Джоан Хесс - Крутой Терри

Джоан Хесс

Крутой Терри

Барт Белликоз понимал, что время на исходе. Вдали уже был слышен истошный вой сирен неумолимо приближавшихся полицейских машин, и они вот-вот окружат его со всех сторон, словной рой разъяренных шершней. Он отступил назад, а затем с разбегу бросил свое плотное, мускулистое тело на хлипкую фанерную дверь. Издав долгий, протяжный скрип, напоминавший пронзительный стон смертельно раненного зверя, она поддалась, и Белликоз влетел в квартиру.

Его клиент лежал на ковре. Барту хватило лишь беглого взгляда на застывшее в гримасе лицо, чтобы понять, что парень мертв, и эта мысль прочертила в его душе длинную рваную рану, сочащуюся…

— Терри, дорогой, тебе еще долго? Я проголодалась, и если столик не заказать сейчас, то потом будет уже поздно.

— Я же просил не мешать! Господи, пойми ты наконец, что рукопись надо сдать завтра в девять. Редактор и так места себе не находит. А когда ты врываешься сюда каждые пять минут, я не могу сосредоточиться.

— Извини. Просто мне скучно. Хочешь, я тебе шею помассирую? Вдруг работаться будет лучше?

— Нет, не будет. Я сейчас на последней главе, и мне надо закончить ее сегодня. Слушай, займись пока чем-нибудь, ладно?

— Ладно. Буду паинькой и посижу в гостиной. Одна-одинешенька.

— Огромное тебе спасибо. И закрой дверь, хорошо?

…кровью. Впрочем, любому, кто когда-нибудь видел свежий труп, было бы ясно…

— Прости, что отвлекаю, но как насчет того, чтобы заказать столик на более позднее время? Вдруг ты и впрямь закончишь сегодня?

— Если ты от меня не отстанешь, я никогда не закончу. Когда ты напросилась ко мне в гости, я тебе сразу сказал, что мне нужна абсолютная тишина, иначе я не смогу сосредоточиться.

— Вообще-то я говорю очень тихо, мой дорогой Мастер Крутого Детектива.

— Пока ты торчишь у меня перед носом и болтаешь не закрывая рта, я вынужден смотреть на тебя, а не на пишущую машинку. Звони и заказывай свой столик. Где тебе заблагорассудится, хоть в Африке. Мне все равно.

— Что ж, вполне возможно, я так и сделаю.

…было ясно… было бы ясно, что это убийство. Барт понял это, стоило ему лишь посмотреть… стоило ему только бросить хмурый взгляд… взглянуть… Когда Барт увидел нож, под углом торчавший в мускулистой загорелой груди…

— Дорогой, тебя к телефону.

— Меня нет дома. Спроси, кто это, я завтра перезвоню.

Так, нож, нож… вид которого сразу пробудил у него подозрения. И не зря! С усилием сосредоточившись, Барт тут же вспомнил, что где-то видел точно такой же…

— Это твой редактор. По-моему, он окончательно…

— Скажи ему, что меня нет, и закрой за собой дверь.

— Но я уже сказала, что ты дома и работаешь над романом как зверь. Он говорит, что ты ему позарез нужен прямо сейчас.

— Ч-ч-черт! Иду!

…раньше. Извини, Барт. Вернусь через минуту. Не забудь только, где ты видел этот ножичек, ага?

— Терри, старина, как идут дела?!

— Дела шли отлично, пока ты не позвонил и не оторвал меня от работы. Ирвин, ты хоть понимаешь, что каждый раз, когда меня отвлекают, я теряю сюжетную линию?

— Да-да, извини, дружище. Просто я хотел напомнить, что завтра мы сдаем рукопись в набор — неважно, с последней главой или без. Хотя, согласись, без последней главы книга будет выглядеть довольно странно — с несколькими пустыми страницами в конце. Ты обещал мне роман. Мы заплатили тебе щедрый аванс, а потом терпеливо ждали, когда же ты наконец соизволишь разродиться новым Бартом Белликозом. А ты нас подвел, и даже не один, а целых два раза! Учти, твоя новая вещь уже в каталоге. Я держал типографию сколько мог, но завтра крайний срок.

— Вместо того чтобы работать у себя в кабинете над последней главой, я стою на кухне и болтаю с тобой. Пока, Ирвин, буду у тебя завтра в девять.

— Надеюсь, вместе с Белликозом?

— В данный момент Белликоз стоит над трупом и надеется до завтра расследовать это убийство.

— Ага! Значит, концовка у тебя уже есть?

— Да, есть. Завтра в девять, о’кей? Отметим кофе с пончиками.

— Я возьму целую дюжину. Хотя бы затем, чтобы точно знать, что ты появишься.

