Федор Залата - Обыкновенное дело

Ф.Залата, Л.Залата

ОБЫКНОВЕННОЕ ДЕЛО

I. ВРАГ В ТЫЛУ

Дождь, начавшийся еще с вечера, не переставал. Тонкие струйки, освещенные подфарниками, непрерывно набегали на машину, и “дворник” неутомимо стирал с переднего стекла осевшие капли.

Как только машина выскочила на главное шоссе и свернула в сторону от линии фронта, навстречу попалась колонна пехоты, затем загромыхала артиллерия, и опять пехота, понтонники, пехота…

Прифронтовая дорога на особом режиме. Днем на ней запустение и тишина. Зато ночью она, как река в половодье, вбирает в себя со всех сторон потоки людей, автомашин, танков, тягачей, И всё это — гремя, лязгая, скрежеща — оживляет ее музыкой могучего движения и несется туда, где в зарницах артиллерийские вспышек решаются судьбы сражений. Любое важное событие на фронте: то ли подготовка к наступлению, то ли перегруппировка сил, непременно связано с дорогами. Опытному взгляду разведчика достаточно приглядеться ночью к прифронтовой дороге, чтобы почти безошибочно прочесть секретные замыслы командования.

Об этом думал майор Ярута, объезжая встречные колонны войск. Его служба имела целью не допускать вражеских лазутчиков в тылы Советской Армии, не давать им разгадывать боевые планы нашего командования. Ярута всегда гордился важностью дела, доверенного им, контрразведчикам.

Однако в последние дни настроение у майора было подавленное. Вот уже несколько дней где-то близко, совсем рядом, действовал враг а он, Ярута, никак не мог по-настоящему напасть на его след и обезвредить.

Майор смотрел на промокших солдат, тяжело шлепавших по грязному шоссе, — солдат, которые пришли сюда, может быть, от самого Ленинграда, от Москвы или Сталинграда… Они до смерти были бы рады сбросить сейчас шинели, развесить на печке мокрые портянки и за долгие месяцы хоть разок отоспаться всласть, позабыв обо всем на свете! А им опять всю ночь придется мокнуть под дождем, шатать по лужам… И в том, что у солдат отнята короткая передышка между боями, есть доля вины и его, майора Яруты. Да, именно его. Ведь это передвижение — нарочитая демонстрация, предпринятая командованием, чтобы ввести противника в заблуждение: тайная радиостанция, которую так неудачно разыскивал майор Ярута, вчера ночью уже передана немцам донесение о передислокации советских войск.

…Едва майор вошел в дом, где располагалась специальная оперативная группа, навстречу ему поспешил лейтенант Вощин, розовощекий юноша, совсем недавно прибывший в часть из училища. Из штаба получили донесение: наши пеленгаторы снова засекли кодированные передачи, но уже из другого квадрата и на другой волне.

— Расшифровали? — спросил Ярута, направляясь в свой кабинет.

— Пока нет. Код тоже сменен. Хитроумный какой-то, наши шифровальщики никак не возьмут его на зуб. Вызвали с фронта Мазова. Это — маг, колдун в шифровальном деле. И вот еще что, Николай Степанович, — почерк другой.

— Что вы хотите сказать? Садитесь.

— Пеленгаторщики утверждают, что сегодня работал другой радист.

— Вывод?

Лейтенант пожал плечами.

— Новый радист, а, быть может, — новая радиостанция обнаружилась.

Ярута на минуту задумался.

— Вероятно, и радист новый, и рация новая.

— Почему так думаете?

Майор достал из ящика стола пятисотметровку, развернул и, в свою очередь, спросил:

— В каком квадрате?

— 32–18.

Ярута внимательно посмотрел на карту, словно хотел увидеть на ней вражескую радиостанцию, подчеркнул карандашом топографический знак дома лесника, находившийся в квадрате “32–17”, затем решительным движением обвел этот квадрат и два соседних черным овалом.

— Что ж, это пока не противоречит нашим данным, — в раздумье произнес он. — Даже наоборот.

— Получили новые сведения?

Оставив вопрос Вощина без ответа, майор предложил:

— Давайте, лейтенант, подытожим, что у час уже налицо. Четыре дня назад мы впервые засекли рацию лазутчиков. Что она передала противнику? О скоплении наших танковых частей в районе Б. Сообщила она об этом в 2 часа ночи 19 апреля, а наши танковые части еще в 5 часов вечера 18-го начали передислокацию в район К. Так?

— Так, но я…

— Подождите. Такое же опоздание получилось и с передачей о передвижении наших понтонников, верно?

