Трифон Иосифов - Современный болгарский детектив. Выпуск 3

Современный болгарский детектив. Выпуск 3

Трифон Иосифов

БРАКОНЬЕРЫ

Роман

Трифон Иосифов

Бракониери

1984

I

Сегодня пятница. Начало четвертого. Дождя нет, но погода быстро портится. Я — на дне Чистило. Что такое Чистило — об этом потом. Я один. Гай не в счет. Он кончил свое дело и, как бульдозер, разгребает глубокий снег. Сует всюду свой нос и ищет гнездилище куропаток. Других живых существ в Чистило нет. По крайней мере зимой. Летом тут полно змей.

Такова обстановка.

Теперь о себе. Если кто-нибудь попытается проникнуть в мои мысли, обязательно скажет: «Этот просто не знает, чего хочет, — семь пятниц у него на неделе». И все это потому, что Марина была права. И поскольку она не ясновидящая, а я не верю в «чистые» случайности, приходится сделать неприятный вывод: Марина заранее знала о тайнике, который я обнаружил. Если это так — дело плохо. Этот тайник связан с одной весьма грязной историей, и мне бы очень не хотелось, чтобы Марина имела к этому делу какое-то отношение. Мне будет искренне жаль, если она обожжет свои нежные пальчики. А вообще-то я рад. Я просто балдею от счастья. Мне больше не придется шарить вслепую — и это, откровенно говоря, тоже благодаря Марине. Это она помогла играющему в жмурки найти нечто важное. Глаза в игре завязывали мне, а нечто важное — это пакет, найденный в узком проломе скалы.

Я стою у проклятого тайника и не верю своим глазам. У меня просто голова кругом идет — как же легко и просто мы открыли его! Мы — это я и Гай. Какая-то ерундовая дыра в нижней части скалы, а для меня она дороже всех сказочных пещер Али Бабы… Пакет, который я вынул оттуда, был обернут в промасленные овечьи шкуры. Пока я его разворачивал, Гай как бешеный вертелся в снегу. Пусть, пусть вертится, вечером я дам ему целую тонну костей… В овчину был завернут длинный тяжелый нож, каким орудуют мясники. Нож был острый как бритва. Именно таким ножом резали головы муфлонов. Я давно убедился в том, что они не «мясники». Они отрезают головы ради красивых рогов, а туловища бросают куда попало. И даже не пытаются укрыть их. Рядом с ножом лежал кожаный мешочек, а в нем — железная коробка. Я с трудом раскрыл ее. Внутри были позеленевшие патроны — два, четыре, шесть. Калибр — восемь с лишним миллиметров, итальянского производства, образца 1936 года. Ты погляди только, какие старые! Ударная сила тяжелых медных пуль с закругленными верхушками — как минимум тонна.

Я свистел, цокал языком, радовался, едва не пел песни. А потом на меня постепенно накатило. Ну ладно — а карабин где? Тут и дурак догадался бы, что еще недавно он был тоже здесь, в этих промасленных шкурах. Они достаточно большие, и в них не промокнешь, когда в горах падает туман или идет дождь. Мне очень нужен этот старый итальянский карабин, ох как нужен! У меня с ним давние счеты, сотни раз я видел его во сне и представлял его в воображении, сотни раз я говорил себе: ну еще немного, еще чуть-чуть, и он будет у меня в руках. Но проклятый карабин каждый раз находил способ вывернуться и ускользнуть от меня как тень.

Вечерело. Дно Чистило залито мутной чернотой, а высоко вверху небо было еще совсем светлым. Пока я ломал голову над тем, где может находиться карабин, Гай нетерпеливо скулил. Он бросил возиться с гнездом куропатки, завилял хвостом и ткнулся мне в ноги. Ничего, малость подождет. Мне нужно еще минуты две, не более того, чтобы снова завернуть все хозяйство в овечьи шкуры и сунуть пакет в рюкзак. Он, то есть рюкзак, совсем маленький, довольно-таки потрепанный и вообще ни на что не похожий, но я всегда тащу его с собой, когда иду в горы. В нем я не держу ничего особенного — ну, спички, маленький топорик, горсть сухих сосновых подпалок, полбутылки коньяка и какую-нибудь еду. Я еще ни читать, ни писать не умел, а отец уже учил меня: если не хочешь, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое, всегда бери эти вещи с собой, если идешь в горы зимой! Ничего, не надорвешься… Рюкзак этот принадлежал отцу, он ходил с ним, когда меня еще на свете не было, но брезент хорошо сохранился и год от году даже становится крепче.

