Эрл Гарднер - Суд последней надежды

Эрл Стенли Гарднер

Суд последней надежды

Это подлинные истории людей, облыжно обвиненных в убийстве, — и о том, как им удалось добиться свободы. Вынужденные признания, ошибочные опознания, лживые свидетели, грязные политиканы, тайные сговоры и тюремные слухи, жестокость и ненависть — все есть в этой книге. И, конечно, надежда, что появится тот, кто захочет и сможет добиться торжества справедливости, о чем вы прочтете в этом увлекательном повествовании.

В этой книге вас ждет встреча с мужественными и талантливыми основателями «Суда». Вам представится возможность бросить взгляд на закулисную жизнь губернаторов, судей, прокуроров, стражников, преступников и тюремщиков. И вы лицом к лицу встретитесь:

с ВЭНСОМ ХАРДИ — осужденным за убийство человека, которого он никогда в жизни не видел;

с БРАТЬЯМИ БРАЙТ — людьми с гор, которые чудом избежали линчевания;

с КЛАРЕНСОМ БОГГИ — симпатичным лесорубом, который всегда был добр к пожилым людям и клялся, что он никого никогда не бил по голове. Полиция не поверила ему. А Суд Последней Надежды поверил!

с БИЛЛОМ КЕЙСИ — сыном старого жителя Запада, приговоренного за непредумышленное убийство, потому что было решено скрыть от наказания подлинного убийцу;

с ЛУИСОМ ГРОССОМ — который, ложно обвиненный в убийстве, просидел в тюрьме шестнадцать лет;

с ЛЕФТИ ФАУЛЕРОМ — дело которого вызвало огромный интерес в Гильдии адвокатов;

с СИЛАСОМ РОДЖЕРСОМ — приговоренным к смертной казни, хотя единственное весомое свидетельство против него заключалось в том, что он тоже был негром, который носил белый головной убор.

1

Люди, как правило, не ценят того, чем они обладают. Лишь потеряв что-то, они начинают сетовать, ощущая потерю. Человек не обращает внимания на свое здоровье, пока его не валит с ног болезнь. Он привычно ест три раза в день, пока в силу каких-то непредвиденных обстоятельств ему не приходится голодать. Свобода — это понятие, над которым человек не привык задумываться, и лишь лишившись ее, он начинает понимать, что значила для него свобода передвижений и свобода выбора.

Как ни странно, к созданию Суда Последней Надежды привела диаметрально противоположная ситуация.

Я понимал ценность свободы и без того, чтобы лишаться ее. Но каждый день сталкиваясь с великолепными преимуществами независимости личности, я начал думать, что по-настоящему значит — лишиться свободы.

В стремлении объяснить эту несколько парадоксальную ситуацию придется поведать о самом необычном деле об убийстве и коснуться своей собственной истории.

Главным действующим лицом этого дела был Вильям Марвин Линдли, которого газеты и журналы называли «Рыжеволосым убийцей»; лично же для меня эта история выразилась в том, что Алва Джонстон в «Сатердей Ивнинг Пост» стал печатать с продолжениями мою биографию. Посвященный мне материал шел под заголовком «Дело Эрла Стенли Гарднера» и включал в себя описание некоторых эффектных и неортодоксальных методов, которые я использовал при расследовании дел, когда мне приходилось выступать в роли адвоката.

Я всегда утверждал, что адвокат, участвуя в перекрестном допросе свидетеля противоположной стороны, не должен быть жестко связан порядком вопросов и ответов. Если свидетель абсолютно уверен, что опознал подозреваемого, его не собьешь. Он может с предельной искренностью утверждать под присягой, что подсудимый — именно тот человек, которого два года назад он видел убегающим с места преступления, но если адвокату удастся доказать свидетелю, что, скажем, помощник прокурора как две капли воды смахивает по приметам на подсудимого, поведение свидетеля будет говорить громче, чем его слова.

Конечно, суд отвергает попытки немедленно сбить с толку свидетеля, так что адвокат должен уверенно чувствовать себя, когда ему приходится доказывать, что свидетель ошибся при опознании: это может быть неодобрительно принято судом.

Тем не менее искусство без нарушений профессиональной этики или правил судопроизводства поставить свидетеля в такое положение, когда его действия опровергают его же слова, представляет собой достаточно сложную проблему.

Когдя я впервые стал практикующим юристом, этические правила еще не носили столь определенного характера и не столь жестко соблюдались, как сейчас, так что со свойственным молодости оптимизмом я был уверен в правильности собственной оценки событий.

