Питер Мэй - Скала

Питер Мэй

Скала

Там я оставил все, чем был, —Уже ясна утрата:Пути, где счастлив, я бродил,Куда мне нет возврата.

Tri rudan a thig gun iarraidh: an t-eagal, an t-eudach ‘s an gaol.

(Три вещи приходят без спроса: страх, любовь и ревность)

Стивену, с которым я бродил по тем счастливым путям

Благодарности

Я хотел бы выразить сердечную благодарность тем, кто так великодушно предоставил в мое распоряжение свои время и знания, пока я работал над «Скалой». В особенности я хочу поблагодарить патологоанатома Стивена Чепмэна, доктора медицины, судебно-медицинского эксперта, Сан-Диего, Калифорния; Дерека (Плуто) Мюррея, гэльского актера и телеведущего; сержанта Джорджа Мюррея, Северное отделение полиции, Сторновэй, остров Льюис; Джона «Додса» Макфарлейна, Ангуса «Бобби» Моррисона и Ангуса «Энджи» Ганна, охотников на гугу, Несс, остров Льюис; Калума «Пагуоша» Мюррея и Мердо «Бега» Мюррея, капитана корабля «Вересковый остров» и его первого помощника, Сторновэй, остров Льюис; Дональда Макритчи, учителя математики и географии в школе «Лайонел», Несс, остров Льюис; Эвелин Кулл, гэльскую актрису и телеведущую; доктора Брайана Мичи, врача общей практики, судебно-медицинского эксперта и временно исполняющего обязанности патологоанатома, Сторновэй, остров Льюис; An Comunn Eachdraidh, Несское историческое общество, Несс, остров Льюис. Мне также хотелось бы поблагодарить Джона Битти за его книгу «Сула. Морские охотники Льюиса»: его описания и фотографии позволили мне многое узнать о ежегодном паломничестве мужчин Несса на остров Сула-Скерр для промысла двух тысяч гуг. Кроме того, я хотел бы выказать особую благодарность жителям острова Льюис за теплоту и щедрость, которые они проявляли по отношению ко мне в те пять лет, что я вел съемки на острове, и позже, когда я собирал материал для этой книги.

Пролог

Они еще дети. Им по шестнадцать лет. Осмелев от алкоголя, с воскресеньем, идущим по пятам, они уходят в темноту.

Ветер сегодня неожиданно легкий и в кои-то веки теплый — как дыхание на коже, нежный и волнующий. Легкая дымка в августовском небе скрывает звезды, но почти полная луна заливает бледным, бескровным светом плотный, мокрый после отлива песок. Море тихо дышит на берег, пена слегка светится — серебристые пузырьки на золоте. Влюбленные спешат вниз по бетонной дорожке от деревни, и кровь стучит у них в висках, как неумолчный шум волн.

Слева едва заметно волнуется вода крохотной гавани. Слышно, как скрипят канаты и привязанные к ним лодки. Лодки игриво толкаются боками, деревянные борта стучат друг о друга.

Уильям держит девушку за руку, чувствует ее возбуждение. Ее дыхание было сладким от алкоголя, а поцелуй — нетерпеливым. Уильям знает, что сегодня она наконец согласится. Но времени так мало! Воскресенье близко, слишком близко. Прежде чем фонари остались позади, он украдкой взглянул на часы: у них в запасе всего полчаса.

Дыхание Кейт стало частым. Она боится, но не секса, а отца, который сидит в этот миг у камина и смотрит, как дотлевает торф. Многолетний опыт позволил ему сложить брикеты так, чтобы к началу дня отдохновения огонь полностью догорел. Кейт чувствует, как нетерпение отца превращается в гнев: приближается полночь, а дочь до сих пор не пришла. Неужели на этом богобоязненном острове ничто не меняется?

Мысли толкутся у нее в голове, заглушают и желание, и действие алкоголя, из-за которого она стала более податливой. Всего каких-то несколько часов назад казалось, что субботний вечер в клубе будет длиться вечно. Но время идет так быстро, когда оно нужнее всего! И вот его почти не осталось.

Паника и страсть теснятся в груди Кейт, когда они с Уильямом проходят мимо старой рыбацкой лодки, косо стоящей на гальке выше воды. Сквозь открытую часть эллинга виден пляж, заключенный в рамы незастекленных окон. Море будто светится изнутри. Уильям отпускает руку Кейт, открывает деревянную дверь — совсем немного, только чтобы можно было протиснуться внутрь, — и вталкивает девушку в эллинг. Здесь темно, пахнет соляркой, водорослями и морской водой — таков на острове запах торопливого подросткового секса. Темный силуэт лодки на трейлере нависает над ними, два маленьких квадратных окна, словно два глаза, смотрят на берег.

