Дей Кийн - Красная звезда юга

Дей Кийн

Красная звезда юга

1. Кусочек секса перед казнью

Жаркая и унылая тюрьма находилась в самом пекле. Ее уродливые камни едва виднелись в узкой полосе буйной тропической растительности, отделяющей берег белого песка от лесистых склонов и изрезанных вершин гор, которые, казалось, готовы были скатиться в море.

Пальмы слабо свисали под солнцем. Сидя на ветках апельсиновых деревьев, кричали попугаи.

Совсем близко он слышал женский смех. Приговоренный к заключению в камере «тренто и уно» смотрел сквозь решетчатую дверь…

По отношению к лицам, лишенным всего, практический ум латиноамериканцев, по крайней мере, в одном пункте демонстрировал здравый смысл. В их тюрьмах не было проблемы секса. Существовал день «любви», и жены и подруги заключенных собирались во дворе тюрьмы. Официально — раз в неделю, а на самом деле так часто, как позволяли средства заключенных, чтобы подкупить сторожа или капитана. Заключенные имели возможность наедине в течение часа принимать в своих камерах жен или любовниц, а те, кто успел завести интрижки с «мучача», могли прибегнуть к услугам городских профессионалок.

Бишоп побренчал монетами в кармане. К несчастью для него, даже в таком углу, как Коралио, любая «мучача» расценивала удовольствие, доставляемое ее прелестями, дороже, чем три монеты по 10 североамериканских центов.

Он вернулся на свою койку и прислонился спиной к сырой каменной стене. У него оставалась только одна сигарета. Он осторожно достал ее, потом поднял глаза, услышав, как повернулся ключ в двери его камеры. Тяжелая дверь отворилась.

У молодой особы, которую сопровождал сторож, было маленькое овальное бледное лицо, которое оживлялось лишь ярко-красными намазанными губами. Ее дешевая белая блузка и черная юбка не оставляли ни малейшего сомнения в цели ее прихода. Бишоп встал.

— Я очень огорчен, — сказал он, — но…

Девушка испустила крик радости и обняла заключенного.

— Кередо мио! Мой любимый!

Бишоп стал настаивать:

— Мне кажется, что вы не поняли…

Молодая девушка снова поцеловала его бородатое лицо и стала ласкаться с радостью и восторгом. Потом она повернулась к двери и сунула в руку сторожа сложенный билет.

— Доставьте мне это удовольствие.

— Не могу отказаться, — сказал толстый сторож, добродушно улыбаясь. Он сунул билет в карман своей блузы и прибавил: — Большое спасибо, синьорита.

Потом он бросил Бишопу обычную непристойную фразу и вышел, заперев за собой дверь на ключ.

Бишоп снова сел на свою кровать и закурил. Он совершенно напрасно рылся в своей памяти: эту женщину он не знал.

— Вы должны были дать мне поговорить, — сказал он. — Глубоко сожалею, но я не могу оплатить ваше общество, чудесная сеньорита.

Молодая незнакомка стояла, прислонившись спиной к двери. Теперь, когда они остались одни, она совершенно переменилась. У нее не было вида смущенной или стесняющейся, но, во всяком случае, она, несомненно, была новичком в профессии, которая привела ее сюда.

— Я говорю и понимаю по-английски, — сказала она. — И так как сторожа не понимают никакого языка, кроме испанского, то лучше, если мы будем говорить по-английски.

Бишоп любовался ее волосами. Они были черными, очень длинными и завязанными сзади на манер конского хвоста.

— Позвольте прежде всего сказать вам, — произнесла она, — что дело идет не о том, о чем вы думаете. Мне нужно поговорить с вами по крайне важному вопросу, и я не нашла лучшей возможности для этого, как прийти сюда, не возбуждая ни в ком подозрения.

Бишоп подумал, не издевается ли она над ним… Человека, которого завтра должны расстрелять, ничего не могло интересовать, кроме двух вещей: помилования или отсрочки казни.

— Продолжайте.

Молодая женщина отошла от двери и сделала несколько шагов по камере.

— Вы действительно Джим Бишоп?

— Да.

Она продолжала думать, потом заговорила, путая испанские слова с английскими.

— Норда американо авиатор, который убил сеньор колонел Пердо Франциско? Во время игры в карты? — Она подошла ближе. — Ваш консул ничего не сделал для вас…

Это было скорее утверждение, а не вопрос. Бишоп смял пустую пачку и бросил в угол камеры. Он никогда и не рассчитывал на визит Элстона. Вместо того, чтобы заниматься дипломатией, ему бы лучше быть в рядах Армии Спасения! Бишоп затянулся своим окурком.