Я говорю об этом потому, что ранний период моей карьеры юриста, когда я пытался обрести практику в городе, где у меня не было ни одного приятеля и дружеских контактов, сопровождался весьма любопытными историями, которые дали возможность моему биографу основательно расцветить материал обо мне. Как в то время я выразился в письме к своему отцу: «Я приобрел юридическую практику, в ходе которой мне встречаются клиенты из всех классов — за исключением высшего и среднего».

Со временем тактика, которой я пользовался в суде, привлекла внимание, в результате чего мою клиентуру стали составлять представители исключительно высших и средних классов, но Алва Джонстон считает, что первые главы моей юридической деятельности представляют гораздо более интереса в силу выразительности многих деталей.

Джонстон также отметил некоторое донкихотство, которое всегда было мне свойственно: я первым кидался защищать униженных и оскорбленных — особенно, если у них не было друзей, не было денег и дело их казалось совершенно безнадежным.

К тому времени, когда Джонстон закончил живописать выразительные эпизоды из моей практики, у аудитории создалось стойкое впечатление, что я защищаю только тех, у кого нет и гроша в кармане, кто находится в совершенно безнадежной ситуации, а я, искусно используя закон и ловкость рук, захлопываю двери тюрьмы, которые уже широко открылись, готовые принять их. Результатом явилось то, что на меня обрушилась гора посланий о самых безнадежных случаях в Соединенных Штатах, взывающая ко мне о помощи.

Среди них было и дело Вильяма Марвина Линдли. О нем сообщил мне Ал Мэттью-младший, адвокат из Лос-Анджелеса, который работал в то время в государственном учреждении а затем перешел на свободные хлеба. Сам он заинтересовался делом Линдли уже после того, как ему был оглашен приговор.

Линдли в то время уже сидел в камере смертников в тюрьме Сан-Квентин, ожидая приведения приговора в исполнение. Он был осужден к смертной казни за жестокое убийство на сексуальной почве. Свидетельства против него были столь убедительны, что до Ала Мэттью никто не выражал ему ни малейшего сочувствия и не утруждал себя более внимательным изучением дела.

Ал Мэттью написал мне, что он абсолютно убежден в невиновности Линдли, что тот стал жертвой ужасного стечения обстоятельств, и просил меня заняться этим делом.

В то время мне казалось, что каждая почта приносит не менее дюжины подобных просьб, но в письме Ала Мэттью была какая-то серьезность, которая привлекла мое внимание. Я внимательно изучил отчет о деле, присланный Мэттью.

Убийство произошло в то время, когда Великая Депрессия уже шла на спад, и действующие лица, которые имели отношение к этой истории, большей частью жили во времянках на берегу Джуба-ривер в Калифорнии. Чувствовалось, что это была публика с ограниченными средствами, ограниченным уровнем образования и, в определенной мере, с весьма ограниченным интеллектом.

Некая молодая девушка, почти достигшая совершеннолетия, пошла купаться в реке. Купальным костюмом ей служило простое сатиновое платье.

Рыжеволосый Вильям Марвин Линдли в то время работал на лодочной станции, располагавшейся на берегу реки.

Жертва искупалась, переоделась, зашла в дом, где жила ее семья, перекинулась несколькими словами со своим отцом и снова вышла.

Минут через двадцать или через полчаса ее уже нашли умирающей. На нее кто-то напал, и она отчаянно сопротивлялась. Она еще смогла выдавить своему отцу несколько слов, которые звучали примерно как «этот старый рыжий врун с лодочной станции, этот старый рыжий врун». И немного спустя, ничего не добавив к своим словам, она скончалась.

Пастушонок, мальчишка, чьи умственные способности не отличались, скажем так, высоким уровнем, пас овец на другом берегу Джубы, ярдах в двухстах от места происшествия. Пока девушки купались, пастушонок сидел под деревом, наблюдая за ними. Выйдя из воды, они направились на лодочную станцию. Позже он заметил, что одна из девушек направилась к дому, а другая спустилась к воде вымыть ноги.

Незадолго до этого какой-то человек, в котором пастушок опознал Линдли, стоял в зарослях ив на берегу. Он тоже смотрел на купающихся девушек. Когда жертва снова появилась на берегу, она, по заявлению пастушка, стала бороться с «Рыжим», то есть с тем человеком, который стоял, наблюдая за ней. Они «свалились в кусты».