Кома - Сергей Владимирович Анисимов
Корней снова помолчал, подбирая формулировки.
– Дальнейшее было узнать тяжелее всего, но нас именно эта часть истории и интересовала в первую очередь. В общем, парень мнётся и изображает лицом испытываемую неловкость. В руках бутылка шампанского, на спине рюкзачок с книгами – домой к папе отправились, погуляв по Москве часа четыре после занятий. Квартира в хорошем высотном комплексе, помимо штатной охраны, ещё собственный охранник того бизнесмена внизу, плюс один в квартире, – вполне серьёзно подготовленные ребята из московского «Терьера». Дверь закрывается, и потом часов в одиннадцать парень спускается вниз и вежливо говорит «всего хорошего». На записях камер наблюдения этого эпизода почему-то не остаётся, как и его прихода. Утром звонка шофёру из квартиры нет, и к телефону никто не подходит. Через четверть часа штатная охрана открывает дверь своими ключами. Телохранитель лежит прямо в прихожей; первое впечатление, что сломана шея, но на самом деле просто разбиты хрящи гортани, он с минуту катался по полу, пытаясь дышать. Девочка лежит в кухне, сломаны обе ключицы: по одному, судя по всему, удару на каждый. Болевой шок, но явно тоже не сразу, были там всякие детали…
Гайдук слушал не шевелясь, оцепенев. Вставшая перед глазами картина с лежавшей среди раскиданной посуды закатившей глаза Соней была чудовищной до крика.
– С бизнесменом те четыре часа явно беседовали вдумчиво и не торопясь. Вместе смотрели какие-то бумаги. Причина смерти – одно из самого странного во всей этой истории. Он был крепкий спортивный мужик сорока пяти лет, но не сумел оказать ни серьёзного сопротивления, ни просто добраться до тревожной кнопки или газового ствола на книжной полке. Две сломанные малоберцовые кости, – видимо в самом начале, гематомы были вполне сформировавшиеся, – и это всё. Умер он прямо сидя за столом, следов других ударов найти не удалось. Желудок тоже был чистый, еда на кухне нетронутая, бутылку так и не открыли. Да и били тоже не ей. Всё.
– В лицо прыснули?
– Об этом думали, но кровь ничего не дала. Да и пользоваться фосфорорганикой в закрытом помещении…
– Где-нибудь ещё такое происходило?
За минуту Гайдук справился с собой и говорил теперь вполне ровным и спокойным голосом. Ничего пока не случилось.
– В том-то и самое ненормальное, Анатолий Аркадьевич. Ни до, ни после – ничего похожего. Юного умельца искали долго и тщательно, включая провинцию и ближнее зарубежье, но… Не сумели склеить даже пристойного фоторобота, хотя парочку видело три десятка одногруппниц и однокурсников, плюс человек пять в подъезде дома. Единственное, на чём помимо роста, телосложения и цвета волос все сошлись с уверенностью – возраст. Года 22 или 23, это абсолютно достоверно. Ни на год больше.
– Мрак.
– Да уж.
На этот раз помолчали оба.
– Иррациональная история.
– Про этого, Сониного парня уже известно немало, – осторожно сказал Корней после паузы. – Мне только что дали первичную выжимку по телефону. Родился, учился, работал. В армии не служил. Семья простая. Но…
– Вот именно, но…
– Что-то в нём такое есть, – теперь голос начальника службы безопасности «Феникса» был неуверенным, но он мог себе позволить и это, – без игр в видящего всех насквозь сурового киллера. Вместе с самим Гайдуком он протащил на себе «Феникс» через самые беспощадные годы, и ни разу не дал повода усомниться ни в верности своих суждений, ни в профессионализме действий и точности своей интуиции. Если он колеблется, – значит на то имеются причины.
– Что-то странное, цепляющее. Мне кажется, Анатолий Аркадьевич, что и Соня это почувствовала, – а она уже не та наивная девочка, которой Вы её знаете. Она поменялась. И это не то, что Вы можете подумать, – до этого скорее всего не дошло… У парня что-то сидит в душе, какой-то чёрный железный гвоздь, который не даёт ему согнуться и гонит вперёд. У меня такое ощущение, что он знает, что делает.
Гайдук открыл рот, но не сказал ничего, чтобы не спугнуть тот «прокол», который сейчас гнал Корнею слова и картинки из пустоты. Сам он мог подобное в бизнесе, вырывая предикторскую информацию из окружающего острыми клыками профессионала. Но только из таблиц и многомегабайтных баз данных, прогоняя маркетинговые «простыни» и сотни страниц бюрократически-сухих научных, финансовых и производственных отчётов филиалов, отделов и фирмочек через свои слезящихся от монитора глаза. Он всегда поражался тому, что Корней может такое в работе с людьми.
– Я никогда не повернусь к нему спиной, – сказал начальник СБ, подняв взгляд на своего собственного начальника, напряженно его слушающего. – Но я не буду становиться у него на пути. Сидящий сейчас в 20 метрах за стенками Аскольд Ляхин – мертвец. Он уже покончил с собой, у него осталось только то, что ему нужно сделать. Задача. Что-то выше нашего понимания. Это тот этап, когда даже настоящий, оттренированный до бритвенной остроты солдат или ломается, или становится бойцом, – я много раз видал такое ещё там. Если мы его оттолкнём – он уйдёт и сдохнет так, как ему положит судьба. Скорее всего, – с пулей в спине, потому что стрелять ему в лицо, мне кажется, сейчас рискнёт не каждый. И мы никогда не узнаем, что он хотел рассказать. Или узнаем из газет, когда, возможно, будет поздно. Про диабет и деньги, – это, может быть, просто слова. Почему он пришёл именно к нам, – я не представляю. Совсем. Но узнавать сейчас про это, или нет, – это будет Ваше, Анатолий Аркадьевич, решение. Я это решать не буду. У меня мороз по коже.
Он замолчал. Молчал и Гайдук, протискивая слова Корнея сквозь себя ещё и ещё раз. Слово «мертвец» его поразило, только сейчас он понял, что оно было безошибочно точным. Такие глаза, смотрящие одновременно и вперёд, и внутрь, он помнил у своего деда, пережившего две войны где-то там, где в
