклятый кэб въехал прямо в меня. Не поможете ли мне добраться до дому?

Это было не так сложно. Я завел его велосипед на участок, затем, поддерживая молодого человека под руку, провел его по аллее и помог взойти на крыльцо. Света нигде не было, все вокруг было погружено во тьму и безмолвие, как будто здесь никто никогда не жил.

— Ну, вот мы и пришли. Большое вам спасибо, — сказал он, водя ключом по двери в поисках замочной скважины.

— Нет уж, позвольте убедиться, что с вами все в порядке.

Он попытался выразить слабый, обиженный протест, но потом понял, что ничего не может со мной поделать.

Дверь наконец открылась; за нею виднелась черная дыра коридора. Молодой человек двинулся вперед, все еще опираясь на мою руку.

— Вот эта дверь с правой стороны, — сказал он, пробираясь ощупью в темноте.

Я открыл дверь; в тот же момент он ухитрился зажечь спичку. На столе стояла лампа, и мы совместными усилиями ее зажгли.

— Ну вот, все в порядке. Теперь можете оставить меня одного. До свидания! — сказал молодой человек; с этими словами он упал в кресло и потерял сознание. Я оказался в затруднительном положении — парень так побледнел, что я не знал, жив ли он еще. Вот губы его дрогнули, он задышал ровнее. Однако глаза его закатились и напоминали теперь два белых пятна, а цвет лица был как у мертвеца.

Обстоятельства возложили на меня ответственность, которая была мне не по плечу. Я дернул шнур звонка и услышал, как где-то вдали зазвенел колокольчик. Но никто не откликнулся. Звон раздавался в тишине, которую не нарушали ни голоса людей, ни звуки шагов.

Я подождал, потом позвонил еще раз, с тем же результатом. Но должен же кто-то быть в доме! Не может же этот молодой джентльмен жить один в таком огромном здании! Его слуги должны узнать, что ему плохо. Если они не хотят откликнуться на звонок, я разыщу их сам.

Я схватил лампу и выбежал из комнаты. То, что я увидел в доме, меня удивило. Холл был пуст, ступени лестницы вместо ковра покрывала желтая пыль. В коридоре было три двери, открывавшиеся в просторные комнаты, однако все они оказались пустыми, без ковров и занавесок, если не считать свисавшей с карнизов серой паутины и красовавшихся на стенах пятен лишая. Звуки моих шагов отдавались эхом в этих заброшенных и погруженных в тишину покоях. Потом я прошел до конца коридора, надеясь, что хоть кухня в конце концов окажется обитаемой. Может, в одной из отдаленных комнат притаился хотя бы один человек, приглядывающий за домом? Нет, все помещения оказались пустыми.

Отчаявшись получить хоть какую-то помощь, я прошел еще по одному коридору и здесь набрел на нечто такое, что изумило меня больше всего. В конце коридора была большая коричневая дверь, на которой виднелась красная восковая печать размером с пятишиллинговую монету; она закрывала замочную скважину. Мне показалось, что печать здесь была уже давно, потому что воск выцвел и покрылся пылью. Я все еще разглядывал ее, недоумевая, что бы такое могло быть в этой комнате, когда услышал окликавший меня голос и, вернувшись, обнаружил, что мой новый знакомый сидит в кресле, весьма удивленный тем, что очнулся в темноте.

— Какого черта вы унесли лампу? — осведомился он.

— Я пошел за помощью.

— Вы могли ходить за ней до второго пришествия, — заметил он. — Я живу один.

— Весьма неудобно, когда вам нездоровится.

— Глупо с моей стороны было падать в обморок. Я унаследовал от матери слабое сердце, и боль или переживания действуют на меня подобным образом. Когда-нибудь оно меня доканает, как доканало ее. Вы, случайно, не врач, а?

— Нет, я юрист. Меня зовут Фрэнк Элдер.

— А меня Феликс Стэннифорд. Забавно, что мне встретился юрист — мой друг, мистер Персивэл как раз говорил, что он-то нам вскоре и понадобится.

— В таком случае мы встретились весьма кстати.

— Ну, это, знаете ли, будет зависеть от него. Вы сказали, что обошли с лампой весь нижний этаж?

— Да.

— Весь целиком? — переспросил он, пристально глядя на меня.

— По-моему, да. Я надеялся кого-нибудь там найти.

— И вы заходили во все комнаты? — спросил он, не сводя с меня глаз.

— Во всяком случае, в те, куда я мог попасть.

— О, так значит, вы заметили ее? — воскликнул он и передернул плечами с видом человека, стойко переносящего неприятности.

— Заметил что?

— Да дверь же, ту самую, на которой печать!

— Да, заметил.

— У вас не возникло желание узнать, что там, за нею?

— Во всяком случае, это поразило меня своей необычностью.

— Как, по-вашему, могли бы вы жить один в таком доме год за годом, все время сгорая от нетерпения узнать, что же скрывается по ту сторону двери, и все же не открывая ее?

— Вы что, хотите сказать, что не знаете этого сами?

— Не более, чем вы.

— Тогда почему вы не откроете дверь? — вскричал я.

— Я не должен этого делать, — ответил он.