Я снова заткнул отверстие тайника и стал думать, как бы словить хозяина. Очень бы мне этого хотелось. Ну, например, можно положить вовнутрь волчий капкан. Вокруг днем с огнем не сыщешь волков, как ни старайся, однако капканы, видишь ли, на базе у нас есть. Зубья у них как у крокодила, пружины крепкие, стальные. Бай Дяко регулярно чистит и смазывает их. Однажды он зарядил такой капкан, взял толстую палку, позвал меня и сказал: сейчас поглядим, что будет. Он еле коснулся лесенки, которая освобождает пружину, палка разлетелась на куски. Я тут же представил себе, как этот тип отодвигает камень, суется в щель и — рраз! — капкан перегрызает ему руку. И он воет, скулит, как собака, и тащит этот капкан на себе до самого Дубравца. И вообще это зависит от меня — я и засаду могу ему устроить: вот залягу там, где скала выдается вперед козырьком, с землей сольюсь, в камень превращусь, буду ждать дни и ночи, а когда он наконец придет, погоню его по крутой тропе вверх и кулаками буду в спину тыкать… Но это будет уже весной. А до той поры он не сунется сюда, потому что каждому ребенку известно: на снегу остаются следы. И мало ли еще чего я могу придумать, важно, что у меня опять появилось желание, да и силы начать все сначала. Да, я не нашел карабин, но я обнаружил тайник, а это, если как следует подумать, совсем не так уж мало. И теперь я чувствую себя очень неловко — ну, совсем как мальчишка, который долго хныкал и требовал забавную игрушку, не заметив, что она, игрушка, у него под носом, а потом кто-то сунул ему в руки ее — на, держи, что ж ты ничего не видишь вокруг себя? И мальчишка сгорает со стыда.

А самое странное, что этим «кто-то» оказалась Марина. Она открыла мне глаза только тогда, когда я уже дошел до ручки в этой игре в кошки-мышки и у меня больше не стало сил уговаривать себя, что я умнее этих гадов, что жажда денег все равно — рано или поздно — погонит их по следам муфлонов и тогда — хрясть! — капкан захлопнется. А вот, в сущности, оказалось, что капкана-то никакого и нет. Это я только воображал, что он есть, а на самом деле я просто рассчитывал на какой-нибудь случай и свои крепкие ноги, на которых я два года гонялся за призраками по этим пустошам. Гонялся, гонялся, пока не понял, что перед этими новоиспеченными браконьерами я просто слепой котенок. Впору перед ними шляпу снять — мастера своего дела, что ни говори, овладели им до тонкостей. Стоит Бояну Борову отлучиться куда-нибудь — хоп! — и муфлонов становится меньше на единицу.

И, как правило, убивают самых сильных самцов, поэтому моя идея скрестить муфлонов с местной породой каракачанских овец может запросто лопнуть. А ведь это идея, которая может принести миллионы! Да, слишком много сил я вложил в этот двухгодичный розыск, гордость и самолюбие мои были оскорблены, да и терпение лопнуло, и, если бы не Марина, я вчера вечером махнул бы на все рукой — конец, точка, хватит!

Вчера вечером… А почему именно вечером и именно вчера? Ну, наверно, причин тут много, и они все переплелись, как спутанный клубок ниток. Но самая главная причина может быть вот в чем — я не из тех людей, которые умеют проигрывать. Я уже привык поступать по принципу: если тебе не удается сделать дело как следует — уходи! Другие сделают его лучше. Поэтому вчера вечером, когда мы пили горячую ракию с Василом и Мариной, я им и выложил то, что уже месяцами вертелось у меня в голове:

— Все! Ноги в руки — и бегу отсюда! Как говорится — вещи уложены. И заявление уже написал шефу. Не верите? — Я положил заявление на стол и прихлопнул его ладонью. — Ну, допустим даже, что я поймаю этих гадов — мне что, памятник за это поставят? Мне уже, черт возьми, двадцать восемь лет, а я ничегошеньки не достиг!

Васил — муж Марины. Он уже набрался основательно, клевал носом и ни черта не понимал. Потом брякнулся головой на стол и захрапел. А Марина смотрела на меня с иронией, посмеивалась и вообще, похоже, не приняла всерьез мои слова. И мне очень захотелось убедить ее в том, что решение я принял бесповоротно.

— Шеф и без того считает, что я не гожусь для руководства заповедником. Он даже однажды мне прямо сказал: «Ты понял, Боров, что эта работа не для молодых, да еще неопытных? Надеюсь, понял. Конечно, ты бегаешь как шальной туда-сюда, вверх и вниз, но не получается у тебя. Два года ты отпуск не берешь, не отдыхаешь, позабыл про город, совсем не ездишь туда, семья у тебя распалась…» И знаешь, Марина, он предложил мне работу в управлении!.. Вот где красота — тихая канцелярия, часы тикают, книга, где расписываются, когда приходят и уходят, лежит на месте. Нет, он не сказал именно так, но все это само собой подразумевалось. Значит, буду я там тянуть лямку, протирать форменные штаны, пока у меня в заднице не пойдут геморрои, и считать годы до пенсии. Можешь ты себе это представить? Переписка, бумажки, отчеты, папки, переливание из пустого в порожнее… Сиди тихо и имитируй действие! Важно, что у тебя появляется тихий-тихий голосок. А много ли надо, чтобы человек стал тихим, скромным, смирным, а? И без того очень уж много удобного народа развелось вокруг, ты не находишь? Мир переполнен обтекаемыми людьми. Строительный материал из них никакой, тут же рухнет здание, а так, на вкус и цвет они приятны, не режут глаз, не царапают руку, они круглые, как яблоки, и можешь катить их, куда захочешь, хоть к черту на рога…