Прогулки по тонкому льду (СИ) - Калина Анна
Резвились воробьи, ныряя в высокие горы из листьев, которые наш вездесущий привратник Пелпроп, бережно нагреб по парку. Шуршание метлы, все еще слышалось с заднего двора школы, значит сооружение лиственных «курганов» еще не завершено. Бедняга, хорошо хоть в стену не врос при Легране. Пелпроп бодро вырулил из-за поворота, и забросив мешок на плечо, цокая подковами на сапогах, направился к очередной куче листьев. Проказник-ветер всячески пытался в этом ему помешать, подхватывая листья, расшвыривал их по лужайке, порывами заставлял слетать их с деревьев. Процесс был с родни чистки снега в снегопад, столь же изматывающий и бессмысленный.
Звонкий лай разогнал сонную атмосферу, заблудился в древесных стволах и потонул в скрежете граблей по траве. Бублик, захлебываясь слюнями и лаем, мчался в мою сторону по лужайке, вздымая клубы листьев на своем пути, словно ледокол, вспарывающий арктические льды. Песик заложил сложный вираж, и на всех порах протаранил лиственный сугроб, бережно сооруженный Пелпропом. Напакостил, и все так же с жутким топотом помчался ко мне, а в след негоднику несся полный негодования вопль рабочего. Стремительный побег маленького мерзавца, завершился в моих распахнутых объятиях, которые я радушно раскрыла, присев для удобства пса. Мой маленький обожатель, мой галантный кавалер.
Бублик ткнулся мне в щеку влажным носом и повизгивая, принялся вертеться в руках, желая лизнуть меня. Я была против, от того пса развернула спиной к себе, и удерживая под гладкий животик, принялась чесать за ухом. Бублик млел, дергал лапками и всячески старался показать свое удовольствие от процесса. На удивление миролюбивый бульдог сторожил просторы Эргейл. Телосложением Бублик напоминает скорее пуфик на гнутых ножках, но имя свое получил благодаря туго скрученному на попке хвостику.
За то недолгое время, что я успела проработать в Эргейл, Бублик проникся ко мне такой нежностью и любовью, что бросался в объятия при первой же возможности, и по любому поводу. Далее к «работе над рвом» мы вернулись уже с Бубликом. Я пообещала себе еще один кружок для закрепления эффекта, бульдог просто был счастлив, что его взяли с собой.
Так мы с Бубликом и кружили по парку, пока я не глянула на окна школьной лаборатории. Или мне показалось, или там мелькнула вспышка? И дымок какой-то странный сочиться через раму……..Пришлось оставить Бублика в компании блох, которых он нещадно преследовал, и отправиться проверить что твориться в подсобке химкабинета. Спустя четверть часа и два поворота коридоров, я уже стояла перед двустворчатой дверью и тревожно принюхивалась. Пахло странно.
Я осторожно просунула голову в задымленный кабинет, огляделась по сторонам, силясь различить хоть что-то в белесом мареве.
- Мэтр Закери? - осторожно позвала я. - У вас все нормально?
В тишине мне послышался слабый стон. Или не послышался? Нет, опять кто-то стонет. Я проскользнула в кабинет, и спотыкаясь, двинулась на ощупь в подсобку. Закери нашелся, лежащим на полу без сознания. Рядом валялась разбитая мензурка в липкой луже, вылившегося из нее вещества. Я потеребила учителя за плечо, перевернула на спину, пытаясь определить чем я могу помочь пострадавшему. Лицо Закери являло собой кровавое месиво, с облезшей кожей и вздувшимися пузырями. Несложные логические заключения привели меня к выводу, что мэтр проводил какой-то опыт. Ненормальный, лучше бы сразу выпил кислоты и не мучился. Честно, лучше смерть, чем на ковер к Леграну, и мучений будет меньше и позора.
Итак, призываем на помощь спокойствие и житейский опыт. И что он нам говорит? То, что оставлять мэтра в задымленной кладовке нельзя, я поняла сразу. Потому принялась буксировать бесчувственное тело к выходу. Голова кружилась то ли от вдыхаемого газа, то ли от натуги, с этим я еще не разобралась. Кряхтя и сопя, как старый бобер с бревном я упорно пятилась к двери.
- Помогите! - в перерывах выкрикивала я, и снова бралась за дело.
На столе что-то треснуло. Я недоверчиво глянула туда. Ничего? Ничего. Не останавливаемся и продолжаем эвакуацию. Закери застонал, я кряхтела, на столе со звоном лопнула пробирка. И вот тут я поняла, что пришел нам с мэтром неожиданный и очень зажигательный конец. Стол вспыхнул. С хрустом начали лопаться мензурки и колбы, брызгая осколками во все стороны. Пламя шипело и стремительно меняло цвет с оранжевого на алое. Прежде чем я успела выбежать прочь, прогрохотал первый взрыв.
Меня впечатало в стену с такой силой, что я искренне удивилась, как не выскочила с другой стороны в коридор. Опрокинулся шкаф с книгами, отрезая подступы к двери. Рухнула сорванная с петель дверь, обвалились полки, со звоном вылетели стекла. А я забившись в угол коморки, молила небо о быстрой и не мучительной смерти, потому как на моих глазах воспламенялся и гудел тот самый газ, которым заполнилась комната.
Воздух стал зловонным, и каждый вдох давался с трудом. Я зажимала нос и рот ладонью, задыхаясь в этом смраде, горло сжимало, голова кружилась. Несчастный Закери был объят пламенем, но попытавшись доползти до него, я поняла что ноги зажаты разрушенной мебелью. Оставалось просто ждать, когда все закончиться.
Едкий дым просачивался в легкие с каждым вздохом, сжимал горло, воруя крупицы сознания, с которыми я упрямо отказывалась расставаться. Тело слабело, из горла вырывались уже не стоны, а всхлипы, жизнь струйкой вытекала из меня, капля за каплей, как вода из треснувшего сосуда. А стена огня все росла и росла, заслоняя от меня несчастного мэтра Закери, комнату, белый свет. А потом я провалилась во тьму, где не осталось места ни страху, ни боли. Только легкость и пустота.
Я кружилась по спирали, проваливаясь в этот мрак, словно в бесконечные темные воды океана. А там, в недрах этого мрака, разгоралась едва заметная искорка. Она ширилась, и увеличивалась, словно притягивая к себе мою висящую в пустоте фигуру. Свет тянул ко мне теплые лучи, просачивался в душу, рождая покой и радость, напрочь выветривая все плохое, что я успела накопить за прожитые годы.
А потом этот же свет стал литься из меня, прорываясь протуберанцами из пальцев рук, из солнечного сплетения, из глаз, а после волной хлынул наружу, заставляя тело выгибаться дугой. И я парила в ослепительном свете, сама становясь его источником, впитывая радость и счастье и не задумываясь даря их вокруг. А в душе росло чувство полета, счастья, словно спустя долгие годы я нашла то, что так давно искала. Но этот светящийся мир стал угасать, сжиматься, отдаляясь от меня все дальше и дальше. А я понеслась вверх по спирали с чувством непереносимой тоски и разочарования.