Фридрих Незнанский - След "черной вдовы"

Фридрих Евсеевич Незнанский

След черной вдовы

Пролог

«ШАХИДКА»

Президентский кортеж следовал по проспекту Ста­чек в сторону Петергофского шоссе. Сегодня в Стрельне должно было состояться открытие полностью теперь уже отреставрированного Константиновского дворца, г, котором, как объявил советник президента представителямсредств массовой информации, в первой половине дня состоится обмен мнениями по важнейшим меж­дународным делам между главами России и Соединен­ных Штатов Америки, после чего господа президенты дадут журналистам совместную пресс-конференцию.

Большой черный лимузин, в котором находились оба президента, шел в середине кортежа. Впереди ехали автомобили охраны — с мигалками и без оных, ма­шины, принадлежащие другим спецслужбам. Позади — нее то же самое, но «разбавленное» солидными иномар­ками правительственных чиновников высшего ранга, как российских, так и зарубежных, коим предстояло ели и не принимать непосредственного участия в до­верительной беседе президентов, то находиться, что называется, под рукой — на случай экстренной надоб­ности. Первые лица обеих держав здесь, в машине, обхо­дились без переводчиков. Серьезных, принципиальных разговоров они ведь не вели, а для общего обмена ми­молетными впечатлениями президенту Панину вполне хватало его знания английского языка. Но пока даже этих знаний не требовалось: американский гость был, видимо, утомлен длительным перелетом, сменой часо­вых поясов да и прочими сложностями, невольно со­провождающими напряженные обычно программы за­рубежных посещений. Он молча поглядывал за окна автомобиля, чему-то постоянно улыбался. Панин по­началу думал, что это у него от открытого, типично «американского» характера, в котором улыбка, как бы приклеенная к лицу, обозначает, что у нас, да и у меня лично, все — о’кей! Но позже он где-то прочитал выс­казывание известного российского психиатра о том, что объяснение следует искать, по его, разумеется, мнению, в психической неустойчивости характера данного субъекта, и ни в чем ином. Кто его знает, все может быть, им, научным светилам, видней...

Кортеж выходил уже к Петергофскому шоссе. Тез­ка-охранник, сидевший за перегородкой из бронирован­ного стекла рядом с водителем, поднял телефонную трубку, выслушал указание руководителя маршрута, кивнул и вернул трубку на место. И тут в порядке дви­жения машин произошли изменения. Часть идущих впе­реди автомобилей свернула направо, на шоссе, ведущее вдоль побережья Невской губы к Стрельне, а другая их часть, в том числе и президентский лимузин, продол­жила путь в сторону Лигово, о чем сообщал дорожный указатель.

«Охрана беспокоится... на всякий случай, —привыч­но усмехнулся про себя Панин. — Все эти неожидан­ные смены маршрутов — на самом деле тщательно от­работанная система безопасности. А сейчас это особен­но важно, поскольку лидеры двух крупнейших миро­вых держав — слишком лакомая приманка для терро­ристов любых мастей...» И, словно откликаясь на его мысли, обернулся тезка-охранник, но, не увидев вопро­са в глазах «хозяина», ограничился коротким кивком — мол, все по программе.

Однако краткая мимическая игра не ускользнула от вроде бы рассеянного взгляда американского гостя. Он с хитроватой усмешкой взглянул на российского кол­легу и, кивая за окно, в сторону нескольких уходящих направо автомобилей, кинул не то вопрос, не то до­гадку:

-— Trap? — что Панин перевел как «ловушка» и от­ветил, указывая пальцем в спину своего охранника:

—   Security.

Американец, широко улыбаясь, кивнул в ответ, со­общив при этом, что в вопросы безопасности он и сам никогда не лезет, пусть этим занимаются те, кому по­ложено. И вслух прочитал латинские буквы на дорож­ном указателе:

.... Ли-го-во...

—    М-да... Лигово... — Панин едва слышно, почти про себя, проговорил-пропел неожиданно всплывшие в памяти строчки из детства, из давно забытой блатной песни:

...а я ему отвечаю: на Лиговке вчера последнюю малину прикрыли мусора...