— Все, Ирвин, я кладу трубку. Когда в следующий раз тебе нечем будет заняться, позвони бывшей жене.

Так, нож. Который он уже где-то видел. Отлично.

Нет, какой еще нож?! Что за бред?! К черту нож!

Барт уставился в пулевой отверстие у парня во лбу. Оно зияло словно третий глаз, незрячий третий глаз, который словно бездонный колодец…

— Ты поговорил?

— Нет, мы решили заняться сексом по телефону! Что тебе еще от меня нужно?!

— Я хотела тебя перехватить, прежде чем ты снова засядешь за работу. Ты какую кухню предпочитаешь — китайскую или японскую? По-моему, японская ничего, только давай не будем заказывать ни кальмаров, ни медуз — они такие скользкие и противные, что меня от них…

— Мне плевать. И вообще, хватит меня дергать каждые три минуты!

— Я задала простой вопрос, а ты вопишь так, будто тебя кастрируют. Прошлой ночью ты вел себя по-другому. Тогда ты против моей компании не возражал.

…бездонный колодец, набитый осклизлыми медузами и кальмарами… Фу ты, черт! Завтра последний срок. Последний срок. Послеееееее…

Размер раны указывал на то, что пуля, поразившая жертву, выпущена из мелкокалиберного оружия, и Барту стало ясно, что пора наконец-то как следует пораскинуть мозгами. Х-м-м, а не могла ли в этом быть замешана та дама в лиловом, что вчера приходила к нему в контору, — та самая, что рыдала и умоляла отыскать ее пропавшую…

— Ну что там у тебя такое, черт возьми?!

— Не обращай внимания, дорогой, я сейчас все уберу. В конце концов, мне все равно больше нечем заняться.

— Что уберешь?

— Не волнуйся. Ничего особенного.

— Что значит — ничего особенного?! Грохот был такой, как от ядерного взрыва!

— Можно подумать, ты был в Хиросиме. Работай себе спокойно и прекрати на меня орать, будто я твоя домработница. Сказала, уберу — значит, уберу.

— Это было окно?

— Работай, работай.

— Или телевизор? Мой новенький телевизор, за который выплачивать еще три года?

— Нет. Своим криком ты мешаешь мне убираться. По-моему, завтра у тебя последний срок…

…дочь? Барт окинул взглядом комнату, выглядевшую так, будто несколько минут назад там взорвалась атомная бомба. Оконное стекло было покрыто густой паутиной трещин, а телевизор — новенький 137-канальный телевизор со сверхплоским кинескопом, модернизированным пультом, видеомагнитофоном и квадрофоническим компакт-диск-плейером, — превратился в дымящуюся мешанину из оплавленных проводов и искореженных микросхем, хотя за него оставалось выплатить еще тридцать пять ежемесячных взносов!!!

Однако Барт напомнил себе, что время не ждет, и склонился над трупом. Тело было еще теплым, а из угла рта, растянутого в некоем подобии удивленной улыбки, сбегала струйка крови… Значит, жертва была знакома с убийцей, решил Барт, нашаривая в кармане пачку…

— Где мои сигареты?

— Что?

— Ты что, прокралась ко мне в кабинет и взяла сигареты? Неприкосновенную пачку из нижнего левого ящика стола?

— Ну… да. Мои кончились.

— У меня тоже. Давай ее сюда.

— Я ее выкурила еще днем. По телевизору показывали классную старую комедию о дебютантке, которая влюбилась в приятеля своей сестры…

— Я прекрасно проживу и без этой дурацкой комедии. А без сигарет — нет! Раз они кончились, сходи в кафе напротив и купи новую пачку. Ты же знаешь, я не могу работать без курева.

— Вот еще! Уже поздно, а я не хочу, чтобы меня ограбили только потому, что ты не догадался запастись сигаретами. Я всегда говорила, что ты живешь в жутком районе. Давно бы переехал. Если тебе так приспичило, сходи сам.

Барт понял, что на перекур нет времени. Какой уж тут перекур, когда полиция несется к тебе словно стая голодных шакалов, готовых разорвать первого встречного на мелкие кусочки?! Поэтому он, невзирая на легкое чувство паники, с которым можно было совладать только с помощью сигареты — этой длинной, глубокой, смачной, вкусной затяжки углекислого газа, щедро сдобренного никотином, — вновь повернулся к трупу, отлично сознавая, что улика, оставленная коварным убийцей, позволит ему раскрыть это на редкость запутанное дело.

Ключ к разгадке преступления маячил у него буквально перед глазами. Он уже почти видел его, почти мог до него дотронуться, почти чуял его — этот едкий аромат тлеющего…

— Я чую дым. Что у тебя там горит?

— Ничего, милый, тебе показалось.

— Не надо пудрить мне мозги! Это дым. Причем табачный!