— Верно.

— Так вот, лейтенант, сопоставление фактов наводит на такие мысли. Противник запаздывает с информацией. Отсюда мы делаем вывод: рация расположена довольно далеко от осведомителя.

Майор немного помолчал.

— Сверху получена ориентировка: на нашем участке фронта действует диверсионно-шпионская группа некоего Либиха. Эту группу готовили заблаговременно, когда гитлеровцы были еще на восточном берегу Одера. У Либиха далеко идущие задачи. Он не только шпион. Вполне возможно, что в лесу созданы крупные базы оружия. Немецкое командование рассчитывает, видимо, на какую-то авантюру. Либих намеревается развернуть в нашем тылу что-то вроде партизанских действий. Впрочем, вторая часть задачи Либиха нас сейчас меньше всего должна тревожить. Вряд ли ему она удастся, исход войны уже предрешен! Но вот первая, — тут-то он уже сейчас пакостит.

— Мы прочесали местность чрезвычайно тщательно, и никаких результатов, — уныло сказал Вощин.

— Теперь становится ясно, что положительных результатов и не должно было быть. Надо отдать Либиху должное — хорошо сработано.

Майору было не так уж много лет, под тридцать, но он успел пройти хорошую чекистскую школу, и Вощин, только начинавший службу контрразведчика, ловил на лету каждое его слово.

— Что же вы предлагаете?

— Что я предлагаю? — зеленоватые глаза майора Яруты чуть прищурились. — Поедем, лейтенант, в гости. Всё к чертям — едем гостить!

— Шутите, товарищ майор, — несколько обиженно глянул на Яруту Вощин.

— Нет, зачем? Почему бы дам и не развлечься хоть разок за четыре года войны? Я нашел одного доброго немца, он примет нас, как самых дорогих гостей.

Майор рассмеялся, глядя в лицо своему помощнику, затем серьезно сказал:

— С этого часа, лейтенант, начинается настоящее дело. До сих пор мы шли войсковым, лобовым путем: прочесывание, засады, пеленгации… А сейчас поведем серьезную разведку. Какой-то след нащупан. Распорядитесь, чтобы приготовили к утру грузовик, отделение солдат, и заходите ко мне

II. У ЛЕСНИКА

Уже два часа грузовик пробивался через лесную чащобу, волоча за собой мелкокалиберную пушечку. Дорога была узкая, путаная и шла то по вязкому песку, то по болотистой равнине, и тогда казалось, что грузовик вот-вот застрянет. По соснам шныряли белки, а однажды в дубраве мелькнул даже лось. В другом месте через дорогу проскочил дикий кабан.

“Глухомань, глухомань какая! — думал майор Ярута, оглядываясь по сторонам из кабины грузовика. — Да тут целую армию спрятать можно, не то что одну—две рации! Вот уж не предполагал, что в Германии есть такие дремучие леса”.

Лес жил своей извечной жизнью, такой спокойной и уравновешенней, что казалось, никогда, нигде не было и нет войны. Однако майор смотрел на лес, как на убежище войны. Войны притаившейся и поэтому более жестокой, опасной, чем на переднем крае.

Наконец, за одним из поворотов показалась усадьба. Грузовик остановился у высокого, плотно зашелеванного забора, окрашенного в цвет хвои. За ним виднелась тоже зеленая железная крыша дома. Над воротами на длинной палке болталось белое полотнище.

Ворота оказались запертыми. Вощин спрыгнул на землю и погремел ржавой щеколдой калитки. Во дворе надрывно залаяла собака, скрипнула дверь, и мужской голос что-то проворчал по-немецки — собака затихла. Ромбовидное смотровое окошко в калитке на миг приоткрылось, и сразу же взвизгнул железный засов. В калитке показался человек в вылинявшей униформе лесника.

— Биттэ, биттэ! — заговорил он, радушно улыбаясь. — Советски комрад, биттэ?

— Объясните ему, что у нас не в порядке машина, — обратился майор к Вощину, отлично знавшему немецкий язык — Если можно, мы остановимся у него на несколько часов

Лесник широко распахнул двустворчатые ворота, и грузовик въехал на обширный двор

Ярута окинул его быстрым профессиональным взглядом. Слева, на высоком каменном фундаменте, стоял бревенчатый, обшитый доскачи дом; с другой стороны — длинный, вросший в землю сарай; в глубине двора — конюшня из красного кирпича.

“Крепкий хозяин”, — определил про себя майор, поправляя поясной ремень, и взглянул на лесника. Тот стоял несколько в сторонке, в почтительной позе, и беседовал с Вощиным.