— Да-а, это правда! Какая скотина! Он дал мне две пачки «Кэмел» и брошюру религиозного содержания! Департамент Соединенных Штатов, сказал он мне, очень сожалеет, но не считает возможным вмешиваться в юриспруденцию дружественной нам страны.

Молодая незнакомка подошла вплотную к койке заключенного. В ней было что-то отличающее ее от обычных посетительниц тюрьмы. Бишоп сразу понял это. Она не была надушена, ее молодое тело, облеченное в черную юбку, казалось таким чистым и нетронутым.

— Как вас зовут? — спросил он.

— Вы можете называть меня Кончита.

Послышался шум сабли, волочившейся по каменным плитам пола коридора. Это был толстый тюремщик, который, следуя своим низменным инстинктам, ходил мимо камер и заглядывал в решетчатые двери на происходившие там свидания.

Молодая женщина сбросила свои туфельки, растянулась на матраце и заставила Бишопа лечь рядом с ней.

— Обнимите меня, — проговорила она. — И можете время от времени целовать, на тот случай, если сюда посмотрит сторож… Но я вас прошу, — краснея, прибавила она, — не пользуйтесь ситуацией. Как я вам уже сказала, дело идет совсем не о том, о чем вы думаете.

Бишоп обнял ее за плечи.

— Итак вы хотели поговорить со мной? Начинайте!

— Почему вы приехали в Коралио?

Он задумался над этим вопросом, держа в объятиях девушку с гладкой теплой кожей, хотя ему было трудно соображать. Не все ли равно, кто она такая и каковы истинные причины появления ее здесь: она была прелестна, мила и желанна. Насколько он мог судить, у нее под блузкой и юбкой ничего не было.

— Почему едут куда-нибудь? Потому что хотят заработать себе на хорошую жизнь.

— Вы не похожи на честолюбца.

— А я и не таков.

— Но до того момента, как вы попали в тюрьму, вы были владельцем авиационной линии.

— Если можно это так назвать.

— Я знаю, — продолжала Кончита. — Вы были один. Вы возили из джунглей каучук и привозили мазут и машины в шахты. Вы возили груз в такие места, где ни один пилот не рискнул бы приземлиться.

— Кажется, вам известно все о моей особе!

— Да.

Бишоп поцеловал ее. Это было очень приятно.

— Сколько самолетов у вас было?

— Только один. Дряхлая развалина со старым мотором.

— Но он хорошо держался в воздухе?

— Он отвозил меня, куда я хотел, и привозил обратно.

Окурок жег ему пальцы. Бишоп раздавил его о каменный пол.

— Где сейчас находится ваш самолет?

— Он должен быть здесь, в аэропорту, я полагаю. Если его не реквизировали, чтобы оплатить стоимость моего процесса.

— Вы летали на юг Америки и Центральную Америку?

— Да. У меня был контракт на доставку породистого скота. От Тампы до Плата, а оттуда — на местные фермы.

— Вы были перонистом?

Этот вопрос совершенно не интересовал Бишопа. Он расстегнул две пуговицы ее блузки. Значит, он не ошибся…

— Вы знаете, — сказал он, — Перон, Ренальди, Гарибальди — для меня они все безразличны, я занимаюсь лишь делом. А к тому же, все это на пять тысяч километров к югу отсюда, и это продолжается уже два года…

— Я прошу вас, ответьте, — сказала Кончита.

Бишоп расстегнул еще одну пуговицу.

— К чему? Я должен быть расстрелян завтра утром.

— А может быть, нет.

Бишоп продолжал свое исследование.

— Не забивайте мне мозги глупостями. Я готов. Даже морские силы США не смогли бы вытянуть меня отсюда. Я не хочу думать о том, что вы держите у себя в голове, я больше не играю. Вы пришли сюда по собственному желанию. Вы поцеловали меня перед сторожем. Вы назвали меня своим любимым. Тогда пусть так и будет. Никто не мешает мне получить последнее удовольствие в жизни, не так ли?

— Нет, никто, — согласилась Кончита, — потому что я прикинулась тем, чем не являюсь на самом деле, и кричать о помощи было бы нелепо.

— Но вы предпочитаете видеть меня спокойным?

— И даже очень.

Бишоп растянулся на спине.

— Нет ли у вас случайно сигареты для меня?

Кончита уронила сумочку около своих туфелек и, чтобы поднять ее, ей пришлось перегнуться через своего компаньона. Эта близость была приятна Бишопу… Она сунула ему в губы сигарету и дала прикурить. Когда она заговорила ее голос изменился.

— Грациа, сеньор. Меня не обманули — вы настоящий кабальеро.

Бишоп глубоко затянулся.