Вальсирующие со смертью. Оставь ее небу - Михаил Март
Добрушин взглянул на жену.
— Надюша, скажи, что это все неправда. Это сон. Так не бывает. Я всю жизнь в тебя вложил. Мне ничего не надо. Все только для тебя и для Дашки,
На его глазах появились слезы.
— Правда только одна. Честный человек, которого я люблю и любила всю жизнь, сидел пять лет в тюрьме. Гнусный убийца, который его посадил, разгуливает на свободе и продолжает калечить жизни людям либо просто, по собственной прихоти, отнимает у них жизнь за кучку зеленых бумажек, которые тут же вылетают в трубу. Это и есть правда. Ты нелюдь, Добрушин, ты монстр. И если Борис в тебя выстрелит, я его осуждать не стану.
Мокрые глаза майора налились кровью. В голове вновь послышались чьи–то голоса, настойчивые, твердые и безжалостные.
Все произошло в долю секунды. Он резким движением опрокинул стол, бросился на пол, перевернулся и, вскочив на ноги, схватил в руки стоявший на полу чемодан. Первый выстрел пробил дыру в крышке стола, вторая пуля врезалась в паркет. Третьего выстрела не последовало. Чемодан пролетел в воздухе и сбил с ног стрелявшего. Пистолет вылетел и упал на ковер у окна.
Добрушин, как разъяренный зверь, бросился в атаку. Сильным ударом в лицо он сразил наповал жену и, подскочив к противнику, врезал ему ногой в челюсть. Попытка подняться с пола не увенчалась успехом. Изо рта Бориса потекла кровь. Добрушин бил его ногами что было сил, пока тот не потерял сознание. Четырехлетняя девочка, сидевшая в спальне на кровати, заплакала. Семен уже ничего не понимал, он бросился на кухню, схватил со стола огромный нож и начал бить им бессознательные тела. Сначала жену, потом ее любовника. Сейчас он уже не обращал внимания на кровь, она его не пугала.
На секунду в ушах послышался детский плач. Добрушин вскочил и бросился в спальню. Девочка успела отскочить в сторону, споткнулась о ковер, упала и тут же проползла под низкую кровать. Прижавшись к стене, она затаилась и испуганными глазенками смотрела в узкий просвет. По квартире разносился страшный нечеловеческий рев. Обезумевший майор лег на пол и пытался достать ребенка, размахивая окровавленным лезвием ножа.
— Исчадие ада! Тюремное отродье! — орал он, брызгая пеной изо рта. — Дочь сатаны!
Когда в дом ворвались омоновцы, они застали следующую картину: убийца сидел на полу в гостиной, прислонившись к стене. У него на коленях лежала голова исколотой ножом окровавленной женщины. Левой рукой он гладил ее шелковистые длинные волосы. В его ногах горел костер. В пламени корежился паркет. Подле правой руки лежали деньги. Он брал с пола по одной пачке и кидал в огонь, приговаривая:
— Это за Раечку, это за Людочку… Это за Леночку… Это за Катюшу… Это за Надюшу, это…
Вооруженные до зубов спецназовцы окаменели на пороге. Человек с безумными глазами и с искривленным в страшной ухмылке лицом никого не видел и вряд ли понимал, что происходит. Он только гладил по голове мертвую женщину, свою последнюю жертву, и бросал в огонь деньги.
11
Кошмарное зрелище было недоступно тем, кто находился во дворе. Они могли судить о случившемся по суете зевак, собравшихся возле подъезда.
Катя и Ник–ник сидели на лавочке у детской площадки. Рядом сидела девочка лет восьми. Ее звали Настей. Лето кончилось, и Ник–Ник забрал дочку из деревни в Москву. Настя не интересовалась толпой зевак, она наблюдала, как играют собаки на газоне и ела мороженое.
Сначала приехала милиция, потом «скорая помощь», затем трупоперевозка. Вынесли носилки с покойниками, упакованными в черные чехлы, и увезли. Любопытные гадали, кто из соседей испустил последний дух. И наконец приехала машина с решетками на окнах и красным крестом на задней дверце. На конвоирах поверх военной формы были надеты белые халаты.
Все ждали.
Добрушина вывели из дома под особой охраной. Вместо наручников на него надели смирительную рубашку. Обезумевшие глаза майора вылезли из орбит. Пересохшие губы что–то шептали, едва шевелясь. Люди рассыпались по сторонам. Его никто не узнавал. Он уже не был похож на милого, обаятельного мужчину с широкой, открытой улыбкой. И вряд ли из присутствующих нашелся бы смельчак, назвавший это существо просто человеком.
— Куда его повезут? — тихо спросила Катя.
— В Институт судебно–психиатрической экспертизы имени Сербского. А потом на пожизненное поселение в специальное отделение Бутырки для особоопасных психов. Бал окончен. Наш следующий прикол остался невостребованным. Жизнь оказалась пострашнее наших с тобой привидений. Мы свою миссию выполнили.
— Неудачно, — с грустью заметила Катя. — Мы не сумели его остановить.
— К сожалению, мы не охотники. Разъяренного зверя можно остановить только выстрелом.
Конвоиры впихнули арестованного в машину, и она тут же тронулась с места.
— Какая трагическая и страшная картина прошла перед нашими глазами за последнее время.
— Поучительная и убедительная. Картина всегда убедительна, если она отражает ужас того, что должна отражать.
Они встали со скамейки. Настя тут же втиснулась между ними и взяла взрослых за руки.
— Ну вот, Николай Николаевич, — приподнятым тоном заговорила Катя, — учитывая вашу скромность и застенчивость, я со своей прямолинейной грубостью попытаюсь сделать вам предложение. Если мне не изменяет память, квартира вашей покойной жены продана банком с молотка. И вы превратились в бомжа вместе со своим маленьким бомженком. Ну а я жирую в отремонтированной обставленной двухкомнатной квартире. Настя может, спать в маленькой комнате на моей кровати. А нам с тобой достанутся хоромы.
— Я не возражаю. Иногда в твоей очаровательной головке рождаются мудрые мысли.
— Уговорила, значит?!
— Конечно. Кому еще нужен мужик с ребенком на руках? Только таким отчаянным женщинам, как ты.
— Еще смелым, решительным и надежным… Тоже как я.
Из подъезда дома вышел лейтенант с девочкой, которую держал на руках, как хрустальную куклу. Ее огромные голубые глаза уже просохли от слез, белые кудряшки торчали в разные стороны. Она озиралась по сторонам, разглядывая незнакомых людей, и старалась прижаться ближе к офицеру. А тот не знал, что ему с ней делать.
— Эх, Горелов, Горелов! Он боится ее больше, чем она толпы. Куда тебе справиться с такой ношей. Это тебе не маньяков ловить.
Ник–Ник покачал головой.
Катя взяла его за руку.
— А в маленькой комнате можно поставить две кровати. Вместо спальни будет детская. Двум девочкам всегда веселее, чем одной. Я всегда мечтала о старшей сестре.
Ник–Ник улыбнулся.
— Да ты еще и