И подумал при этом, что вот сейчас ну никак не смог бы объяснить американскому коллеге всю «сокровен­ную суть» того парадокса, например, почему советская интеллигенция, поддав в застолье, с удовольствием ис­полняла воровской фольклор. Нет, объяснений-то, как таковых, может найтись более десятка, и каждое впол­не будет иметь свое место — мол, и такая интеллигенция, и время такое, и смещение понятий, своеобразная аберрация культурных и нравственных приоритетов... Но ни одно толкование не объяснит главного — как же так получается, что на протяжении десятков лет вдалб­ливали, вколачивали в людские головы принципы доб­ра и справедливости, а получили в результате крими­нальную власть. Или власть, насквозь пронизанную метастазами криминала. Даже за примерами ходить бы не потребовалось.

Не далее как несколько недель назад (это ж приду­мать себе такое — и ведь изыскали возможность!) сре­ди прочих документов государственной важности пе­редали ему письмо личного характера.

Президентская почта —это особая статья. И инфор­мация, и барометр, и все, что угодно. Ну так не в том суть. Когда-то, еще в начале своей политической карь­еры, здесь же, в Питере, будучи одним из важных чи­новников в мэрии, Панин, в общем-то, скорее на пра­вах «свадебного генерала», входил в консультационный совет российско-германского акционерного общества «Норма», головной офис которого располагался в Дюс­сельдорфе. Эта «деятельность», если ее можно назвать таковой, длилась весьма короткое время, потому что последовавшие затем изменения в карьере напрочь ис­ключили личное участие Панина в частном предпри­нимательстве вообще. И вот поступившее «личное пись­мо» явилось как бы посланием или, вернее, отголоском из тех лет, из начала девяностых.

Да, был некий Масленников Геннадий Иванович, как напомнил автор письма, который в «Норме» воз­главлял страховую компанию и, судя по его же инфор­мации, невольно подставил свою клиентуру, страхуя от угона дорогие иномарки.

На самом же деле, как немедленно доложили прези­денту, этот Масленников приходится зятем известному питерскому криминальному авторитету, занимающему в воровской иерархии пост чуть ли не «смотрящего» по Северо-Западу России, и арестован в связи с весьма се­рьезными обвинениями в преступных махинациях с ав­томобилями ВИП-класса и не менее дорогими мотоцик­лами на территории России и Германии. И по первона­чальным прикидкам урон от этой его «страховой дея­тельности» за последние пять лет исчисляется несколь­кими сотнями миллионов евро, о чем российские пра­воохранительные органы поставлены в известность не­мецкими коллегами.

Самое же парадоксальное заключалось в том, что автор «послания», сын этого Геннадия Ивановича — Максим Геннадьевич, выражал искреннюю надежду на то, что господин Панин, как бывший член консульта­тивного совета «Нормы», не откажет в просьбе своим недавним коллегам, которые всегда горячо поддержи­вали и будут поддерживать президента во всех его на­чинаниях, и даст указание питерской прокуратуре пре­кратить возбужденное уголовное дело в отношении «папы Гены» либо просто помилует его своим указом. Уж воли-то президента на это хватит! На такой вот оп­тимистической ноте письмо и заканчивалось. А в при­писке сынок пребывающего в Крестах уголовника ука­зывал и на персональные заслуги, которые, надо пони­мать, и подвигли его на личное обращение к президен­ту. Оказывается, три последних года молодой Максим Масленников только тем практически и занимается, что вкладывает заработанные собственным неустанным трудом миллионные средства в восстановление истори­ческого облика города на Неве, в реконструкцию его зданий, представляющих собой особо выдающиеся па­мятники мировой культуры, ну и во все остальное, что напрямую связано с подготовкой к славной юбилейной дате Северной столицы.

Справка на сей счет, подготовленная аппаратом президента, указывала на то, что и Максим Геннадье­вич Масленников, подобно своему отцу и дяде, также является известным криминальным авторитетом, обла­дающим короной вора в законе. Но, согласно инфор­мации из соответствующей службы, корона эта не была присуждена ему на воровском сходе за какие-то там особые заслуги перед криминальным сообществом, а куплена за полтора миллиона долларов, внесенных в «общак».