Парень толкает девушку к стене и начинает целовать ее, пробиваясь языком между ее губ и сжимая мягкие груди. Кейт больно, она отталкивает Уильяма:

— Не так грубо!

Ее дыхание, словно гром, отзывается в темноте.

— У нас нет времени, — в его голосе напряжение, исполненное страсти и тревоги. Девушка начинает сомневаться. Разве ей хотелось, чтобы ее первый раз был таким — несколько жалких минут в темном, грязном эллинге?

— Нет, — Кейт толкает парня и делает шаг в сторону, к окну — вдохнуть ночного воздуха. Если они поспешат, можно вернуться домой до полуночи.

Темная фигура выплывает из тени — плавная, холодная, огромная. Девушка невольно вскрикивает.

— Бога ради, Кейт! — Уильям спешит к ней, к его страсти и тревоге добавилась досада. Внезапно он начинает скользить, как будто встал на лед. Юноша падает на локоть, руку пронзает острая боль.

— Черт!

На полу разлита солярка. Брюки сзади уже пропитались ею, и руки Уильяма тоже запачканы. Не думая, он достает из кармана зажигалку. Здесь просто слишком мало света! Только нажав на колесико, он понимает, что сейчас может превратиться в живой факел. Но уже слишком поздно. Свет в темноте кажется ярким, пугающим. Уильям сжимается, но пары солярки не воспламенились, и пламя не занялось. Юноша поднимает глаза и видит перед собой нечто настолько ужасное, что даже не сразу понимает, что это.

Со стропил на потертой оранжевой веревке из синтетического волокна свисает человек, его голова неестественно наклонена. Это крупный мужчина, совершенно голый, и синеватая плоть свисает с его груди и ягодиц, как слишком свободный костюм. Между ног его висят петли чего-то гладкого, блестящего, а живот разрезан и зияет, как чудовищная ухмылка. Огонек зажигалки отбрасывает тень убитого на поцарапанные и покрытые граффити стены, и она пляшет, как будто призраки приветствуют вновь прибывшего. За висящим трупом Уильям видит лицо Кейт — бледное, застывшее от ужаса, с широко раскрытыми глазами. Ему приходит в голову дурацкая мысль: разлитая солярка предназначена для сельского хозяйства, и Акцизное управление добавило к ней красный краситель в знак того, что она не облагается налогом. Но тут он понимает: это кровь. Густая, липкая, засыхающая у него на руках коричневой пленкой.

Глава первая

Ночь. Тепло и душно, как бывает только в конце лета. Фину трудно сосредоточиться. Темнота маленького кабинета — словно большие мягкие черные руки, вжимающие его в кресло. Круг света от настольной лампы режет глаза, притягивая и одновременно ослепляя, так что трудно сосредоточиться на записях. Компьютер еле слышно гудит в тишине, его экран мерцает на самой границе поля зрения. Фин давно должен был лечь спать, но ему нужно закончить сочинение. Открытый университет — его единственная отдушина, а он все тянул со сдачей. Как глупо с его стороны.

Фин слышит какое-то движение у двери, за спиной, и сердито оборачивается. Он думает, что это Мона, но ругать оказывается некого. Фин в удивлении смотрит на мужчину — такого высокого, что стоять прямо у него не получается, и он вынужден склонять голову набок, чтобы не задевать ею потолок. Потолки в квартире невысокие, но все равно рост у мужчины два сорок, не меньше. У него очень длинные ноги, темные брюки собираются в складки в самом низу, у черных ботинок. Клетчатая хлопчатобумажная рубашка заправлена в брюки, на поясе — ремень, а поверх всего — куртка-анорак. Она расстегнута, воротник поднят, но капюшон опущен. Руки мужчины висят как плети, видны запястья — рукава слишком короткие. На вид ему лет шестьдесят: печальное морщинистое лицо, темные невыразительные глаза. Грязные седые волосы свисают за ушами. Мужчина молчит. Просто стоит и смотрит на Фина, в морщинах на лице лежат глубокие тени от света настольной лампы. Господи, что он здесь делает?! Волоски на шее и руках Фина встали дыбом, страх обволок его, словно густой туман.

И тут словно издалека он услышал собственный голос, хнычущий в темноте: «Стра-анный челове-ек…» А человек все стоял и смотрел. «Там стра-анный челове-ек…»